Супружеское ложе

Черт побери! Не довольно ли с него этого места?! Будь у него в голове хоть немного мозгов, он бы немедленно убрался отсюда и нашел женщину, которая встретит его с распростертыми объятиями и пустит в свою постель. Но Джон упрямо зашагал вперед, пока не очутился у ограды парка. Схватился за прутья и уставился на то место рядом со скамьей, где неделю назад его жена играла с Николасом.

Он думал о родителях, между которыми не было не только любви, но и простой симпатии. Может, именно поэтому его супружеская жизнь тоже потерпела крах? Какая ирония судьбы!

Он с необычайной ясностью помнил, как совсем еще маленьким подмечал взаимную холодность родителей, и вот, несмотря на все его девятилетние усилия ни в чем не походить на отца, он ухитрился превратить свой брак в такой же фарс, в котором не было ни нежности, ни любви.

Пошел дождь: легкая морось, увлажнившая его фрак. По спине пробежал озноб: к ночи сильно похолодало. Наверное, глупо стоять здесь. Нужно вернуться, прежде чем морось перейдет в ливень и он окончательно промокнет.

Джон отвернулся, но вместо того, чтобы уйти, прислонился к железным прутьям и стал смотреть на освещенные окна гостиной Тремор-Хауса. За стеклами вспыхнуло золото волос. Волос Виолы.

Он вспомнил, какой она была девять лет назад: легко уязвимая страстная девочка, принявшая обожание за любовь к нему. Он не понимал, и тогда, и сейчас, как это можно влюбиться, не зная человека. За один вечер, после двух танцев и короткого разговора. Это не может быть любовью, скорее романтической фантазией. Он не верил Виоле ни тогда, ни сейчас.

И хотя с самого начала знал, что имеет власть над ней, не мог проникнуть в природу этой власти. Зная, что он разорен, зная о его репутации никчемного развратника, зная, что ни одна порядочная женщина не вышла бы за него, она пошла против желаний брата и стала его женой. Потому что любила его?

Он вспомнил о Перси, как тот стоял на коленях в грязи и угрожал покончить с собой, если Конни не выйдет – за него. И все это потому, что он любил ее?

Джон провел рукой по мокрым волосам и растер дождевые капли по лицу. Что же такого в этой любви, которая заставляет людей лишаться рассудка и здравого смысла?

Он долго стоял у ограды парка, затерянный в дожде и тумане. Он смотрел на окна Тремор-Хауса и упорно искал ответа. Но так и не нашел.

Глава 11

Виола легла спать рано. Энтони и Дафна поехали на бал, но у нее разболелась голова, и она решила остаться дома. Приняла теплую ванну, выпила чашку приготовленного кухаркой настоя из ивовой коры и мяты и забралась в постель в девять вечера. Но хотя настой помог и голова уже не болела, сон никак не шел. Во время сезона все ложились спать только под утро, и теперь глаза Виолы просто отказывались закрываться. Проворочавшись целый час, она сдалась и направилась на поиски Куимби. Объяснила дворецкому, что будет в библиотеке, и попросила принести ей обычного чаю. Лакей разжег в камине огонь, а после того, как он ушел, Виола взяла с полки книгу, свернулась калачиком в уголке дивана и стала читать.

Чай еще не успел остыть, и Виола прочитала только две страницы романа Дюма, как в гостиной раздался мужской голос:

– Добрый вечер, Виола.

Она испуганно вздрогнула и подняла глаза. В дверях стоял Джон. Виола захлопнула книгу и вскочила.

– Что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь согреться.

Он прислонился плечом к косяку, и Виола только сейчас узрела, в каком он странном виде. Он до сих пор не потрудился переодеться в вечерний костюм, а тот, что на нем был, помялся и промок. Влажные волосы закручивались в колечки, как всегда после дождя. Концы воротничка обвисли. Джон даже не побрился! Как давно она не видела щетины на его лице! С тех самых дней, когда они спали вместе, и он каждое утро будил ее поцелуем, царапая небритой щекой нежную кожу плеча.

Виола целую неделю избегала мужа, и вот он явился как раз в тот момент, когда она расслабилась и потеряла бдительность. Следовало бы приказать ему убираться, но она в упор смотрела на него и не могла произнести ни слова.

