Свод (СИ)

— Что, господа уже знают о Жерчицких людях?

Война и Жыкович переглянулись, решая, кто из них первым откроет рот. Во время короткой паузы староста, отдавая должное первоочередному праву хозяина говорить, всё же решил взять инициативу на себя:

— Да простит меня пан Война, — нерешительно начал он, — но я позволю себе ответить на ваш вопрос. — Жыкович, подозревая, что разговор предстоит нешуточный, взвесил и собрал воедино все свои мысли. — Должен признаться, — произнёс он, — что мне и пану Якубу известно совсем немного. Только то, что возле старой церкви нашли троих убитых и одного живого, и ещё то, что эти люди из Жерчиц. Также панна Ядвися сообщила, что вы, пан Альберт, поехали туда.

Это всё? — осведомился отставной судейский служащий.

Жыкович неуверенно пожал плечами:

— Она говорила ещё что-то о том, что всех этих бедняг ...в лесу, сильно искалечили, просто исполосовав порезами, как крестами, прости господи, — пан Станислав осенил себя крестным знамением.

Патковский, уставившись в пол, молчал, а староста, глядя на него продолжил:

— ...Я, думая, что это дело рук людей Базыля Хмызы, уже говорил пану Войне, что ему и его заможному гостю ещё повезло...

— Ха! — выкрикнул вдруг старик Патковский и встал. Его лицо нервно заиграло многочисленными морщинами. — Повезло, как же! — Пан Альберт сделал несколько шагов к окну и, остановившись, повернулся к Якубу. — А ведь я вам говорил, говорил же?

Война вопросительно посмотрел на старосту и неуверенно ответил:

Говорили...

— Говорил! — снова выкрикнул Патковский. — А вы думали всё это шуточки или фантазии старой, выжившей из ума судейской крысы? А ведь я повидал на своём веку…

— Я и не думал..., при чём тут это? — промямлил Якуб, не зная как ему реагировать на нервозные вспышки пана Альберта.

— Базыль Хмыза..., — непонятно к чему сказал Патковский. — Вы, наверное, думаете, что это я подослал его людей, чтобы припугнуть вас в лесу, сознайтесь, Якуб, вы ведь так думали?

Война был в шоке и молчал.

— Думали, не могли не думать, ведь я имел неосторожность вам сообщить о том, что у меня есть человек, который может с ним связаться. Вы просто обязаны были подумать об этом после того, как вас ранили. — Патковский был крайне возбуждён. — Да и мне, о, matka boska[65], если бы только я мог знать. Мне нужно было приехать тот час же, как только я узнал о происшествии с вами. А что теперь? — спрашивал пан Альберт сам себя. — Теперь всё идёт кувырком. Вы в праве меня подозревать. А ведь я оттого только не приехал, что боялся, что вы подумаете..., а вы и подумали...

— Пан, Альберт, — жёстко врезался в этот сумбурный монолог Патковского староста, — о чём вы говорите? Я ровным счётом ничего не понимаю. Вы как-то причастны к тому, что люди Хмызы ранили пана Войну?

— Ну вот, — с досадой хлопнул себя по бёдрам Патковский, — и вы туда же.

Староста пожал плечами и перевёл взгляд на Якуба. Лицо того так же выражало полное непонимание. Жыкович встал и подошёл к пребывающему в состоянии нервного расстройства Патковскому.

— Пан Альберт, — отрезвляющим тоном сказал он, — потрудитесь всё объяснить. Только, прошу вас, оставьте эти истерики. Какой пример вы подаёте молодому пану? Ну, присаживайтесь...

Слова старосты возымели-таки действие на бывшего мельницкого судейского писаря и тот, повинуясь успокаивающему тону его голоса, уселся на стул и взял себя в руки.

— Всё дело в том, — заметно спокойнее произнёс он, обращаясь к старосте, — что мне довелось встретиться с паном Якубом за день до того, как он со своим товарищем попали в эту неприятную историю. В разговоре с ним я рассказал, что в лесах бродят люди Хмызы, и ещё я упомянул о том, что у меня есть человек, который может в случае надобности связаться с Базылём. Представьте, пан Станислав, я это сказал, а уже назавтра пан Якуб был ранен. Получается, что я его запугивал? Теперь пан Якуб будет думать, что я связан какими-то делами с самим Базылём...

