Моника (ЛП)

- Моника понимает, что долг превыше всего, и считает, что ее долг быть на стороне Хуана, поскольку замужем за ним.

- Так ты понимаешь? Слава Богу. Я боялась, что ты огорчишься, рассердишься на нее. Но вижу, что нет причин. К счастью, открытые враги все еще дружат, как и полагается хорошим родственникам.

- Что ты хочешь сказать, Айме? – спросил удивленный Ренато.

- Не знаю, не так важно. Я так волнуюсь, что не знаю, что и говорю.

Резкий звон колокольчика призвал к тишине шептавшихся. Со странным волнением Ренато направился к окну зала суда. Этим воспользовалась Айме. Она подошла к сестре, схватила за руку, и сказала ей на ухо с отчаянной злобой, которой была полна ее лукавая душа:

- Хуан выйдет на свободу. Все присяжные, с кем мне удалось поговорить, будут на его стороне, и эта бумажка, которая так тебе мешает, была для того, чтобы поднять его дух, ответом на другую, которую он послал мне, когда попросил помощи и поддержки во имя нашей любви, которую не может забыть. Я не виновата, что Хуан не может забыть меня, считает своей единственной настоящей любовью. Я должна была написать, что все еще люблю его, потому что без его любви меня не интересует ни любовь, ни свобода. Это правда. Теперь ты знаешь. А теперь, если хочешь, скажи Ренато!

Излив яд в измученное сердце сестры, не дав времени Монике ответить, Айме побежала к Ренато. Все в ней переменилось: наивное выражение, нежные и ласковые слова, мягкое и влюбленное поведение, с каким она схватила руку Ренато, спрашивая:

- Ренато, дорогой, что там происходит?

- Это уже слишком, слишком! Педро Ноэль среди свидетелей защиты.

- Нотариус Ноэль, у вас есть что заявить?

Голос председателя заставил умолкнуть шум зала, яростные разговоры, столкновение мыслей и желаний, захваченных интересом судебного разбирательства двух братьев. Негодующее возмущение заставляло смотреть друг на друга важных влиятельных лиц трибуны. Жажда мести, бешеное любопытство, и что-то нездоровое сотрясало сжатую вереницу скамеек, где скопилась общественная публика. Педро Ноэль, прежде чем выступить, повертел в руках цилиндр, извечный спутник его поношенного сюртука, и совершенно спокойно, словно впервые в жизни решил поставить на карту все:

- Едва ли, сеньор председатель, мое заявление лишнее…

- В таком случае, почему вы вызвались свидетелем?

- В какую-то минуту я подумал, что я нужен, но красноречивые доводы сеньоры Мольнар были в конечном счете бесполезны. Она права – слова лишние. Нам были предоставлены доказательства в их суровой действительности. Страдания Колибри видны на теле мальчика, и к вашему благоразумию, сеньоры присяжные, я взываю посмотреть на этот случай с чувством справедливости, думаю, этого достаточно, чтобы достичь оправдательного решения, которого с нетерпением ждет большинство, не так ли?

- Сеньор Ноэль, свидетель не может выступать в защиту, – напомнил председатель. – Если обвиняемый добровольно отказался от защиты…

- Потому, что у него есть совесть, которая не является злом, – прервал Ноэль, словно продолжая линию председателя. – Потому что думает, что его намерения достаточно ясные, это всем видно, и к тому же, сеньор председатель, сеньоры судья, присяжные, из-за особого склада характера обвиняемого. Это нужно сказать перед судом. Как существуют злобные лицемеры, так существуют и лицемеры добра, и перед вами как раз характерный случай на скамье подсудимых. Вот человек благородный, щедрый и человечный, в сердце которого есть милосердие и любовь к ближнему, но он слишком ранен, унижен, чтобы показать это. Мы причинили ему много зла, чтобы он мог сказать без стыда, что он все еще хороший, щедрый и продолжает любить человечество.

Сеньор председатель разговаривал со свидетелем, Сегундо Дуэлос, который сказал, что сколько бы знал Хуана Дьявола, столько бы и помогал ему оправдаться, либо не признать, либо смягчить обвинения. Так вот, понимание страданий его детства умаляет его грехи. Сегундо Дуэлос этого не знает. Не верю также, что глубоко его смогла узнать сеньора Мольнар, хотя о ее замечательной женской чуткости вы уже догадались. Я знал его с детства, и могу сказать, что он хороший, действительно хороший, сеньоры присяжные, несмотря на его глупости, несмотря на то, что первым порицал его.