Виола нервно пригладила волосы, выбившиеся из косы, остро осознавая, что ее вид тоже далек от идеального.

– Куимби должен был доложить о тебе!

– Не сердись на Куимби. Он превосходный дворецкий. И пытался объяснить, что тебя нет дома. Но я знал, что это неправда. И поскольку твой брат сегодня не в силах мне помешать, я использовал преимущества своего титула и силой прорвался наверх. Ужасно грубо с моей стороны, и я сознаю свою вину.

– Откуда ты узнал, что я дома?

– Последние два часа дежурил у парка. Увидел тебя в окне гостиной, как раз перед тем, как стемнело, и горничная сдвинула шторы.

– Два часа? – изумленно повторила Виола. – У парка, в такую погоду? Зачем?

– Неужели не догадываешься?

Джон выпрямился и вошел в библиотеку, но остановился в нескольких шагах от Виолы.

– Я набирался храбрости прийти и сказать: «Давай помиримся».

Он хотел помириться. Она знала, что это означает. У него был покаянный вид. Она знала, что это ничего не означает. Но прежде чем она успела что-то сказать, Джон продолжил:

– Когда мы поссорились, ты сказала, что не доверяешь мне. И была абсолютно права. Я только… – он глубоко втянул в себя воздух и медленно выдохнул, словно пытаясь найти нужные слова. – Я просто хотел увидеть тебя.

– И это все, что ты хотел сказать?

– Да. – Он слегка улыбнулся. – Знаю, очень скромно, особенно после того как пришлось провести два часа под дождем, но я совсем замерз.

Тепло разливалось в груди жидким медом, но Виола пыталась напомнить себе, что это всего л ишь слова. Джон способен убедить кого угодно и в чем угодно. Разве можно ему верить?

Но она хотела верить. Очень хотела.

Проходила секунда за секундой. Часы пробили половину одиннадцатого.

Джон, наконец, пошевелился.

– Я пойду, – пробормотал он, отступая. – Ты, кажется, хотела лечь спать пораньше.

– Тебе незачем уходить, – услышала она собственный голос.

Что она несет?

Но слова уже сорвались с языка. Она не могла взять их обратно и поэтому попыталась объяснить свой порыв:

– То есть… ты замёрз и должен согреться, иначе подцепишь простуду, и… и… это будет ужасно.

Ее голос сорвался.

– Ты хочешь, чтобы я остался? – выдохнул Джон.

Виола смущенно опустила глаза. Боже, помоги ей, она хотела, чтобы он остался.

– Да. – Она вскинула голову и, увидев, что он улыбается, немедленно поправилась: – Ненадолго.

Его улыбка стала еще шире. Несносный человек! Виола снова уселась на диван.

– Я думала, неплохо бы поговорить о том, как обстоят дела.

Куда только подевалась улыбка? Джон застонал, воздев глаза к небу.

– Помоги мне Боже! Сначала два часа под дождем, а потом разговоры о делах! – Он со вздохом стащил мокрый фрак. – Полагаю, разговор будет нелегким! А какие темы? Ирландская политика? Или способы облегчить жизнь беднякам Британской империи? Или неминуемые последствия отмены Хлебных законов [7]?

Как ему это удается? Он всегда найдет способ ее рассмешить!

Джон повесил фрак на спинку стула и сел рядом с Виолой.

– Так о чем ты хотела поговорить?

– Сама не знаю, – немного подумав, ответила она с нервным смешком, выдававшим ее истинные чувства. – Я всегда считала, что, если мы сядем и поговорим, у меня будет что сказать, но теперь просто растерялась.

– А раньше у нас находилось много тем для разговоров.

– И для споров.

– Совершенно верно, – насмешливо подтвердил он. – Это, если ты заметила, совсем не изменилось.

– Я заметила…

Виола немного помедлила, а потом пояснила:

– Мы женаты почти девять лет, и все же я не знаю тебя, Джон. Не знаю по-настоящему. Я не думаю, что вообще знала. До свадьбы и в первые месяцы нашей супружеской жизни я всегда была с тобой откровенна. И столько всего наговорила о себе, о родных, никогда не скрывала, чего хочу, что люблю и о чем думаю. Но когда спрашивала о тебе, о твоем детстве, о друзьях… ну, не знаю… о чем-то личном, ты всегда отделывался уклончивыми шуточками и менял тему.