Змей (ЛП)

Как будто она в состоянии забыть. Ей не нужно видеть, чтобы помнить весь ад ее заключения в клетке. Белла ни на мгновение не могла избавиться от воспоминаний.

Как она прошла через это, она не знала. Ее дочь. Ее гордость. Упрямый отказ позволить им победить. Так или иначе, она справилась. Белла научилась игнорировать, что люди всегда наблюдали за ней. То, что у нее никогда не было даже момента уединения. Жалостливые взгляды. Решетка. Белла сопротивлялась чувству заточения ходьбой на месте, разминала ноги и руки каждое утро. Облегчая скуку, придумывала истории о людях во дворе.

Единственное, с чем она ничего не могла поделать, был холод. Она непроизвольно поежилась. Эта небольшая, сырая, бездушная комната казалась жаркой по сравнению с клеткой.

Белла вышла из клетки похудевшая, ослабевшая и печальная, но с гордо выпрямленной спиной, и поднятой головой.

Она пережила это один раз, но Белла не думала, что сможет сделать это снова. Только когда ее освободили из клетки, ужас произошедшего настиг ее. Но с каждым днем она становится сильнее и чувствует, как прежние силы возвращаются к ней.

Внезапно хлопнула открывшаяся дверь. Белла напряглась, точно зная, кто это был. Другой, кроме скуки, постоянной составляющей ее долгих мучений был сэр Саймон. Ее личный мучитель.

Белла повернулась, зная, что если она проигнорирует его, будет хуже.

Его глаза сузились, как будто он пытался найти что-то преступное в том, что она делала. - Вы проводите много времени, глядя в окно.

Паника сжала ее горло. Окно было единственным, что удерживало ее от сумасшествия. Если он догадался, как важно для нее...

Белла почувствовала, что во рту пересохло. Она облизала губы быстрым движением языка ее, но тут же пожалела об этом, увидев, как вспыхнули глаза Саймона. После двух лет, она поняла, что не стоит привлекать внимание к любой части своего тела, особенно к губам, но нервозность заставила ее совершить ошибку. - Я просто голодна, и задумалась на время. Вы принесли мне еду?

- Я не ваш чертов слуга, - сказал он с досадой, но Белла знала, что будет дальше. Отвлечь Саймона, разозлив, было лучшим способом отвести его внимание от ее слабости.

Белла подняла гордую голову, зная, что играет с огнем. - Тогда чего же вы хотите?

Кулаки его сжались, как и челюсти. - Вы уезжаете.

Ее рот широко открылся. Белла была так ошеломлена, что на мгновение забыла следить за собой. Она пыталась утихомирить нечаянный взрыв надежды. Может, она неправильно его расслышала? - Уезжаю? – эхом отозвалась Белла.

- Да. – Саймон наблюдал за Беллой, играя с ней как с мышью, точно зная эффект, который произведут его слова.

Белла села на табурет и взяла рукоделие, стараясь сделать вид, что он не сказал ничего важного, заставляя свои дрожащие пальцы держать иглу, зашивая льняную тунику. Она спросила с легкой заинтересованностью, как будто полностью владея собой. - Куда я еду?

Неужели война закончилась? О ее освобождении договорились? Она могла, наконец, вернуться домой?

- В монастырь.

Приступ разочарования был незначительным. Если ее не отправляли домой, то монастырь был, конечно, предпочтительнее вооруженной крепости Бервика. Монастырь давал ей надежду на спасение.

Но Саймон знал, о чем она подумает, и стремился только помучить Беллу. Он улыбнулся, перед тем как добавить, - на окраине Бервика есть кармелитский женский монастырь. Вас отвезут туда, и вы немедленно примете постриг.

Постриг? Господи Боже! Все ее чувства взбунтовались. Белла хотела выкрикнуть свой отказ, ее передернуло от одной только мысли о монастыре. Постриг был тюрьмой, из которой ей никогда не выйти. После того, как она его примет, дороги назад не будет. Она будет заперта навсегда. Одиночество… монотонность… заключение никогда не закончится. О, Боже, она должна была предположить, что должен быть какой-нибудь жестокий подвох.

Но годы контроля над своими эмоциями с Бьюкеном хорошо послужили ей во время заключения в Бервике. Выражение ее лица не отразило ни капли того ужаса, который она испытала.

