Моника (ЛП)

Рядом с мрачной крепостью Айме осталась одна. Никто не видел ее на пустынной улице. Часовой охранял калитку, дрожал свет горелки. Завернувшись с головой в шаль, Айме де Мольнар подошла к человеку и властно сообщила:

- У меня разрешение от сеньора губернатора, чтобы срочно увидеть задержанного Хуана Дьявола!

- Губернатора нет в городе, Моника. Он ненадолго выехал в Фор-де-Франс и останется там на несколько дней. Я только что говорил с секретарем.

- А кто будет исполнять его обязанности?

- По-видимому, никто. Только он исполняет обязанности, и его подписанное разрешение может помочь попасть в тюрьму накануне суда. Сожалею, Моника, всей душой сожалею.

- В таком случае, хочешь сказать, что сдался?

- Мне ничего не приходит в голову. Юридические дороги для меня закрыты.

- А ты, естественно, не знаешь других путей. Хорошо, Ренато. Благодарю тебя за все. В таком случае, оставь меня.

Ренато вскочил было на ноги и сделал к ней шаг, чтобы остановить ее. Они были в Сен-Пьере, в прихожей маленького дома рядом с пристанью, где много лет жил нотариус Педро Ноэль. Ренато привез Монику в знакомое место подальше от гостиниц, чтобы избавить от любопытства вокруг ее имени. Из единственного открытого окна доносился шум небольшого, густонаселенного городка, а в дверях ветхой обстановки показалась фигура знакомого Педро Ноэля, уставшие глаза которого выразили глубочайшее удивление:

- Моника, Ренато! Какая честь!

- Простите, что пришли так неожиданно в ваш дом, Моника хочет добиться невозможного. Ее единственное желание – увидеть Хуана этой ночью. Но губернатор уехал в Фор-де-Франс, а только он может дать нужный пропуск.

- Простите, но мне трудно понять, что вы говорите, Ренато.

- Меня не удивляет ваше изумление, Ноэль. Но ничего страшного. Моника преподносит все больше и больше сюрпризов.

- Я вижу. Ваше поведение в самом деле поразительно. Думаю, смогу вам помочь, дочь моя. Кто сделал закон, тот сделал и ловушку. Я добьюсь, чтобы вы поговорили ночью с Хуаном.

- Ноэль!

Моника подошла к нотариусу, благодарно протянув руки, а старый служитель семьи Д`Отремон позволил себе говорить откровенно:

- Расскажите все. Все! Я тоже страдаю и переживаю за судьбу человека, который еще мальчиком волновал меня. Я тоже думаю, что в глубине души, Хуан…

- Хватит! – грубо прервал Ренато. – Не нужно хвалебных песен. Достаточно слов Моники. Ваши заявления совершенно несвоевременны, Ноэль.

- Простите меня, Ренато, но не всегда можно промолчать, – напомнил Ноэль с достоинством, делая усилие, чтобы не терять спокойствия и вежливого тона. – В конце концов, простите, мы приступаем к делу. У дверей стоит экипаж. Пойдемте со мной, Моника, нужно воспользоваться предоставленной возможностью.

- Я тоже пойду, – заявил Ренато.

- Не нужно, – отказалась Моника.

- Я пойду, хоть ты и не хочешь. Я не сделал еще ничего, чтобы ты сейчас отвергала мою помощь, в которой ты нуждаешься.

- Я не хочу ранить твои чувства!

- У тебя свой план, а у меня свой, Моника. Не буду тебе мешать или вставать на пути, как ты, вероятно, считаешь. Наоборот, мне хочется, чтобы ты делала то, что велит тебе совесть. Позволь мне успокоить свою. Если Ноэль совершит чудо и получит разрешение войти в Форт Сан-Педро, то я оставлю тебя наедине с Хуаном.

- Хозяин, хозяин, посмотрите туда, – по зову Колибри Хуан медленно поднялся из темного угла, где отдыхал. Это было огромное полуподземное помещение, находящееся в самом сердце скал, которые служили основанием старого замка Сан-Педро. Это была одна из крепостей, сооруженных на том месте, где пригвождались флаги конкистадоров колониальных правительств Карибских островов. Низкий потолок, сырые стены, сквозь длинные прутья решетки прямо над головой мальчика виднелся гранитный пол просторного двора и арка входа. Мигающий свет фонаря высветил силуэт женщины, которая разговаривала с охранником, показывала бумагу, еще сильнее завернула красивое тело в шелковую накидку и проследовала за часовым, несшим ключи.

