Супружеское ложе

– Скажи Виоле, что хочешь стать ей другом.

Это показалось Джону до того абсурдным, что он презрительно фыркнул:

– А мне показалось, что ты серьезно! Мы с Виолой друзья? Что за странная мысль!

– Я совершенно серьезен. Стань ей другом.

– Господи, – невесело рассмеялся Джон, – где ты был последние восемь с половиной лет? Виола ненавидит меня. Ты не в своем уме, если воображаешь, будто мыс ней можем стать друзьями. За девять лет мы успели побыть любовниками, потом врагами, но друзьями?.. Никогда.

– Тем больше причин попытаться. В моем случае это сработало. Мы с Грейс были друзьями до того, как решили жить вместе.

– Она была твоей любовницей.

– Да, но сначала стала моим другом.

– Если так, эта идея принадлежала не тебе, а Грейс.

– Так и есть. Мне она ужасно не понравилась, но потом я понял, что эти моменты были лучшими в моей жизни.

– Но вы не были женаты в отличие от нас с Виолой. А это совершенно разные вещи. – Джон нетерпеливо взмахнул рапирой. – Хватит разговоров. Вернемся к нашему поединку.

– Почему разные? Мы теперь женаты, и я не вижу разницы. Мы с Грейс по-прежнему друзья.

– Вы с Грейс не ругаетесь. Она не презирает тебя. – Джон встал в боевую стойку и взмахнул рапирой. – Будем фехтовать или болтать?

– Виола снова может влюбиться в тебя. Именно этого ты опасаешься? – Мур последовал примеру Джона и тоже поднял рапиру. – А может, боишься, что сам влюбишься в нее?

И тут Джон взорвался.

– Любовь, любовь, любовь! – закричал он, давая волю эмоциям. – Меня уже тошнит от этого слова!

Он сделал резкий, быстрый выпад, используя все свое умение, чтобы прижать Мура к стене. Сколько раз Виола упоминала о своей любви к нему, когда хотела упрекнуть! А в тот, последний раз, когда посчитала любовью его связь с Пегги Дарвин?!

Ярость и бешенство вновь взыграли в Джоне. И он, желая сорвать их на противнике, начал его атаковать. Воспользовавшись небольшой ошибкой Мура, он загнал его в угол и наставил острие рапиры ему в живот.

– Туше.

Дилан взглянул на Джона, явно удивленный такой горячностью.

– Похоже, я попал в точку.

Джон, тяжело дыша, отступил и отвернулся.

– Любовь… Все, особенно женщины, постоянно болтают о любви, но что это означает? Чаще всего обычную похоть. Или романтическое увлечение. Иногда – и то, и другое. Это и есть любовь?

– Если ты сам не знаешь ответа на этот вопрос, ничем не могу помочь. Сам я его нашел.

– Но как? – допытывался Джон. – Каким образом? А когда нашел, откуда узнал, что этот ответ верен? Купидон пустил стрелу, ангелы запели – и ты все понял?

– До чего же пренебрежительно ты говоришь о любви! До этого момента я не понимал всей глубины твоего цинизма. Ах, Хэммонд, ты еще больше презираешь любовь, чем я когда-то!

– Я не циник и не презираю любовь. Просто…

«Я просто не знаю, что это такое».

Осознание этого потрясло Джона. Он замер и уставился на друга. Вернее, смотрел сквозь него, как в пустоту, потому что видел в это время жену – веселую, счастливую, с ребенком на руках.

Странная пустота вернулась, та самая пустота, которая, словно призрак, преследовала его всю последнюю неделю. Пустота, о которой Джон₄старался не думать, которую всегда скрывал и которая была с ним, сколько он себя помнил.

– Хэммонд! – Голос Мура нарушил течение его мыслей. – В чем дело?

– Что? – Джон недоуменно моргнул, пытаясь сообразить, что имеет в виду друг.

– Ты стоишь здесь, смотришь на меня, словно пораженный громом. Тебе нехорошо? – встревожился Дилан.

– Нет, – пробормотал Джон. – Возможно. Не знаю. – Он тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. – Давай на сегодня закончим.

Да что это такое – любовь?! Джон продолжал задавать себе этот вопрос, пока вместе с Муром убирал рапиры на место, одевался и выходил из фехтовального зала.

Прекрасный майский день перетек в прохладную, облачную весеннюю ночь.