Староста обошёл стол, стал напротив судьи и спросил:

А вы..., конечно же, не связаны?

Патковский тяжело выдохнул:

— У меня работают люди из Жерчиц, и один из них дальний родственник Базыля Хмызы. Должен признаться, что я узнал об этом совершенно случайно, заметив, как какой-то незнакомец разговаривает с моим человеком в саду. Я подкрался ближе и подслушал их разговор. После того мне всё стало ясно. Не подавая виду, я старался не обижать того человека, а при удобном случае разговорил его.

Так вот, этот крестьянин сразу отнекивался, а потом, видя, что препираться просто нет смысла сознался, что Хмыза имеет твёрдый план поживиться за счёт меня и ещё кое-кого из соседей, не имеющих должной защиты. И тогда я попросил этого крестьянина о встрече с Хмызой....

Не стану долго рассказывать вам о том, сколько я пережил и передумал в то время, да и сейчас. Я давно ждал чего-то подобного, потому, когда строил новое гумно, под ним сделал каменный погреб. Скажу вам по совести, даже если спалить моё верхнее временное убежище там, в погребе запросто можно отсидеться и остаться целым. Но, оставим же это и вернёмся к событиям, имеющим отношение к делу.

...Должен признаться, я встретился с Хмызой и договорился о цене, которую я согласен платить за безбедное существование своей семьи...

— Вы! — Не веря своим ушам, выкрикнул староста. — Вы же ...судейский человек, пусть даже и бывший!

— Да, — спокойно ответил Патковский, — и что с того? Скажите, пан Станислав, кто из нас желает видеть свою супругу и дочь, болтающейся в петле на осине? О, то-то же. — Пан Альберт махнул рукой. — Не мешайте мне, пан Жыкович, я сейчас, ...как на покаянии. Так вот, — продолжил пан Альберт, — какое-то время Хмыза и правда, перестал трогать мои земли, а потом заявился ко мне в Патковицы и стал требовать чуть ли не втрое больше прежнего. Ему, де, в местах, где он пропадал какое-то время, привили другой аппетит. Я согласился только на двойную плату и, на всякий случай, перебрался в гумно...

Вот такая история. Тут приехал пан Якуб, и я постарался его предупредить об опасности, но, как видно, пан Война не услышал моих слов...

— М-да, — вздохнул староста. — Если учитывать, что у Хмызы сейчас что-то около сотни людей, припасов и денег им хватает. С другой стороны, если бы не поддержка таких господ как вы, пан Патковский, смог бы Базыль тогда содержать столько этих голодранцев?

Пан Альберт виновато опустил глаза.

— Вам не известно, — спросил его староста, — сколько ещё людей откупается от Хмызы?

Патковский отрицательно покачал головой.

— Плохо, — продолжал Жыкович, — очень плохо. Мало того, что эти негодяи в лесах обирают до нитки каждого, чьи ноги знают, что такое сапоги, так теперь они ещё стали резать людей. Нам надо что-то предпринимать...

— Как резать? — не понял Патковский.

— Ну, вот же, — озадаченно уточнил староста, — возле старой церкви...

Пан Альберт загадочно улыбнулся и снова встал...

— Что? — Не понял Жыкович. — Чему вы так улыбаетесь? Вы же сами туда ездили и всё видели?

— Ездил, — многозначительно согласился пан Альберт, — и людей действительно страшно порезали, и это я видел. А также успел поговорить с тем, кто остался жив...

Тогда расскажите в чём там дело? Я не понимаю вашей странной иронии...

Патковский обошёл вокруг стола и, заходя на второй круг, стал озадаченно поглаживать щетинистый подбородок, который, судя по всему, пан Альберт позабыл оголить, по случаю утренних событий.

— Знаете, — начал он, — я признаться сильно испугался, когда услышал о происшествии с этими несчастными у церкви. Страх, что до этого времени держал меня за горло вдруг отступил и я, чувствуя свою вину за то, что причастен к благосостоянию этих лесных негодяев, тотчас помчался в Жерчицы, а там...! Народу собралось, будто на Драгічынскім кірмаше[66]. Я хорошо знаком с тамошним епископом, паном Мареком Кшдыбой. Он как раз отпевал покойников и исповедовал выжившего. И вот, господа, какая невероятная штука получается. …Все пострадавшие возле старой церкви, это люди Базыля Хмызы!