Супружеское ложе

Тогда Джон покинул Виолу и нашел женщин, не судивших его, готовых вступать в необременительные связи, не презиравших, не стремившихся как можно больнее уязвить. Возможно, она права и ничего нельзя исправить. Что бы он ни сказал, ни сделал, ни пытался сделать, этого оказывалось недостаточно. Он мог принять обет целомудрия, уйти в монастырь, но и этого будет недостаточно. Пока он живет и дышит, этого будет недостаточно, по крайней мере для Виолы.

Под окном прошла парочка, и он сразу их узнал: герцог и герцогиня Тремор. Они шли по тропинке овального парка, и Тремор толкал перед собой детскую коляску. Они гуляют с малышом Николасом! Позади, в нескольких шагах трусила няня Бэкхем.

Они остановились у скамьи литого железа. Герцогиня подняла малыша, уселась и поставила его на колени, крепко держа за талию. Муж устроился рядом и положил руку на спинку скамьи. Обычная супружеская пара, которой повезло в браке настолько, что они чувствуют себя свободно в обществе друг друга, смеются, болтают и возят крошку-сына на прогулку в парк. Они – одна семья.

И тут в парке появилась Виола. Шляпу она держала в руке, и рыжеватые волосы сияли на солнце настоящим золотом. Она остановилась перед скамьей, бросила шляпу на траву, взяла Николаса у матери, подняла высоко над головой и стала медленно кружить, откинув голову и смеясь.

Что-то ударило Джона в грудь, твердое и неумолимое, как кулак.

Он попытался отвернуться, но застыл как парализованный, глядя на жену, державшую младенца, который не был его сыном. Он никогда еще не чувствовал себя более беспомощным, более рассерженным и более несчастным. Может, ему следовало сказать это Виоле? Нет никаких сомнений, что его боль станет для нее огромным утешением.

– Господи, как же он вырос! – Виола прижала малыша к себе и уселась рядом с невесткой. – Теперь я уже не могу долго держать его на весу!

– Но он обожает, когда ты вот так играешь с ним!

Дафна потянулась к ребенку, но Виола отвернулась, не давая ей взять Николаса.

– Разреши мне немного подержать его, – взмолилась она. – Сегодня я впервые за день взяла его на руки!

– Но ему пора спать.

– Еще несколько минут!

Она прижала мальчика к плечу, но, когда тот стал извиваться, пытаясь вырваться, поставила его на колени и сжала ручки. Малыш крепко вцепился в нее пальчиками и сосредоточенно нахмурился.

– Ну вот, крепко стоит на ногах, – объявила она. – Со дня на день начнет ходить.

– Уже почти ходит! – обрадовалась Дафна. – Сам поднимается, но стоит ему сделать шаг, как плюхается на попку.

– Он проделывал это все утро, – заметил Энтони, с нежностью глядя на сына. – После завтрака мы с ним сидели в кабинете, и он то и дело хватался за край оттоманки и приподнимался. Правда, каждый раз падал, но тут же все повторялось снова. Упорный он парнишка, мой сын.

– Неудивительно, – усмехнулась Виола. – Он…

Грохот колес по вымощенной брусчаткой мостовой заглушил ее голос.

Все трое подняли глаза и увидели, как экипаж Джона останавливается перед домом Энтони, ярдах в двадцати оттого места, где они сидели. Из парадной двери вышел Джон и уселся в открытое ландо. Лицо мрачнее тучи, взгляд суровый… какое счастье, что он не посмотрел в их сторону!

– Какой свирепый вид у Хэммонда! – пробормотала Дафна, когда лошади тронулись. – Что это с ним?

– Несварение? – с надеждой предположил Энтони.

– Энтони, как тебе не стыдно! – пожурила Дафна. – Вот уж не думала, что ты такой злой!

– Подозреваю, что причина во мне, – вздохнула Виола, вновь прижимая к себе Николаса.

Вскоре экипаж исчез из виду. Может, Джон намерен провести вечер в поисках другой женщины, способной его утешить, подумала Виола. Если он найдет эту женщину достаточно привлекательной, мгновенно забудет о жене.

Эта мысль должна была пробудить в Виоле надежду, но почему-то этого не произошло. Сердце болезненно сжалось.

– Опять поссорились? – спросила Дафна.

– Как всегда, – обронила Виола.

Энтони покачал головой и встал.

– Если речь пойдет о Хэммонде, мне лучше уйти.

– Ничего подобного мы делать не собирались, – заверила Виола. – Оставайся. Мой муж – это та тема, которую у меня нет ни малейшей охоты обсуждать.

