Навечно преданный (СИ)

Ещё тревожно, но уже возрождаясь от рвущего сердце отчаяния, Ватсон наблюдал, как мысли и чувства Шерлока, перемежаясь, приобретают всё большую ясность и отчётливость. Первым сквозь ментальную Связь донеслось ошеломление: Как я мог? Как я мог так отдаться собственным переживаниям, что посмел позабыть о Джоне? — затем парализующий страх: Джон гибнет вместе со мной! Недопустимо! Стоп! — а после всего — безграничное желание спасти, не дать, не позволить разделить своё падение, и безоговорочное понимание того, что сие может быть достигнуто лишь одним единственным способом: остановиться самому, очнуться, прийти в себя, найти точку отсчёта, клочок твёрдой почвы под ногами в океане захлестнувшего его сумасшествия!

Замерев в трепетной надежде, король видел, как дойдя до самого дна, почти переступив тонкую грань, отделяющую гения от безумца, Шерлок остановился и медленно, с неимоверным трудом, но твёрдо и решительно попятился от края, понукаемый ужасом неосознанного ранее риска утянуть с собой в безвозвратную пропасть и того, чья жизнь и благополучие были для него священны. Преданный возвращался, движимый новым, более сильным, чем любые призраки прошлого, импульсом — не позволить Джону погибнуть вместе с ним, не дать его жизни превратиться в бесконечный кошмар, и считая приемлемой ценой любые приложенные для этого усилия. Сия путеводная нить, с каждым мгновением становясь всё крепче, уверенно вела обе заплутавшие, неразрывно связанные между собой души из коварной западни, выстроенной когда-то не без участия вероломного князя Магнуссена.

Отступая — шаг в шаг — вместе со своим избранником в реальный, наполненный красками, звуками и запахами мир, Ватсон, всё ещё потрясённый и обескураженный бесконечным потоком жутких событий, но уже обнадёженный, уже видящий свет в конце этого трудного обратного подъёма, частью расхристанного в хлам сознания искренне надеялся, что сия ловушка станет для них последним напоминанием о давно умершем враге. Адская фантасмагория, порождённая действительными кошмарами минувшей ночи, постепенно рассеивалась, оставляя на душе и губах горький пепельный привкус…

Только окончательно придя в себя король понял, что больше не слышит исступлённый смех Шерлока, гибельной музыкой преследовавший его на протяжении всего путешествия в преисподнюю. Оторвав ладони, которые он, оказывается, всё это время прижимал к крепко зажмуренным глазам, Джон осторожно разлепил веки, боясь и вместе с тем непреодолимо желая взглянуть на дорогого сердцу безумца. Увиденное отозвалось в груди пронзительным облегчением, и синий взор монарха трепетно обласкал любимое лицо, успевшее вернуть себе знакомые родные черты.

Кажется, они победили. Снова.

Разумеется, им понадобится ещё не один день, чтобы справиться со всем царящим в голове и сердце Шерлока разбродом, но беснующиеся эмоции больше не имели над Преданным безраздельной власти, подкреплённой всепоглощающей виной перед всеми — неспасённой Мэри; ребёнком, которому он дважды подарил жизнь, первый раз совершенно этого не желая; перед Джоном, который знал и вынужден был жертвовать собой, чтобы защитить, — и неосознанным, но навязчивым стремлением наказать себя за эту, пусть и невольную вину, искупив её собственным бесконечным страданием.

О, как отчётливо до сих пор читалось сие в бирюзовой глубине удивительных глаз, полных скорбной и мучительной, хоть и взятой под контроль боли! И всё же Джон чувствовал, знал: самое трудное и страшное осталось позади, отступив вместе с недавней неистовой одержимостью.

Под пытливым взором Его Величества Преданный опустил ресницы, сжимая, комкая в напряжённых пальцах попавшуюся им простыню, но более не застывая пугающей мертвенной статуей. Из-под дрогнувших век блеснуло влажным и скорбным, и он зашептал — тихо, больше не частя и не захлёбываясь, но горько и покаянно:

— Джон… Джон… Я ведь считал Мэри недостойной, считал её… А сам…

Ватсон, судорожно сглотнул. Не в силах сдержаться и остановить ответную дрожь, потерянно наблюдая, как Шерлок, его Шерлок, отважно выносящий пытки, не моргнув выслушивающий собственный смертный приговор, не обращающий внимания на самые тяжёлые раны, плачет — без всхлипов и вздрагивающих плеч, с окаменевшим лицом, не ощущая струящуюся по щекам солёность, — Джон всё ещё помнил, что должен быть стойким и выдержанным. Должен за двоих — потому что ответственен, потому что кроме него никто больше не сможет помочь Преданному пережить жестокие приступы самоуничижения за поступки и слова, в которых сам кающийся нисколько не виноват. И он, наплевав на всю логику и знания выдающегося ума Холмса, на всю заурядную очевидность сотый раз произносимых вслух утверждений и уговоров, повторял ему это: не виноват, ни в чем не виноват, не смей и думать такое, не смей… Повторял, как заведённый, тоже глотая втихую едкое и солёное, гладя по плечу, по слипшимся от пота волосам, по стягивающим грудь заново наложенным бинтам, питая Шерлока своей любовью и свято веря в то, что утешения, наконец, достигнут цели, добираясь до сердца, а оттуда — и до разума, что боль пройдёт, что раны затянутся, и телесные, и душевные, и всё-всё будет у них хорошо…

— Джон, она сказала, что стала жертвой, но была не против… Как такое может быть?.. Как такое может быть? — словно временно утратив способность к очевидным умозаключениям несчастно шептал Преданный, цепляясь за последние слова Мэри, как хватается за обломок мачты попавший в кораблекрушение мореплаватель, в желании выжить надеющийся, что кусок дерева сможет помочь ему либо дождаться подмоги, либо добраться до обетованной земли.

— Я не знаю, Шерлок, — целовал Джон густые, любимые до боли локоны, горько смеженные веки, заострившиеся скулы, коротко и бесшумно вздыхая и сжимая в объятиях родное и бесценное, — я не знаю… — и снова гладил и баюкал его, как дитя, терпеливо ожидая выполнения собственных обещаний: всё пройдёт, всё забудется, всё будет хорошо…

Джон не мог бы точно сказать, сколько именно часов он провёл у постели Шерлока, с облегчением наблюдая, как состояние любимого постепенно выравнивается — медленнее, чем хотелось бы, но с укрепляющей дух стабильностью. Собственная усталость, которую Его Величество продолжал упрямо игнорировать, невзирая на тяжелеющие веки и гудящую голову, настойчиво напоминала о себе, путая сознание и заставляя мысли с неконтролируемой непроизвольностью перескакивать с одного на другое, пока на их петляющем пути надёжным якорем не возникло светлое и радостное чувство: их малыш жив и здоров, маленькое, но такое необходимое сейчас счастье!

Ватсон ощутил, как в груди разливается приятное согревающее тепло и тут же взглянул на Шерлока — насторожено и чуть виновато. Но Преданный открыл глаза и даже слабо улыбнулся в ответ на сию неоправданную тревогу — впервые после всех произошедших ужасов.

— Джон… — голос звучал тихо, но уверенно. — Иди к нему. Я же вижу, тебе нужно… — улыбку сменило слегка смущённое выражение: — Я пока…

— А ты пока поспи, — не имея сил отказаться от соблазна увидеть наследника, король всё же желал удостовериться, что его отсутствие не пойдёт возлюбленному во вред. — Сможешь? Ради меня? Пожалуйста. Тебе это нужно.

— Хорошо, — Холмс был сама покладистость.

— Точно? — всё ещё не мог решиться Шотландец.

— Да. Точно, — но даже твёрдость, с которой было дано обещание, не поставила точку в монарших колебаниях. Уже поднявшись на ноги Джон неуверенно затоптался на месте:

— Я ненадолго.

— Джон, Бога ради! — привычно подводя глаза к потолку пробурчал Шерлок. — Ступай уже! Я никуда не сбегу, — и добавил, нарочитой ворчливостью тона подчёркивая несерьёзность продемонстрированной ранее досады: — При условии, что ты пообещаешь тоже отдохнуть как следует или хотя бы нормально выспаться — на тени у тебя под глазами смотреть жутко. Если, разумеется, в твои намерения не входит целенаправленное прибавление хлопот господину Бэрримору.

Вернувшаяся к Его Высочеству ироничность окончательно убедила Ватсона, что тому значительно лучше, и король может со спокойной совестью на некоторое время препоручить своё бесценное сокровище заботам добросовестного и ответственного доктора. Заручившись клятвенными уверениями молодого лейб-медика в том, что о малейших ухудшениях в самочувствии принца Его Величеству будет доложено незамедлительно, Джон, наконец, несколько успокоился и покинул опочивальню возлюбленного почти без терзаний.