- Это хозяйка, – указал Колибри.

- Моника? Моника здесь?

- Я уверен, что она пришла к нам, капитан. Она не хотела, чтобы солдаты меня схватили. Она очень хорошая.

- Замолчи!

Сердце Хуана забилось сильнее. Он усиленно напрягал зрение, чтобы в темноте лучше разглядеть. Высокая, стройная, изящная и чувственная женщина приближалась, в воздухе что-то пронеслось, чего он не узнавал в цветных юбках, что не соответствовало простоте ее одежды. Сердце озарила безумная надежда. С каждым шагом оно трепетало сильнее, оживало, разгоняя горячую кровь. Как удар золотого клинка, как острую боль, он чувствовал, что любит эту женщину, волнуется из-за нее, ждет ее и представлял уже сотни объяснений и извинений. Сдерживая дыхание, он увидел, как открылась решетка, поднялась рука часового, чтобы поставить длинную горящую свечу в подсвечник, и отступил, пропустив женщину, которая подходила в красноватом и дымящемся освещении.

- Хуан, мой Хуан!

Айме бросилась в его объятия, которые ее не оттолкнули и старались не сжимать, сдержать волнение. Освещенная надеждой душа Хуана вздрогнула, и тут же провалилась будто в пропасть. От удивления он прошептал:

- Ты… Ты… Это ты!

- Кроме меня, кто мог прийти к тебе, где бы ты ни был? Кто еще любит тебя всей душой, Хуан! Всей душой!

- Где-то здесь, осторожнее, – говорил старый Ноэль. – Дайте руку, Моника, этот пол очень скользкий, но именно в этом дворе нам нужно ждать.

- Вам не дал этот человек никакой бумаги? – спросил Ренато притихшим и угрюмым голосом.

- Он не может дать. На нем ответственность за всех заключенных, как у начальника крепости, у него нет полномочий подписывать пропуска. Даже в этом деликатном случае он осмелился дать словесный приказ и у нас есть возможность во время смены караула. Сейчас я поговорю с тюремным часовым, у кого ключи. Пятнадцать минут двор не охраняется солдатами, за это время Моника может войти в тюрьму и поговорить с Хуаном без свидетелей, а мы подождем.

- Да, да, благодарю вас от всей души! – заверила Моника.

- Подождите-ка, – заметил Ноэль. – Думаю, в тюрьме есть посетитель.

Во дворе красноватый луч светильника осветил крытую повозку. Они стояли в углу огромных стен, а над их головами по узкому коридору ходили часовые охраны.

- Как только уйдут любопытные, мы подойдем ближе, и вы войдете в камеру, Моника, – сказал нотариус. – Я так понимаю, что он заперт с мальчиком, который был юнгой на корабле. Остальные в другом дворе.

- Пожалуйста, помолчите!

Задержав дыхание, Моника надеялась расслышать доносившиеся голоса, разобрать слова и фразы, но слышала лишь монотонный шаг часовых, а жадные глаза видели только освещенную решетку, где двигались расплывчатые образы.

Хуан резко расцепил ее руки на шее, словно этим хотел вырвать душившую горло досаду, словно она вылилась в грубом порыве на ту, которая побледнела перед его жесткостью.

- Зачем ты пришла? Чего ищешь? Кто тебя послал ко мне? Твоя сестра? Муж?

- Хватит, Хуан! Никто мне не приказывал, я пришла по своей воле, потому что хочу быть с тобой, потому что не хочу быть соучастницей замышляемой подлости против тебя. Я уже сказала, крикнула, что пришла потому, что люблю тебя! Люблю тебя, хоть сотни раз ты презираешь меня, отвергаешь меня, отвечаешь оскорблениями на мои сердечные слова. Подвергая себя опасности, я пришла, а ты так выражаешь благодарность? Если бы ты знал, как я страдала, плакала, что не осмелилась уйти с тобой! Я плохо поступила, знаю. Заслуживаю твоих оскорблений, но не ненависти; заслуживаю гнев, но не подозрительность. Разве не потому я здесь, что люблю тебя и не могу жить без тебя?

- А твоя сестра? Где твоя сестра?

Хуан остановил бросившуюся в его объятия Айме, решившую, что сломила его сопротивление. Крепче железного забора был грубый вопрос, властно ударивший хлыстом: