Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)
Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) читать книгу онлайн
Фивы, эпоха Рамсеса II, 1282 г. до н.э. История жизни египтянки Ка-Нейт, борьба за власть и любовь, которая разворачивается в доме ее могущественного мужа, верховного жреца Амона.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Бредни пьяного, подумала Тамит, укладывая мужчину в постель.
Улыбнулась тому, как жрец затих на кровати, словно ребенок, которого уложила спать мать, и поцеловала Нечерхета в лоб.
- Спи, мой господин.
Она хотела отойти, но Нечерхет поймал ее за руку горячей рукой. Притянул к себе и пропыхтел на ухо:
- Я, именно я буду Амоном на празднике Опет. Вот так-то, девушка!
- Что?
Тамит раскрыла рот, пораженная этими словами. Может, это были не только бредни пьяницы – может, жрецы и в самом деле могут сливаться с богами во время больших торжеств? Праздник Опет ей, как рожденной в Уасете, был хорошо знаком с ранних лет. Во время него совершался торжественный выход Амона, его супруги Мут и сына Хонсу на золоченых ладьях: боги покидали Опет Амона, чтобы посетить Южный Опет, другой дом бога. Празднество сопровождалось шумными гуляниями, а также гаданиями, разрешением тяжб, назначением на должности – все это решал бог Амон.
А что, если в Амона действительно воплощались жрецы?
Но тогда это должен был быть великий ясновидец или хотя бы другие пророки Амона, не Нечерхет – он недостаточно высок!
Она хотела растолкать Нечерхета и расспросить его, но жрец уже спал, продолжая держать ее за руку. Тамит сдвинула брови и вырвала свою руку. Вот негодный пьяница!
Ничего, она все разузнает завтра.
Но наутро Нечерхет мучился похмельем – и, кажется, и своей вчерашней болтливостью. Он так мрачно поглядывал на Тамит, что девушка поняла: боится, что выболтал ей какие-то жреческие тайны.
А она знала, что это преступление, которое не прощается.
Тамит поднесла своему господину пива, чтобы ему стало легче, сама принесла в комнату воды и обмыла его тело, как обмывают больных. Все надеялась, что он смягчится и разговорится.
Оплеснув лицо из большой чаши, жрец наконец снова стал жрецом. Поднялся, стараясь не морщиться, и отправился вместе со слугой совершить тщательное омовение и выбрить тело и голову для сегодняшнего служения. Тамит так и не успела ни о чем его спросить.
Вернулся Нечерхет уже далекий от нее – в белом одеянии, строгий и неприступный. Тамит попыталась поймать его взгляд и улыбнулась, нежно и моляще – и наконец любовник улыбнулся в ответ.
Погладил ее по щеке.
- Ты очень хорошая девушка, - сказал жрец; гладко выбритое лицо дернулось от боли, пронзившей голову. – Я был бы рад… если бы ты…
Он сжал ее плечо; Тамит боялась вздохнуть. Неужели он хотел сказать – был бы рад, если бы ты стала моей женой?
Но жрец ничего не прибавил и оставил ее.
Тамит села и потерла виски, в полном недоумении. Что он хотел сказать сейчас? И о чем говорил ночью – как это он будет Амоном?
Это так и не разъяснилось; зато разъяснилось его неоконченное предложение.
Нечерхет вернулся вечером к ужину, веселый и довольный, как вчера, но совершенно трезвый, в отличие от вчерашнего дня. Сегодняшний день был днем, полным плодотворного служения и плодотворных бесед.
Он умылся, переоделся в простую набедренную повязку и белую рубашку и пришел к ней ужинать. Тамит сама следила, чтобы сегодня приготовили ужин получше, и помогала служанке на кухне – а вдруг это поможет разговорить ее господина?
Она даже не ела, хотя проголодалась, и смотрела, как Нечерхет с удовольствием отправляет в рот куски жареного мяса. Вдруг Тамит вспомнилось, что жрецы в какие-то дни соблюдают посты, но ее господина это явно не слишком заботило.
- Ешь, - пригласил любовник, увидев, что она не ест, и похлопал ладонью по столику. – Ешь со мной, девушка! Ты моя хозяйка!
Тамит польщенно рассмеялась и присоединилась к трапезе.
- Я тебя обрадую, - сказал Нечерхет. Удовольствие от еды соединилось с удовольствием от обладанием такой красивой и послушной девушкой, и он улыбался, глядя на нее. – Завтра ты пойдешь со мной!
- Куда, господин? – спросила Тамит.
Она сидела смирно-смирно, но готова была подпрыгнуть до потолка от нетерпения.
- В гости! – ответил Нечерхет. – В гости к моему другу, большому господину! Ты порадуешь его взор, как радуешь мой!
- К какому господину? – спросила Тамит.
Перед кем он будет хвастаться ею, развратник?..
В ответ Нечерхет приложил палец к губам и лукаво рассмеялся. Тамит захотелось ударить его, и она зажала кулаки между колен.
Деланно улыбнулась и опустила глаза.
- Ты очень добр, господин, ты делаешь меня счастливой.
Нечерхет прополоскал жирные пальцы в чаше с водой, потом этой же рукой обхватил любовницу за плечи и прижал к себе:
- И ты меня радуешь, девушка! Мне было бы очень жаль расстаться с тобой!
- В самом деле?
Она посмотрела любовнику в глаза, и вдруг оба перестали улыбаться. Как будто Нечерхет подумал о чем-то важном – о вечном, а Тамит прочитала эту мысль.
Он улыбнулся ей и поцеловал в лоб.
- Ты пойдешь завтра со мною, и принарядись, не забудь. Это большой господин – Тотмес, третий пророк Амона.
Тамит едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.
Она пойдет к Тотмесу – наконец-то! Может, там ей откроется что-то очень важное!
Но разве не стыдно будет представлять ее Тотмесу? Ведь она… она не жена Нечерхета? Тамит не представляла, какие женщины бывают на приемах у больших господ, ведь дом верховного жреца посещали почти одни мужчины, а важные госпожи, которые иногда бывали у него, приходили только с мужьями!
- Я приду как твоя подруга, господин? – спросила Тамит. Она против воли покраснела, представив, как на нее будет смотреть этот строгий сухой человек.
- Как моя ученая и прекрасная подруга, - ответил жрец. Он ободрил ее улыбкой, которая ничуть не успокоила девушку. – Не бойся, Тотмес тебя не осудит. Никто не может тебя осудить – ты красива, как Хатхор и Исида в одном лице. А говоришь ты не хуже любой жрицы Амона.
- Ты научил меня, господин, - смиренно ответила Тамит, которой было ужасно стыдно предстоящего позора – ее поведут показывать, как корову на рынок.
Но это нужно.
На другой день Тамит нарядилась насколько могла красиво, но при этом скромно, как ей подсказывал ее собственный вкус и служанка. Надела длинное желтое платье, лучшее из подаренных Нечерхетом – из тонкого, просвечивающего льна, но полностью скрывающее грудь, со складчатыми рукавами и поясом. На шею повесила тяжелое серебряное ожерелье, на руки надела запястья; гладко причесала распущенные волосы и ровно уложила челку, решив не надевать никаких головных уборов. Тщательно подвела черной краской глаза и тронула веки золотистой пыльцой, своим самым дорогим косметическим средством.
Теперь она и вправду похожа на жрицу или благородную женщину. Хотя бы не на распутницу.
Нечерхет явился за ней, наряженный в широкое белое одеяние, напоминавшее его жреческое облачение; только скроено оно было по-другому, а на шее у него гордо позвякивало ожерелье еще тяжелее, шире и богаче ее собственного.
Он радостно раскинул руки при виде нее, потом заключил любовницу в объятия и поцеловал:
- Прекрасная госпожа моего сердца!..
Нечерхет взглянул на нее так, что это прозвучало даже серьезно. Но потом уже снова по его лицу нельзя было ничего определить.
- Пойдем, Тамит, Тотмес ждет нас.
Он редко звал ее по имени – и снова от этих слов на Тамит повеяло каким-то предчувствием. Неужели бог наконец склонил к ней свой лик?
Они пошли пешком – Нечерхет не был такой важной особой, чтобы передвигаться на носилках; но пока для Тамит это было бы и чересчур. Она еще не чувствовала себя такой госпожой.
Да и на то, чтобы называться госпожой, еще вообще не имела права – кто она такая? Тамит не любила вспоминать слово, которым только и могла сейчас зваться.
Но Нечерхет не стыдился идти с ней рядом и ни от кого не прятал глаз – жрец выступал с видом спокойного превосходства, и немало людей, угадывая в нем жреца по обнаженному черепу, кланялись. На Тамит поглядывали, но никто не смеялся и даже не позволял себе насмешливых улыбок.