Супружеское ложе

– Я иду туда! Она нуждается во мне!

Энтони попытался его схватить, но он ловко увернулся и побежал по ступенькам. И успел добраться до площадки, но тут дорогу загородила Дафна. Джон замер, понимая, что этот момент – главный в его жизни.

– Виола?!

– С ней все в порядке, – заверила Дафна. – Я и пришла, чтобы сказать об этом. Подумала, что вы волнуетесь.

– Волнуюсь?

Весьма мягкое определение того, что с ним творится!

Джон едва не рассмеялся.

Дафна положила руку ему на плечо.

– Пойдем, – сказала она и попыталась повести его вниз, но Джон уперся. – Послушайте, – не повышая голоса, объяснила Дафна, – вы ничем не можете помочь. Только помешаете. Спускайтесь вниз.

Джон неохотно позволил стащить себя обратно.

– Роды – дело долгое, – втолковывала Дафна. – Я мучилась два дня.

– Боже!

Два дня подобных терзаний, и он сойдет с ума! Дафна ободряюще погладила его по спине.

– Она прекрасно справляется. Честное слово!

Они вернулись в галерею.

– Все в порядке, – сообщила Дафна мужу и вернулась на второй этаж.

Прошел еще час, еще вечность, прежде чем Дафна снова спустилась вниз. Джон в это время находился в другом конце галереи, поэтому ей пришлось громко окликнуть его.

Он помчался к ней и был уже на полпути, когда она заговорила снова:

– Теперь можете подняться.

– Как она? – крикнул он, пробегая мимо Дафны.

– Все хорошо, – ответила она, идя следом.

Но он должен был все увидеть собственными глазами. Перепрыгивая через ступеньки, он вломился в спальню, протиснулся мимо доктора Моррисона, но при виде бледного лица и растрепанных волос жены замер у двери, не в силах вымолвить ни слова.

Она выглядела такой измученной…

– Виола!

Он подошел к кровати и только сейчас увидел в ее руках ребенка, крохотного, краснолицего, громко вопящего, с абсурдно маленьким носиком.

– Виола, – повторил он, потому что в голове не было ни единой мысли.

Он только и мог, что твердить ее имя. Она подняла глаза. Он упал на колени у ее изголовья. Виола подняла руку и коснулась его волос.

– Что случилось с тем сладкоречивым дьяволом, за которого я вышла замуж? – пробормотала она с усталым гортанным смешком.

Он яростно затряс головой, схватил ее руку и поцеловал. Что, черт возьми, должен говорить мужчина в такую минуту?

Слов у него не было.

– Джон, – прошептала она, и он, приподнявшись, стал целовать ее щеки и волосы. – Со мной все хорошо. И с ребенком тоже.

– Уверена?

Виола кивнула и прикусила губу.

– Знаешь… у нас девочка.

– Девочка?

Потрясенный, Джон снова опустился на колени и присмотрелся к малышке. Яростные, рассерженные крики перешли в икоту. Девочка устроилась в треугольном вырезе распахнутой сорочки Виолы, явно ища грудь. Джон решил, что она голодна.

Девочка…

Он нагнулся, изучая дочь в тусклом свете лампы. И вдруг увидел едва заметную родинку в уголке рта. Радость волной поднялась в нем.

Джон счастливо засмеялся. Девочка!

– Она чудесная! Клянусь, это самое красивое на свете дитя! И точная копия матери!

– О, прекрати! – едва не засмеялась Виола.

– Это так, – настаивал он и, повернувшись к стоявшей в дверях Дафне, спросил: – Верно?

– Думаю, вы правы, – кивнула та.

– Еще бы не прав! – довольно воскликнул Джон и снова обернулся к жене. – Смотри, – шепнул он, осторожно дотрагиваясь до влажного, тонкого, едва заметного светлого пушка на голове младенца. – У нее твои волосы. И эта маленькая родинка, и, клянусь Богом, прекрасно очерченный рот. – Он снова рассмеялся. – Готов поставить тысячу фунтов, что глаза у нее цвета озерного ила.

На этот раз Виола тоже рассмеялась:

– Это пока неизвестно. Почти все дети рождаются с синими глазами. Поживем и увидим!

Но Джону ни к чему было ждать. Широко раскрытыми глазами он смотрел на красавицу дочь и красавицу жену. Да, глаза цвета озерного ила, волосы, как солнечное сияние, и сердце достаточно большое, чтобы любить даже такого, как он. А наверху, в детской, спит его крепкий, здоровый сын. Господи, чем же такой безответственный, беспечный шалопай, как он, заслужил такую милость судьбы?!