– Нет, мне все равно пора, – отговорился Энтони. – Я назначил Дьюхерсту встречу в «Уайтсе», чтобы обсудить поправки к биллю о парламентских реформах. Вернусь как раз вовремя, чтобы проводить вас обеих на раут к Монфортам.

– Я не поеду, – отказалась Виола. – Не выношу Сару Монфорт. Скажу, что голова болит, и останусь дома.

– У меня больше причин не любить леди Сару, – смеясь, заметила Дафна. – Энтони едва не женился на ней!

– Сама мысль об этом неизменно вызывает у меня озноб, – призналась Виола.

– Но какие у вас причины не любить эту женщину? – удивился Энтони. – Ведь я не женился на ней.

– Дорогой братец, даже это чудесное обстоятельство не заставит меня ее полюбить. Дафна, думаю, нам обеим стоит остаться дома. Поиграем в пикет и выпьем мадеры.

– И развяжем леди Саре руки, чтобы та могла без помех флиртовать с моим красавцем мужем? – с притворной суровостью спросила Дафна. – Никогда!

– Можно подумать, это имеет какое-то значение! – Энтони чмокнул жену в макушку. – Вернусь за вами в семь вечера.

Он ушел, оставив женщин вдвоем.

– Ты действительно решила бросить меня на милость леди Сары и остаться дома? – уточнила Дафна.

– Да. Хочу провести спокойный вечерок в одиночестве, – заявила Виола, целуя племянника. – Хотя нет… Николас составит мне компанию. Он куда лучший собеседник, чем леди Сара.

– Когда ты так говоришь, мне почти жаль бедняжку, – рассмеялась Дафна. – И еще я рада, что никогда не была тебе врагом.

Тут что-то привлекло ее внимание, и Дафна, вскочив, всплеснула руками:

– О, Виола! Твоя шляпка!

Обернувшись, Виола увидела, как весенний ветер гонит шляпку по траве. Пришлось отдать Николаса матери и побежать за шляпкой. Она пробежала несколько ярдов, но сумела поймать шляпку, пока та не улетела еще дальше.

– Тебе лучше надеть ее, – посоветовала невестка.

– Ни за что! – воскликнула Виола, наматывая ленты на руку. – При таком ветре придется воткнуть в нее булавку, и тогда у меня уж точно голова разболится.

– Ты всегда ненавидела шляпки. Вечно их снимаешь! А еще я помню, как ты срывала шляпу и, смеясь, подкидывала в воздух…

Она совсем забыла об этом. Забыла, как скакала на лошади наперегонки с Джоном. Как он любил целовать ее, смешить. Забыла жаркое желание в его глазах. Забыла, какую власть он имел над ней. Забыла способность больно ее ранить.

– Один из цветов порвался.

Дафна коснулась букетика анютиных глазок, украшающего шляпку.

– Вряд ли его можно починить.

Виола уставилась на шелковые цветы. Ученые зовут анютины глазки фиалкой трехцветной. Фиалки. Ее тезки…

– Некоторые вещи невозможно ни починить, ни исправить, – прошептала она.

– Может, нам стоит завтра проехаться по магазинам и купить тебе новую шляпу? А заодно заглянем в «Беллз».

Пальцы Виолы судорожно сжали поля шляпки.

– К драпировщикам?

– Я слышала, они получили прекрасный бархат разных расцветок. Хотелось бы на них посмотреть.

Перед глазами Виолы мелькнула хорошенькая женщина в красной шляпе, смеющаяся над рулонами бархата.

– Они не так уж хороши.

– Значит, ты их видела?

– Сегодня днем мы с Хэммондом были в «Беллз»… и… и видели там леди Дарвин. Поэтому мы с Джоном поссорились. Четыре года назад она была его любовницей.

– Теперь у него нет любовницы. Он порвал с Эммой Роулинс, и я слышала, что она отправилась во Францию.

– Это не имеет значения, Дафна. Он запросто найдет кого-нибудь еще. Как всегда. А мне придется встречаться с ней, слышать, что говорят о ней люди, как было со всеми прежними любовницами.

Дафна молча смотрела на золовку. Виола вздохнула:

– Мне не следовало расстраиваться из-за этой встречи с леди Дарвин, но я расстроилась. Во всем виновата нежность, с которой она смотрела на Джона. Она когда-то была влюблена в него. Я знаю. И знаю, что она – в прошлом, но все равно мне очень больно. Больно каждый раз. С каждой новой женщиной. И все же он хочет, чтобы я вернулась к нему, словно ничего не произошло.