Навечно преданный (СИ)

Потрясённо, но с робкой надеждой на лучшее приняв сии изменения за прорвавшиеся-таки благотворные рыдания, король обхватил лицо возлюбленного ладонями, готовясь к чему угодно — утешать, успокаивать, плакать вместе… Но, уже через секунду, опешив от химерности происходящего, понял, насколько ошибся: вырвавшийся из рук своего встревоженного опекуна, преобразившийся до неузнаваемости Холмс сотрясался в самом гротескном из возможных приступе хохота.

Взорвавшись после продолжительного глухого безмолвия внезапной потребностью звучать, привставший на локтях и скрюченный спазмом Шерлок изменился каждой своей чертой, захлёбываясь словами и проталкивая их через горло, словно шипастый тёрн:

— Преданные не могут иметь детей!.. Они же не могут!.. Я не могу!!!

Джона заколотило в ответ. Истерика.

Беспощадным прозрением пришло ощущение, что зловещая сцена — лишь предвестник подлинного, неуклонно приближающегося несчастья. Но и сама по себе она выглядела жутко. Страшнее всех былых переживаний, страшнее ранений и смертей был этот незнакомый Шерлок с искажённым судорогой лицом, сверкающими безумием глазами и ходящими ходуном напряженными скулами.

Напуганный кошмарным зрелищем, приумноженным собственным находящимся на грани напряжения состоянием, оглушённый неудержимым эмоциональным потоком, льющимся через соединяющий их с Преданным канал и сметающим всё на своём пути, Ватсон внезапно утратил всякую, почти никогда ранее не отказывающую ему способность к трезвому здравомыслию. Неукротимая стремительность разворачивающихся событий, затягивающих, точно арканом, посредством Связи в своё безумие и Джона тоже, заставила отбросить прочь не оправдавшие себя нежность и осторожность, заместив их нервозно-суетливым поиском средства, способного как можно скорее прекратить то немыслимое, что разворачивалось перед его ошарашенным взором. Остановить, прервать этот абсурд, положить ему конец! Подчиняясь рефлексу, почти не думая, не имея возможности отсрочить неизбежное в попытке найти менее суровый вариант воздействия, Его Королевское Величество с маху влепил жёсткой ладонью по совершенно чужой кривляющейся физиономии, что заменила собой родной и любимый лик.

Длань воина была воистину тяжела. Преданного отшвырнуло назад, на высокие пуховые подушки, а на щеке мигом расцвело алое пятно. Жуткий смех прервался, сменившись невнятным растерянным бормотанием:

— Мэри… Она говорила — мы все отправимся в ад… Это он и есть?.. Я в аду? — Шерлок обвёл комнату блуждающим, слепо скользнувшим по Джону взором, кивнул, словно соглашаясь с подступающим из предрассветного мрака безумием: — Да, я в аду. — И, запрокинув голову, снова зашёлся судорожным, до всхлипов, хохотом.

Это было выше всяких человеческих сил. В глазах у Шотландца потемнело, реальность вокруг него качнулась и поплыла, теряя очертания привычного скромного уюта. Внезапно король увидел себя спускающимся по крутой лестнице, ведущей вниз, в темноту, торопящимся следом за стремительно удаляющимся от него Шерлоком. Сырые стены и низкий потолок надвигались, грозя задушить, раздавить своей обречённой серостью; раскрошившиеся осклизлые ступени уходили из-под ног, норовя сверзить непрошеного гостя в бездонную пропасть мрачного подземелья. «Подвалы Эплдора,» — пришла откуда-то леденящая кровь догадка.

Несмотря на прилагаемые шотландским монархом отчаянные усилия, расстояние, отделяющее его от Преданного, не сокращалось, и все старания в итоге сводились лишь к тому, чтобы вовсе не потерять из виду родной силуэт.

Казавшаяся бесконечной лестница вдруг оборвалась, норовистой лошадью скинув Ватсона в не менее неприветливый, едва освещённый коридор с беспорядочно разбросанными по стенам дверными проёмами, разительно напоминающими разрытые могилы. В конце узкого прохода неуловимым призраком вновь мелькнула светлая угловатая фигура и скрылась за поворотом, растворяясь в темноте. Джон поспешил следом, боясь не успеть, потерять и никогда больше не отыскать возлюбленного в этом чудовищном лабиринте. Свернув за угол и заметив, как одна из многочисленных дверей захлопнулась, он, не раздумывая ни секунды, направился к ней, решительно толкнувшись плечом в тяжёлое, перехваченное железными полосами дерево. Дубовая преграда поддалась нехотя, оглашая густую, точно кровь, тишину отвратительным скрипом и открывая монаршему взору картину, ужасающую и душераздирающую одновременно.

