Бездна (СИ)

Она оглянулась и одарила меня своей нежной улыбкой. И на один краткий миг я снова почувствовал умиротворенную радость внутри, и мое сердце отозвалось смущенным волнением.

========== IX ==========

Разве любовь должна приносить боль, разрушать жизни и быть лишь мучением своей душе? Разве не должна она быть самым прекрасным, что есть в этом мире, тем, что заставляет нас парить под небесами, преодолевая вечную тягу к бренной земле?

Я был самым счастливым человеком и самым несчастным только с ней.

Первые мгновения, услышав ее слова, я все равно продолжал верить, что все это ошибка, что мне нужно запастись терпением и дождаться, когда она ко мне вернется. Я не мог понять, что моей любви не могло хватить на нас двоих, сколь велика бы та ни была. Она сделала свой выбор, и он ее хоть и не совсем устраивал, но она так и не смогла отпустить Алека. Только что тогда было со мной, зачем давала обещания, дарила ласку и нежность?

Моя любовь пришла и окрепла только со временем, но потом я все чаще тосковал по тем простым временам. Я понимал, что происходит. Чувствовал растущее между нами отчуждение и инстинктивно цеплялся за то, что нас когда-то объединяло, но это был словно запертый круг — мои отчаянные старания отдаляли нас друг от друга все сильнее. Я продолжаю и сейчас смотреть на нашу луну, вспоминая все, что у нас было, но образы тех дней кажутся все более зыбкими, я будто утопаю в них.

Нет, я знаю, она и правда любила меня. И доказательством служили не слова, сказанные ли ею, когда мы были вместе, или те фразы, что будто лезвием она резала меня в наши последние встречи. Слова всего лишь слова. Они имеют склонность меняться, лгать и предавать, а какие-то даже могут убить душу человека. И даже поступки порой вносят слишком много противоречий. Но глаза. Они не могут обмануть никогда. Как бы человек не пытался скрыть то, что у него на сердце, его взгляд всегда расскажет правду, не скроет истину.

Поэтому я знаю, что моя любовь была взаимной. Только все то, что случилось с ней, заставило ее научиться обманывать саму себя, находить пути, которые не могли привести ее к счастью. Она разрушала себя и свою жизнь. Осознавала ли она это, делала ли это намеренно, кто знает. Она стремилась к чему то, столь недосягаемому в этом мире — отсутствию боли, отсутствию страданий, к той реальности, куда везде проникает свет, освещая и не давая появиться вновь самым темным трещинам и пропастям. И кто бы стал ее винить за это?

Наша совместная жизнь была далека от идеала. Но хуже всего было то, что мне приходилось уезжать от нее. За эти проходившие недели, месяцы разлуки наша любовь не становилась больше, она неизменно угасала, и нам не хватало сил разжигать ее вновь и вновь. Я знал, что все катится под откос, чувствовал свое бессилие повлиять на ситуацию, но я продолжал цепляться за нее, за свое чувство к ней, которое несмотря ни на что продолжало жить в моем сердце. Если бы у нас были дети, возможно, это исправило бы все. Она любила бы их, и они давали бы ей ту любовь и ласку, которую не мог дать я на расстоянии. Но их не было. А когда я находился дома, когда мог теми же месяцами никуда не исчезать, и проводить с ней вместе каждый день, то это почему-то становилось все большей пыткой для нас обоих. Я чувствовал появившуюся стену между нами, какое-то непонимание, отчужденность, но не понимал, с чем именно это было связано, и не мог поэтому исправить. Она закрылась в себе, как это делала обычно, и я не мог никак до нее достучаться.

Пока однажды мы не поссорились с ней очень сильно. В ссоре она рассказала обо всем, что накопилось у нее внутри. О своей боли и горечи от постоянных потерь, о том, что я не был с ней в тот тяжелый момент, когда она потеряла нашего малыша, выбрав дела фирмы, а точнее испугавшись того, что пришлось бы справляться не только со своими чувствами утраты, но и ее. Я не был сильным рядом с ней, не был с ней единым целым, не понимал ее. Уже тогда она говорила, что трещины в наших отношениях уже не склеить.

