Змей (ЛП)

- Чтобы осмотреться вокруг и узнать о галере, - сказал он жестким, сдавленным голосом.

Лахлан спрашивал себя, знала ли она, скольких усилий ему требовалось, чтобы не коснуться ее. Не толкнуть ее к двери и не дать воли тому водовороту страсти, что бушует внутри него. Может быть, тогда он освободится от той боли, что, казалось, пожирала его. Белла в клочки разорвала его многолетний контроль над собой. Он не хотел этого, черт побери.

Лахлан стиснул зубы. Необходимо выполнить работу. Но он не знал, сколько он еще сможет вытерпеть.

Белла откинула голову назад, чтобы взглянуть на него, и Лахлан увидеть грусть в ее глазах. - Мы должны покинуть Шотландию? Здесь мы нигде не сможем укрыться?

Лахлан знал, что Бела устала. Что она не в состоянии думать разумно. Что мысль оставить дочь разрывает ей сердце. Но все-таки гнев внутри него никак не утихал.

Лахлан предупреждал Беллу, что она рискует, но она не хотела слушать его. Какая-то часть ее до сих пор не осознавала того, что она сделала. В Норвегии или в Шотландии, правда была везде одинакова. - Вы не понимаете, графиня?

Его мрачно-насмешливый тон заставил Беллу немного отойти. – Чего не понимаю?

- Ваша дочь была потеряна для вас в тот момент, когда вы надели корону на голову Брюса. Бьюкен никогда не позволит вам встретиться с девочкой. Кроме того, Бьюкен, наверное, уже спрятал ее в Англии.

Белла ахнула, но он заставил себя не реагировать на убитый горем взгляд.

- Почему вы это говорите? Почему вы так жестоки?

- Потому что это - правда, хотите вы это признать или нет.

- Вы неправы. Я никогда не перестану бороться, чтобы вернуть свою дочь. Я найду путь. Когда Роберт…

От упоминания имени короля что-то внутри Лахлана прорвалось. Он схватил Беллу за руку, сжимая руку настолько сильно, насколько он хотел ее всю прижать к своему телу. - Роберт? - Лахлан усмехнулся. - Брюс проиграл, Белла. Ему повезет, если он выберется из страны живым. Лахлан ненавидел себя за то, что задал вопрос, что у него больше не было сил сдерживаться. - Зачем вы это сделали? Зачем вы так рисковали?

Глаза Беллы изучали лицо Лахлана; было ясно, что она не понимала истинного смысла этого вопроса и того, насколько важен этот вопрос для Лахлана. - Потому что я верю в него, и вы верите, за него стоит бороться. - Белла ждала, надеясь, что Лахлан ей что-нибудь скажет, наверное, согласится с ней, и казалась разочарованной, когда он промолчал. - Я не могла ничего не делать, когда у меня был шанс помочь. Роберт - лучший шанс Шотландии на свободу. Он видел, что люди, которые были до него, таким шансом не стали; что для победы мы должны не только победить англичан на поле боя, мы должны победить себя. Роберт сделает все, чтобы объединить Шотландию, даже если это означает простить старых врагов. И вы ошибаетесь. Он еще не проиграл. О нем еще будут созданы легенды.

Бесконечный идеализм Беллы, ее увлеченность Брюсом только подогревали подозрения. - И это единственная причина?

Белла сузила глаза. - Какая еще причина может быть?

Лахлан ничего не сказал, а лишь обвел ее взглядом.

Внезапно понимание исказило черты ее лица. Ее глаза расширились, а губы приоткрылись от резкого вдоха.

Если бы Лахлан вполне владел собой, он бы заметил вспышку боли в глазах Беллы, понял бы, что его обвинение уязвило ее. Что он задел чувствительный нерв и нашел еще одно уязвимое место под гордой маской. И если бы он мог думать о чем-нибудь, кроме того, как прижаться к ее губам, он понял бы, что был неправ. Что ревность опять заставила его вести себя как последняя задница.

Но он не владел собой. Он был поглощен переживаниями, которых не понимал. Гнев, ревность, похоть, и что-то еще, что он отвергал всем своим существом.

Все о чем он мог думать - это прижать Беллу к себе, накрыть ее рот и целовать, пока она не перестанет так влиять на него. Пока она не опровергнет невысказанные обвинения. Но один взгляд ее глаз сказал ему, что она не собирается оправдываться.