- Могу ли я задать вопрос свидетелю, сеньор председатель?

Все повернулись к Ренато, которого сотрясала злоба, сдерживали только прекрасное образование и воля. Он прошел вперед, свирепо вглядываясь в рассеченное морщинами лицо старого нотариуса.

- Вопросы, какие хотите, сеньор Д`Отремон, – разрешил председатель.

- Доктор Ноэль не просто свидетель, а восхвалитель Хуана, – едко высказался Ренато. – Нет или есть у Хуана законы или правила?

- Естественно нет, но…

- Является или нет правонарушением то, что человек создает законы и следует прихотям, вопреки всему и всем, своевольно и несправедливо, раздавая премии и наказания, словно у него в руках сила Бога? Это правонарушение или нет, сеньор нотариус Ноэль?

- Ну, конечно. Это далеко неправильно так себя вести, но…

- Есть это или нет в случае с обвиняемым Хуаном Дьяволом?

- Я не могу отрицать, что это есть в этом случае…

- Тогда сеньоры присяжные могут вынести разумный и справедливый вердикт: Да, обвиняемый виновен!

- Но обвиняемый не зверь, это человек из плоти и крови, – гневно взбунтовался Ноэль. – Сеньоры присяжные тоже люди, как нотариусы, судьи и жандармы. Об одном следует упомянуть, и я задаю вопрос на этом суде: чего добьется общество, наказав чересчур Хуана Дьявола, если будет следовать мертвым буквам закона?

- Общество избавится от него и даст здоровый пример тем, кто хочет подражать ему, – подчеркнул Ренато высокомерно. – К тому же, это будет настоящей справедливостью, лишенной чувствительности.

- Я скажу одно. Хуан как слепая сила. Отталкивая и раня его, общество делает его врагом, превращает его силу во зло. Поймите же сейчас, признайте его невиновным, дайте ему возможность исправить ошибки и возместить убытки, общество лишь приобретет великодушную и полезную силу.

- Возможно. Но не законными средствами. Вы человек закона, нотариус Ноэль. Поэтому еще более нелепыми и несуразными кажутся ваши слова, вы неприятно меня удивили. Но не важно. Представьте точные весы: с одной стороны, общество и закон; с другой – Хуан Дьявол. Кого вы выберете, доктор Ноэль?

- Я… я… – бормотал старый нотариус. – Я встану на сторону Хуана.

- Тишина! Тишина! – взывал председатель, бешено звоня в колокольчик, пытаясь утихомирить усиливающийся шум. – Время для обсуждения вышло, выслушаны все свидетели. Суд закрывается. Сеньоры присяжные, можете удалиться на обсуждение. Всем покинуть зал!

Публика вломилась в зал, ожидая вердикта присяжных, которые медленно возвращались, занимая места. Судьи тоже заняли места, председатель поднял руку, призывая к тишине, и приказал:

- Секретарь, заберите вердикт присяжных, прочтите громко. А вы, обвиняемый, встаньте.

- Вот вердикт, сеньор председатель, – пробормотал секретарь. – Суд присяжных сообщает: «Перед честью и совестью, перед Богом и людьми, нет, обвиняемый не виновен!»

Волна бешеной радости охватила загроможденные публикой скамьи. Странный гомон, одобрения одних, возражения других сотрясали широкую трибуну с важными персонами, почетными гостями. Буря различных эмоций пробегала с одного конца до другого, весь зал стоял на ногах, Хуан искал глазами Монику. Он видел, как она подняла дрожащие руки, словно благодарила Бога, отступая с волнением, пока не оперлась о спинку стула, замерла рядом с Ренато, пока с другой стороны его брата, превратившегося теперь в злейшего врага, не появилась другая женщина, которая однажды зажгла его сердце и плоть, которая с ложной заботливостью повернулась к Ренато, с еще большим притворством играя спектакль:

- Дорогой Ренато, не надо так беспокоиться. Такое случается, и никому до этого нет дела…