Иметь и хранить

— Я любил вас! — воскликнул Карнэл, простирая к ней руку. Он видел только ее, обращался только к ней. И столько жгучей тоски, столько безнадежности было в его голосе, в поникшей голове, в протянутой руке, что на миг это бросило отблеск трагического величия на всю его пустую жизнь, великолепную и порочную.

— Вы любили меня, — промолвила она. — Право, милорд, лучше б вы меня ненавидели! Итак, ваша честь, я приехала в Виргинию, и мужчины посчитали меня тем, за что я себя выдавала. На лугу, что за городской церковью, они принялись увиваться подле меня, пытаясь посвататься. Ко мне подходил то один, то другой, и в конце концов какой-то искатель, которого я отвергла и попросила удалиться, осмелился схватить меня за руки и поцеловать в губы. Пока я вырывалась, подошел еще один джентльмен, отшвырнул негодяя прочь, а потом без дальних разговоров предложил мне стать его женой, и в его голосе не было ни глумления, ни насмешки... Так я встретилась со своим мужем, так я вышла за него. В тот же день я открыла ему часть моей тайны, а когда появился милорд Карнэл, рассказала все... В своей жизни я видела мало подлинной любви, учтивости или сострадания. Когда я поняла, какая опасность угрожает моему мужу из-за меня, я сказала ему, что он вправе освободиться от этой петли, дать любую клятву, которую от него потребуют, избавиться от меня и тем самым спастись — и я не осужу его ни единым словом. На столе стояло вино, и он наполнил кубок, протянул его мне, и мы выпили из него вместе. Мы пили из одного кубка тогда, ваша честь, и мы пьем из него сегодня. Мы, он и я, обвенчались, а люди попытались нас разлучить. Кто из вас, оказавшись в подобной крайности, не восстал бы против целого света? Леди Уайетт, разве ваш муж, пока он жив, отказался бы от вас, даже если бы на него ополчился целый свет? Так замолвите слово за моего!

— Фрэнк, Фрэнк! — вскричала леди Уайетт. — Они же любят друг друга!

— Если мой муж воспротивился воле короля, — продолжала королевская воспитанница, — то он поступил так, чтобы защитить свою и мою честь. Если он тайно бежал из Виргинии, то лишь потому, что этого захотела я. Милорд Карнэл, если б он тогда остался, а вы опять возымели бы охоту преследовать меня, вам пришлось бы совершить еще более дальнее путешествие в тот край, откуда нет возврата. В ту штормовую ночь, когда мы с ним решили скрыться, зачем вы пошли за нами, милорд? Луна вдруг прорвалась сквозь тучи, и мы увидали вас — вы стояли над нами на краю причала и громко торопили стражников, которые, топоча по доскам, бежали за вами вслед. Мы бы с радостью оставили вас там, на мирном и безопасном берегу, и уплыли одни, вверившись бурлящему потоку, черному и грозному, как сама смерть. Зачем вы сбежали по лесенке и накинулись на пастора? А он, хотя и мог бросить вас в воду и без труда утопить, всего лишь швырнул вас на дно лодки! Мы вовсе не желали вашего общества, милорд Карнэл, напротив, мы охотно пустились бы в путь без вас. Полагаю, что вы, милорд, откровенно рассказали здесь, как обстояло дело, а также сообщили этим джентльменам, что мой муж, поневоле взяв вас в плен, обращался с вами уважительно и справедливо. Право, милорд, я готова поклясться, что вы сделали это...

Она вдруг замолчала и пристально поглядела на него. Мужчины вокруг стола зашевелились, переглянулись, и в их глазах словно блеснула обнаженная сталь.

— Милорд, милорд! — воскликнула воспитанница короля. — Ненависть мою вы снискали уже давно; если вы не хотите, чтоб к ней добавилось еще и презрение, скажите этим господам правду!

В ее взоре был горделивый вызов, и в ответ в глазах фаворита, ни на мгновение не отрывавшихся от ее лица, зажегся странный огонь. О том, что он любил ее со страстью великой и порочной, я знал давно, ибо волей-неволей принужден был наблюдать за ним с неослабным вниманием. Внезапно он разразился резким смехом:

— Что верно, то верно, обращался он со мною недурно, чтоб ему вечно гореть в аду! Но он пират, моя драгоценная леди, он пират, и будет за это повешен!

