Upheaval of the Medieval (СИ)

Ночью спать особенно страшно, но Юнги смирился, поэтому посмотрел на новое письмо, присланное Хосоком, и залез под одеяло, ломая печать. Ему хотелось читать и думать о том, что это король нежно шепчет на ушко, а не голос в голове. Мин бережно развернул письмо, всматриваясь в аккуратный, каллиграфический почерк. Но первые же слова обожгли глаза.

«Ради тебя.»

Хосок не раз писал, что начал эту войну из-за того, что хочет искупить вину за то, что заставил нести бремя своей любви, но кроме этого сухого текста Юнги не надеялся ни на что. Он даже не спросил, нужно ли кровопролитие Юнги, он просто продолжал твердить, что делает это только для него. Мин быстро пробежался взглядом по строчкам, останавливаясь на самых значимых.

«Я хочу увидеть тебя.»

Изо рта вырвался нечаянный вздох, но не разочарования, а ожидания. Юнги провёл пальцами по губам, вспоминая обжигающие поцелуи, забывая о том, какую боль могут причинять руки короля. Он помнил только ласку. Совсем обезумел без неё, был готов упасть на колени, лишь бы ещё хоть раз почувствовать его губы на своих, его целиком в себе, всего без остатка, без любых глупых лишних людей.

Юнги получил прямой приказ прибыть в столицу королевства Чон, оставляя место наместника на одного из советников короля, который и так выполнял большее количество обязанностей Юнги. Мин только сухо бросил письмо на стол советника, который годился ему в отцы и несносно опекал. Юнги часто брыкался и фырчал на слова мужчины, но прислушивался к нему, подмечая, что есть в них правда.

Наместник покинул дворец рано утром следующего дня, отправляясь в путь, желая поскорее увидеть своего короля, преклонить пред ним колени, и безумно-счастливая улыбка поверженного принца завоёванного королевства не сходила с его уст.

***

Чимин склонился над постелью и внимательно оглядел проделанную работу: лекарь перемазал всего Тэхёна целительными мазями, запретил пережимать раны бессмысленными повязками, а возле кровати на полу стояла пустая миска из-под супа. Видимо, как голодный пёс, вылакал всё. Теперь Тэхён спал, а Пак сдерживался от желания провести подушечками пальцев по кровавым полосам, чтобы почувствовать, какие они. Чимина не пороли никогда, и ему было интересно, настолько ли это больно, как поговаривают. Тэхён не проронил ни звука, пока плётка рассекала его нежную кожу, так почему же слуги так воют, когда их наказывают?

Это Тэхён такой сильный, или это и вправду не больно?

Паку было действительно любопытно, но он не решался притрагиваться, чтобы не побеспокоить чужой безмятежный сон.

— Чонгук, — стон сорвался с губ мальчишки, и Чимина будто окатило ледяной волной. Он придвинулся вперёд, а глаза расширились до невозможных размеров. Если Тэхён помнил Чонгука, то почему же тот забыл?

— Чонгук, — жалобно, почти надрывно.

Тэхён потрепал рукой по одеялу, будто бы в поисках чего-то, и Чимин на свой страх и риск ухватил его за запястье, видя, как мальчик немного боязливо дёрнулся, но вскоре расслабился и обмяк, стал ровно дышать. Видимо, опять заснул. Чимин громко выдохнул, но не спешил убирать руку, чтобы не спугнуть ребёнка. Он впервые сталкивался с таким и даже не слышал о подобном ранее. Хотя, может, это Чонгук захотел забыть его? Но как могла пропасть метка? Чем больше Чимин думал, тем существенней он заходил в тупик, терялся и не знал, что ему делать.

Пак сел на пол, легко сжимая запястье, положил голову на одеяло. Он искренне удивлялся тому, что испытывал не ненависть, а сострадание. Ведь сам был в некой степени зависим от своей метки, что порой звала и жгла, не позволяла трезво мыслить. Только она не принадлежала королю, вот в чём была проблема. Когда Чимин нечаянно выяснил, чья на нём метка — ещё долго не мог отойти, а тело дрожало от мыслей о близости с тем, кому природа даровала возможность владеть сердцем Пака. Но он искренне любил Чонгука, хоть иногда и срывался, шёл к тому, чьи эмоции были выведены черными буквами на коже ниже живота, отдавался сполна и делился переживаниями. Потом долго сожалел о содеянном, мысленно просил прощения у короля, клялся сам себе, что больше подобное не повторится, но связь истинных сильнее любых предрассудков и желаний.