Если бы Лахлан ударил ее ножом, рана была бы менее болезненной. Белла не могла поверить в это. Неужели все мужчины одинаковы? Лахлан был не лучше, чем ее муж, ревнивый и подозрительный, полагая, что большая грудь и широкий рот лишают ее женской чести.

Лахлан думал, что она делает все это потому, что у нее была незаконная связь с Робертом. Как он мог такое подумать? Как он мог верить слухам?

Лахлан совсем не знал ее. Белла не могла поверить, что она позволила себе обмануться, решив, что он другой, что он может на самом деле полюбить ее.

Если Лахлан считает ее шлюхой, она не станет его разубеждать. Белла демонстративно подняла подбородок и навстречу его сердитому взгляду направила свой взгляд, полный незамутненной злости. Она расправила плечи и выставила вперед грудь.

Лахлан издал резкий звук, лицо его побелело.

Темная женская чувственность распустилась внутри нее. Белла скользнула языком по нижней губе; всем своим видом она походила на голодного паука, ожидающего жертву. Глаза ее заблестели, а голос стал соблазнительным и низким. – А сам ты как думаешь?

Белла сразу поняла свою ошибку. А может быть, она знала, что произойдет, и хотела, чтобы это произошло. Белла хотела, чтобы у нее было больше причин его ненавидеть. Но Лахлан Макруайри не был тем человеком, которого можно было безнаказанно провоцировать.

Лахлан схватил Беллу в объятия. Притянул ее к своей могучей груди, на которую она засматривалась гораздо чаще, чем следовало бы.

Белла вздрогнула, когда их тела соприкоснулись. Лахлан был таким твердым. Его грудь была как гранитная скала. Это должно было быть неприятным, пугающим, но не было таковым. Осознавая его силу, Белла чувствовала себя в безопасности и защищенной.

Лахлан опустил голову, ее сердце как будто остановилось в ожидании этого страшного и мучительного момента, которого Белла одновременно боялась и жаждала. Наконец, он прижался к ее губам.

Белла ощутила, как его стон вызвал дрожь во всем ее теле. Примитивный мужской звук прокатился по ее венам как жаркая лава.

Ощутить впервые его вкус – это было как удар. Сердце Беллы билось о ребра. Чувства взорвались внутри нее. Губы Лахлана были такими мягкими и теплыми, невероятными на вкус. Как темное густое вино, подогретое с гвоздикой.

Белла чувствовала, как она сливается с ним в одно целое. Как они сливаются друг с другом. Как будто одно прикосновение - один вкус - может пометить ее навсегда.

Губы Лахлана двигались по ее губам умело, страстно, требуя ответа.

Она должна оттолкнуть его. Все это было неправильно. Все должно было быть совсем не так. Обычно она ничего не чувствовала. А сейчас все чувства рвались на свободу. Белла почувствовала, как ее тело вспыхнуло, пульс зачастил, тоска по чему-то неведомому охватила ее.

Белла не понимала, что с ней происходит. Ей было так тепло, тело налилось и стало тяжелым. И внизу живота настойчиво закручивался узел.

Она ждала, что ее тело окоченеет. Ждала привычного чувства отвращения, которое приходило с поцелуем.

Но этого не произошло. Невероятно для разбойника, который брал то, что хотел, но в поцелуе Лахлана не было агрессии. Его страсть была теплой и манящей, а не холодной и жестокой. Это было не грубое нападение, но скрытое соблазнение.

Лахлан заставил ее хотеть обвить руками его шею и прижаться к нему еще ближе. Чтобы полностью слиться с ним. Повторить своими мягкими изгибами каждый дюйм его твердого тела.

Лахлан заставил ее хотеть уступить. Открыть рот и отдать по своей воле то, что муж пытался взять силой.

Лахлан заставил ее... хотеть.

Боже, помоги ей, она хотела его. Отчаянно. Как она никогда не хотела никого раньше. Она считала себя неспособной на желание. Неспособной ощутить страсть, как обвинял ее муж. Но она ощутила это сейчас. Чувствовала пробуждающееся желание в покалывающих приливах тепла и радости.

Белла прижалась к Лахлану, наслаждаясь невероятными ощущениями от того, как она терлась своей грудью о его грудь. А затем со вздохом, она раскрыла губы.