— Он пират?! — вскричала она. — Но ведь это неправда! Милорд, вы же знаете, что он никогда не был пиратом! Ваша честь...

Губернатор перебил ее:

— Он стал капитаном пиратского судна, леди. Он захватывал и топил испанские корабли.

— Вы хотите знать, как он стал их капитаном? — воскликнула она. — Каким образом? А таким, господа, что в тех гибельных обстоятельствах самые храбрые из вас были бы счастливы занять это место, да только не у всякого хватило бы на это ума и отваги! Ваша честь, ветер, гнавший нашу лодку, словно ничтожный сухой листок, и волны, чуть было нас не поглотившие, выбросили нас на крохотный необитаемый островок. Лодка разбилась, у нас не было ни пищи, ни воды, ни пристанища. Ночью, когда мы спали, у острова бросил якорь пиратский корабль, а поутру пираты сошли на берег, чтобы предать земле тело своего умершего капитана. Мой муж в одиночку вышел им навстречу, сразил одного за другим всех их вожаков, из которых они намеревались выбрать себе капитана, и сделал так, что выбрали его самого. Он знал, что если не станет их главарем, то станет их пленником... и не он один! Помилуй Бог, джентльмены, что еще ему оставалось делать? Поэтому я прошу вас снять с него обвинение в том, что он пустился в это по своей доброй воле. Вы говорите, он топил испанские корабли — ну и что с того? Много ли лет миновало с тех пор, как другие английские джентльмены топили другие испанские корабли? Видно, мир и впрямь сильно переменился, если стычки с испанцами в водах Вест-Индии, пусть даже в Европе мы с ними и не воюем, вдруг стали почитаться таким уж тяжким преступлением! Мой муж побеждал их галеоны в честном бою, бесстрашно рискуя жизнью. Он был милосерден к побежденным: пока эти разбойники именовали его своим капитаном, они не замучили ни одного пленника, не нанесли оскорбления ни одной женщине. Что было бы, если б его там не было? Разве без него эта шайка не захватывала бы испанские суда? Видит Бог, если бы не он, они сжигали бы не только корабли, но и спасательные шлюпки, тогда испанцы и их женщины не уплывали бы восвояси, целые и невредимые, благословляя своего великодушного противника. Это он-то пират?! Да он был таким же пленником этих бандитов, как я, пастор или милорд Карнэл, однако смертельную опасность сумел обратить в безопасность для нас всех! Кто же оклеветал благородного джентльмена, кто назвал его пиратом? Наверное, вы, милорд?

Ее тон и взгляд были исполнены высокомерия, на щеках горел негодующий румянец. Фаворит побледнел, черты его застыли. Он смотрел на нее и молчал.

— Налеты на испанские галеоны еще можно было бы простить, леди, — вмешался губернатор. — Но этот корабль — английский, над ним реет флаг Англии.

— Разумеется. Но что с того?

По каюте снова пробежал чуть слышный шепот. Губернатор отпустил руку жены и наклонился вперед.

— Из вас получился хороший адвокат, леди. Вы могли бы выиграть дело, если бы только капитан Перси не счел нужным обстрелять нас из своих пушек.

После этих слов воцарилась гробовая тишина. Ветер отнес в сторону облачко, набежавшее на солнце, и в квадратное окно каюты хлынул поток блистающих лучей. Джослин стояла в самой середине этого светового столпа, похожая на разгневанную богиню. Милорд, со страдальческим лицом и горящими глазами, медленно поднялся с кресла, и они стали друг против друга.

— Стало быть, вы не сказали им, кто стрелял из пушек и кто пустил ко дну тот разбойничий корабль? — спросила она. — Поскольку он ваш враг, вы предпочли промолчать? И это рыцарь, и это дворянин, благородный лорд Карнэл!

— Честь для меня — пустой звук, — ответил он. — Чтобы обрести вас, я готов опуститься в самые глубины ада... если только есть ад более лютый, чем тот, который сжигает меня день за днем... Джослин, Джослин, Джослин!

— Вы так сильно меня любите? Тогда доставьте мне удовольствие, милорд, исполните то, о чем я попрошу, расскажите этим господам правду.

Она шагнула вперед и протянула к нему стиснутые руки.