Когда они стояли на тротуаре, ожидая, пока приедут экипажи, Дилан снова заговорил, на этот раз без всякой издевки:

– Хэммонд, подумай о том, что я сказал. Предложи Виоле дружбу.

– Как я уже говорил, она ни за что не согласится.

– По крайней мере, предложи ей это. Может, вы скорее поладите, если ты сможешь убедить ее стать тебе другом.

Джон ответил насмешливым взглядом.

– Хочешь сказать, что мужчина и женщина, сумевшие поладить вне постели, прекрасно поладят и в постели?

– Это зависит от того, насколько хорошим другом ты ей станешь, – ухмыльнулся Мур.

Несмотря на дурное настроение, Джону стало легче. Он рассмеялся, наблюдая, как ландо Мура, с поднятым верхом на случай дождя, останавливается перед «У Анджел о».

– Знаешь, ты настоящий дьявол.

– Разумеется, – согласился Мур, садясь в экипаж. – Пусть я женат, но нужно же поддерживать свою репутацию!

Ландо отъехало. Джон остался стоять у обочины.

Дилан с улыбкой откинулся на спинку сиденья. Да, он действительно дьявол. Потому что прекрасно знал, что испытывает Хэммонд в эту минуту. Ничего, скоро ему будет еще хуже. Виконт отчаялся ровно настолько, чтобы попытаться предложить Виоле дружбу. Дружба с женщиной, которую никак не удается затащить в постель, – это ад на земле.

Все же иногда, чтобы попасть в рай, необходимо пройти ад. Хэммонд еще может получить вожделенного сына, но что еще важнее – может вернуть любящую жену. И Дилану лучше других известно, какое это счастье.

Он искренне любил Хэммонда, питал огромную симпатию к Виоле и надеялся, что они согласятся с его предложением. А вдруг дело кончится счастливым браком?

При этой мысли он едва не рассмеялся. Подумать только, Дилан Мур в непривычной роли свата!

Ему не терпелось вернуться домой и все рассказать Грейс…

А вот Джон в ожидании экипажа думал не о дружбе. О любви.

Что такое любовь? Поэты слагали о ней стихи, композиторы вроде Мура сочиняли музыку, простые смертные постоянно влюблялись или говорили о любви, или страдали из-за Любви, но что это такое – любовь?!

Он подумал о Муре. Когда-то Джон был твердо уверен, что именно Дилан никогда не женится. И все же он женился. Женился на своей любовнице. Джон представить не мог, что такого нашел в Грейс самый прожженный в Англии повеса. Почему влюбился настолько, что повел ее к алтарю?! Ничего не скажешь, она очень красива, а к тому же добра и нежна. Но Мур сходил по ней с ума, любил безумно, почти пугая окружающих своей страстью.

Экипаж Джона подкатил к обочине. Он шагнул вперед, но остановился и, повинуясь какому-то порыву, отослал кучера и решил пройтись пешком. Вечер был прохладным, и ветерок приятно освежал кожу. В конце концов, если пойдет дождь, он всегда сможет взять наемный экипаж.

Наверное, существуют разные виды любви.

Он подумал о сестре Кейт, умершей, когда он был совсем маленьким. Она обнимала его, смеялась… и ее смерть оставила в душе ужасную пустоту. Он любил сестру. И точно это знал.

Он вспомнил о Перси и Констанс, верных друзьях, которые были небезразличны ему и которым он был небезразличен. Их привязанность и доверие к нему были неоспоримы. Он старался не думать о Перси, потому что при одной мысли о нем рана вновь открывалась и нестерпимо ныла, потому что он любил кузена, как родного брата. Он и Конни любил, симпатизировал ей и уважал, как немногих, но действительно ли был влюблен в нее когда-то?

Джон вспомнил их разговор после похорон Перси. Наверное, Конни права. Он никогда не был влюблен в нее по-настоящему. Когда она вышла за Перси, он беспробудно пил целую неделю, пару месяцев шлялся по борделям, и всю так называемую любовь как рукой сняло. Будь она настоящей, истинной, разве можно было бы справиться с ней столь поверхностными средствами? Разумеется, нет!

Тротуар постепенно расширился, переходя в широкую улицу, и Джон очнулся от размышлений. Остановился и сообразил, что идет не туда. Нужно было двигаться на восток, на Брук-стрит, а он повернул на запад и теперь смотрел на величественные ворота кованого железа, принадлежавшие парку на Гросвенор-сквер.