Поэтому он и сочувствовал, а не ненавидел. Но всё равно не хотел делить с ним Чонгука, так что лежал подле своего слабого и несчастного врага, вглядывался в кровавые полосы и думал о том, что не сможет отпустить короля. Ни в этой жизни, ни в следующей. Только когда гильотина опустится на его шею, только тогда Чимин забудет всё: нежные поцелуи и сладкие обещания, жаркие касания и неудержимые стоны, тёплые взгляды и слова любви. Он не готов делиться этим с тем, кому это всё принадлежит по праву, но не мог ничего сделать Тэхёну, чувствовал, что должен уберечь этого ребёнка. И сам не заметил, как задремал, вслушиваясь в ровное дыхание.

Снилось, что его поглаживают чуткие и нежные руки Чонгука, что зелёный нефрит на любимом кольце короля сверкает и призывает улыбнуться, зажмуриться из-за солнца.

— Господин, — осипший голос вырвал из короткого, но радостного сна. Чимин резко распахнул глаза, смотря прямо в медовые, что заблестели любопытством.

— Ты очнулся, — сказал Пак, переводя взгляд на свою руку, что до сих пор разжимала запястье. Тэхён осторожно отодвинулся и освободил свою конечность, не отрывая взгляда от мужчины. — Хочешь пить?

Тэ отрицательно покачал головой, и Чимин медленно поднялся, разглаживая складки на своём сюртуке, оглядывая себя.

— Вы помните меня, не так ли? — спросил мальчишка, водя пальцами по одеялу, не поднимая глаза.

— У тебя есть метка? — выпалил Чимин.

Тэхён поморщился и помотал головой.

— Ты помнишь Чонгука? — он прикусил губу и настороженно уставился на мальчика.

— Ким Чонгука? Короля, что ли? — удивлённо переспросил Тэхён.

— Именно.

— Я слышал о нём разные слухи, но никогда не видел его, — безразлично ответил мальчик, и Пак едва заметно выдохнул.

— Хорошо, как ты попал на рынок?

Тэхён весь вздрогнул, подобрал колени под себя, загнанно смотря на Чимина. У того аж сердце защемило и промелькнула мысль извиниться, но он промолчал, присев на край постели.

— Неважно. Я не буду ворошить твоё прошлое, ты взамен должен отработать право жить здесь и есть эту еду. Что ты умеешь? — осторожно спросил Пак, боясь той пустоты, что разверзлась в глазах мальчишки. Он ожидал, что тот будет плакать или истерить, но он был относительно спокоен, только больно зашуган.

— Я знаю множество трав и их свойства, как лечить небольшие раны и простуды. Умею читать, но пишу плохо. Бабушка… — он осёкся, — моя бабушка была травницей, она научила меня многому.

Ровный тон не вязался с общим подавленным видом, но Чимин решил не акцентировать на этом внимание, только слабо потрепал мальчишку по волосам и поднялся с постели.

— Давай так: ты сидишь здесь и не высовываешься, а, как только раны на спине заживут, я пристрою тебя помощником замкового лекаря, который приходил к тебе. Но только пока ни ногой из комнаты, понял? –Чимин вопросительно взглянул на мальчишку и подметил слёзы в уголках его глаз. — Что-то не так?

— Не стоит быть добрым ко мне. Все, кто хорошо ко мне относятся, умирают, — шёпотом ответил Тэхён, удивлённо смотря на то, как Чимин рассмеялся.

— Вот мы и проверим это. Но не переживай, я умру старым и довольным жизнью, — «в один день с Чонгуком» хотел добавить, но промолчал, — ладно, отдыхай, — бросил напоследок и направился к двери, слыша тихие всхлипы.

Он поборол желание вернуться и успокоить мальчишку, взамен тихо прикрыл за собой двери, думая о том, что опять хочется увидеть того, чья метка целый день жгла низ живота. Но отбросил эти глупости и направился к покоям короля, решив, что Чонгук важнее любых меток и сомнительных связей.

Комментарий к I wanna shelter you

итак, чья же это метка?;)

========== I see the sparks filled with hope ==========

Stay with me a little longer.