Ещё мгновение назад стремящийся в неведомое, но всё же свободный, его Преданный теперь сидел на корточках у стены, прикованный к ней толстой тяжёлой цепью. Почти утративший человеческий облик, он что-то бессвязно бормотал, поблёскивая глазами, в которых вместо ясной бирюзы жутко и безумно плескалась зеленовато-серая болотная жижа.

Облизав пересохшие губы, всё ещё надеясь разрушить дьявольское наваждение, Джон тихо позвал:

— Шерлок, родной… — и запнулся, поражаясь тому, как глухо и бесцветно звучит его голос в этом каменном мешке.

Преданный откликнулся на зов: вскинувшись и сосредоточив внимание на вошедшем, он внезапно метнулся к посетителю, натягивая цепь, прикреплённую к прочному железному ошейнику, силясь коснуться бывшего Хозяина сведёнными судорогой пальцами и отчаянно рыча на невозможность достичь вожделенной цели из-за слишком короткой привязи.

Не смея шелохнуться, не будучи в силах оторвать взгляд от металлического обода, впивающегося в растёртую шею при каждом очередном рывке, Ватсон чувствовал, как тягучий холодный страх накрывает его, прилипая к коже Нессовой одеждой*, отравляя безнадёжностью и чувством собственного бессилия. Существо, рвущееся к нему с привязи, больше не было Шерлоком, от него осталась лишь оболочка, вместилище для сломанного сознания. Джон терял, терял его — и ничего не мог с этим поделать, разве что погибнуть вместе, умереть душой, разделяя с любимым неизбежность настигшего их кошмара. Ведь даже в таком ужасающем виде Преданный был бесконечно дорог и важен ему, и Шотландец точно знал, что не откажется от подаренного судьбой Ангела несмотря ни на что, будет беречь, охранять, будет искать способ излечить — пусть это хоть тысячу раз невозможно! — будет держать в собственных объятиях, а не заключать в оковы, если у того случатся приступы буйства…

Но Бог мой, как же это должно быть страшно — изо дня в день видеть в глазах возлюбленного душу, при жизни низвергнутую в преисподнюю…

Рычание перешло в жалобный скулёж, и Джон, изнемогая от жалости, не имея сил больше сопротивляться, готовясь принять неизбежное безумие, которому он, очевидно, никак не мог помешать, даже стремясь к этому всем сердцем, сделал шаг навстречу тянущимся к нему рукам, понимая, что сии объятия могут оказаться для него последними в жизни. Раз я не могу спасти тебя от ада, значит мы спустимся туда вместе. Я не оставлю тебя одного…

Жёсткие безумные пальцы впились в напряжённую спину, сбитое, приглушённое дыхание опалило плечо даже через слои одежды. Больно. И жутко. Джон замер, покоряясь, не пытаясь избежать уготованного жестоким провидением, отдавая себя решительно и безраздельно. Бери. Так, как тебе нужно, как необходимо, я буду рядом, где бы ты ни оказался. Не решение — воплощённая настойчивая потребность. Без вариантов.

Сжатый в комок скрюченных нервов, потерявший иные ориентиры, кроме любящего и сострадающего сердца, стучащего вблизи от его собственного, Преданный затих, но внезапно пропитавшая окружающее пространство непредсказуемая тишина, скорее, изумила Ватсона, нежели принесла облегчение: невзирая на видимую передышку, какофония безраздельно оккупировавших Шерлока эмоций всё больше напоминала королю раскрытую, но написанную абсолютно недоступным разумению шифром книгу.

Опустив глаза, сам едва не сходя с ума от изматывающей неопределённости, Шотландец потянулся к Преданному умоляющим слабым протестом: что это? что ещё? какое новое испытание посылает нам безжалостное небо? — но вместо ожидаемого приговора, настороженно и удивлённо, не доверяя самому себе, вдруг различил в сознании возлюбленного робкие, словно весенние первоцветы, проблески здравомыслия, восстанавливающего разрушенный хаосом порядок.