Но Саймон все-таки знал. - Это должно сделать вас счастливой, - сказал он. Его темные глаза оглядели ее бесформенное шерстяное платье. Тонкого платья, в котором она попала в плен, уже давно не было, его заменили на обычное, которое носила обслуга замка. Грубо сшитое, из толстой колючей шерсти, но это не имело значения. Оно было теплым. - Вы ведете себя как монашка уже не один год, - глумился Саймон, похотливо глядя на нее. Ее бедра невольно сжались. - Теперь вы будете одна.

Белла услышала горький упрек в его голосе. Насколько легче ей было бы, если бы она согласилась на его требования! Позволила бы ему использовать свое тело, как Бьюкен делал в течение многих лет. У нее было бы больше угля для жаровни, больше одеял для ее сырой лежанки, лучшее питание, множество предметов, которые сделали бы тюремное заключение, если не удобным, то, по крайней мере, сносным.

Но Белла не могла пойти на это. Не только потому, что каждая мелочь в Саймоне возмущала ее. Коричневые пятна на зубах. Белые хлопья в его жирных темных волосах. Пот, от которого его лицо блестело как рыбья чешуя. Нет, подчиниться ему станет тем, что она никогда не сможет себе простить. С мужем у нее был долг. С Лахланом она по глупости поверила, что между ними нечто особенное. Но с Саймоном она будет продавать себя. И будь она проклята, если она даст подтверждение слухам. Сначала про Роберта, а затем после ее захвата благодаря Россу, про Лахлана.

Беллу не волновало, что люди называли ее шлюхой, она не станет таковой на самом деле.

Так что она пережила холод, голод, и два года бесконечных мучений. Дважды Саймон зашел слишком далеко и чуть не убил ее. После того, как он дал ей испортившуюся пищу, ее сильно тошнило и рвало. В другой раз он наказал ее за неповиновение, отняв у нее одеяла в холодную и дождливую ночь; Белла чуть не замерзла до смерти.

Как и ее бывший муж, Саймон хотел увидеть ее реакцию. Он искал способы, чтобы сломать Беллу. Много раз за два года она хотела уступить. Но одно удерживало ее: дочь. Ей пришлось пройти через это ради Джоан.

- Я слышал, что кельи там маленькие и без окон, - сказал он ехидно. Белла подавила дрожь. Хотя она спрятала свой страх, он все-таки догадался. - Но вы привыкли к этому, не так ли, графиня? - Саймон подчеркнул последнее слово, потом хлопнул себя по лбу с преувеличенным чувством. – Ах, да, совсем забыл. Бьюкен умер, и король Эдуард II решил, что вы уже не графиня.

Белла выдержала его взгляд и улыбнулась. - Да, теперь я всего лишь дочь и сестра главы самого древнего и могущественного из всех шотландских графств.

Лицо Саймона стало багровым. Белла могла быть разведенной женой, и король мог отнять у нее титул мужа, но она все-таки происходила из самой благородной шотландской семьи, и, как таковая, была гораздо выше этого грубого скота.

Когда Маргарет, ее единственный источник известий, несколько месяцев назад рассказала о смерти ее мужа, Белла ничего не почувствовала. Ни счастья, что человек, который желал ее смерти в течение двух лет, встретил свою собственную, ни даже облегчения от понимания, что она никогда не увидит его снова. Ее единственная мысль была о дочери. Джоан была теперь одна. Что с ней?

Смерть Бьюкена наполнила ее еще большей решимостью выйти из этого кошмара и возвратиться к дочери. Чего она никогда не сможет сделать, если примет постриг.

Саймон в три шага пересек небольшую комнату. Он вырвал рукоделие из рук Беллы и резко поднял ее, удерживая перед собой.

Белла висела в его руках, как тряпичная кукла. Привыкнув к такому обращению, она не сопротивлялась и не чувствовала страха. Саймон был злым, мерзавцем с грязной душой, который хотел бы избить ее, если бы получил шанс, но самое страшное, на что он осмелился, была грубая хватка и несколько синяков.

Саймон хотел ее изнасиловать, и не раз, как полагала Белла; но, несмотря на варварское наказание, которое для нее придумали английские короли, они, видимо, не потеряли последней связи с цивилизованностью. Ее происхождение защищало ее, и Белла никогда не позволяла Саймону забыть об этом.