Но мне не хватило сил отпустить ее. И я продолжал любить, верить, ждать. И я пытался ее вернуть. Писал ей письма, практически перестал уезжать, все время проводил только с ней. Так проходили месяцы. А потом я уехал в свою последнюю командировку, сумев, наконец, себе выбить место в одной небольшой, но достаточно престижной фирме. Теперь я смог бы все время быть с ней, возвращаться каждый день после работы к своей единственной. Поэтому я намного быстрее закончил все свои формальные дела, и вернулся на пару дней раньше, чем должен был. Я хотел приехать к ней домой, обрадовать ее новостью и отпраздновать начало нашей новой жизни.

Еще на подъезде к нашему уютному домику на берегу моря, я не мог сдержаться от нетерпения поскорее увидеть ее. Поэтому я изо всех сил гнал свою лошадь. Был уже поздний час, но дорога заняла у меня гораздо больше времени, чем я планировал. Я боялся застать ее уже спящей. Но я знал, что даже если так, то я не смогу себя сдержать, я бы разбудил ее и рассказал обо всем, что у меня было на сердце, я бы убедил ее в том, что теперь у нас все будет хорошо. Теперь все изменилось, я больше не видел никаких преград для нашего счастья и я был уверен, что наша любовь, выдержав столько испытаний, поможет нам и теперь. Ведь главное мы любим друг друга, разве может быть что-то важнее этого, разве может существовать хоть что-то, что это разрушит. Нет. Для нее нет ничего невозможного. Мы сможем простить друг друга, сможем все забыть и начать сначала.

Я повторял себе это всю дорогу к ней, а потом и когда спрыгивал с лошади и нетерпеливым шагом подходил к входной двери, когда поднимался по лестнице, держа в руках букет собранных по пути через поле благоухающих, невинных полевых цветов, и когда, еле дыша и ступая как можно тише, входил в нашу спальню, и когда увидел ее, сидящую почти раздетую на кровати и смотрящую в окно на появившеюся луну. Нет, она не спала. Она обернулась и вскрикнула от удивления, заметив меня. Но тутже спохватилась и закрыла себе рот ладонью.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Я вернулся к тебе, любимая жена. И у меня столько есть всего, что тебе рассказать, — начал я обрадованно ей говорить, но, не удержавшись, положил цветы на постель, а сам приник к ней, обнимая ее.

Но она не обняла меня в ответ. Я отстранился и взглянул на нее. В ее глазах сверкнуло что-то странное, а на лице застыла грустная улыбка.

— Я не ждала тебя. Но наверно это судьба. И раз все так складывается, то мне нужно поговорить с тобой, — вполголоса сказала она и, взяв меня за руку, посадила рядом с собой.

— Я хочу развестись с тобой, Микаэль — сказала она.

— Что? Я не понимаю. Что ты такое говоришь, милая? — спросил я, не до конца понимая смысла только что услышанной фразы. Нет, она же не серьезно, она просто расстроена нашей очередной разлукой. — Подожди, я должен тебе сказать. Не бойся, теперь все будет по-другому. Я больше никуда не уеду от тебя. Я нашел себе работу здесь. Теперь у нас все наладится, милая!

Но она лишь крепче схватила мою руку и положила свою голову мне на плечо.

— Уже поздно. Ничего не исправить, дорогой, — продолжила она.

— Нет, нет же, что ты, моя хорошая, — начал успокаивать я ее, и взяв ее лицо в свои ладони, стал покрывать его своими поцелуями. Она не сопротивлялась и не отворачивалась, но я видел, что она была готова расплакаться от этого.

— Хорошо. Поговори со мной. Объясни мне, почему ты так думаешь, — сдался я, опустив свои руки. Я смотрел в ее глаза, пытаясь разглядеть, что же скрывалось за всем этим, пытаясь увидеть ту любовь, что видел прежде. Но они все также были будто бы скрыты непроницаемой дымкой. И тогда она поведала мне обо всем, о чем я даже не догадывался все это время.

— Я больше так не могу. У меня не осталось сил. Нас с тобой связывало прекрасное чувство, и я никогда не забуду этого. Ты замечательный человек, Микаэль. Я так сильно любила тебя, но видимо все то, что так неожиданно и сильно зажглось, все это так же внезапно прекратило гореть, все погасло. Я все вспоминаю, как нам было хорошо с тобой. И задаюсь вопросом, могло ли все сложиться иначе. Каким-то образом, продолжая любить друг друга, мы поменялись ролями, теперь ты смотришь на мир моими глазами, а я поняла, почему ты так страстно цеплялся за реальность и рациональность.