Бездна (СИ)

— Нет смысла ворошить прошлое. Теперь мы с тобой связаны крепче, чем могли когда-то представить. Просто сделай, что я прошу, и покончим с этим. Не позволь ее смерти стать бессмысленной. В. не хотела бы, чтобы мы разрушили свои жизни.

— Нет, она хотела бы жить! — я выхватил у него кинжал и с яростью придавил Алека к стенке. — И не важно, кого бы в итоге она выбрала. Она должна была просто жить, слышишь?!

Комок боли поднялся к моему горлу. Каждую частицу моего тела сковала невыносимая дрожь, и я ударил его. Клинок легко вошел в плоть, но удар вышел скользящим и лишь полоснул по его правому боку. Брызнула кровь, которая тут же стала заливать пол. Я взглянул на окровавленное орудие и тут же ужаснулся от того, что сделал. Я вновь все уничтожил. То единственное, что оставалось у меня от нее, что напоминало мне о ней. Оно теперь было загублено, я не сдержал своего обещания не окроплять кровью свои творения.

Алек схватился за свой бок, закрывая руками рану. Он оттолкнул меня, все еще застывшего напротив него, и стал рыскать в поисках того, чем бы можно было перевязать рану.

Я внезапно очнулся. Я выкинул нож, кое-как вытер руки об свою одежду. Подойдя к столу и выдвинув первый ящик, я достал оттуда несколько бинтов. Также я достал пузырьки опиума из своих запасов и, открыв один из них, смочил бинт. Сделав это, я протянул все Алеку.

Он выхватил их и стал накладывать перевязку. Рана оказалась неглубокой, задев лишь верхние слои кожи. Пока он проделывал процедуру, я опустился на пол и в молчании наблюдал за ним.

— Теперь я могу заявить, что ты пытался меня убить. Черт, царапина, а болит ужасно, — выругнулся он, делая окончательную завязку на спине.

— Я не хотел этого делать, — сказал я.

— Да знаю я, — ответил Алек.

Закончив, он тоже сел на пол напротив меня, стиснув зубы, от пронзившей его бок боли:

— Я никогда не хотел, чтобы все так сложилось. Не хотел, чтобы что-то становилось между нами. Ты мне был как брат. Она должна была остаться с тобой, мне не следовало тогда возвращаться. Все равно у нас с ней ничего бы не сложилось. Как бы я ни любил ее, я не смог бы прожить с ней всю жизнь. Ни один из нас бы не сделал другого счастливым. Мы слишком были похожи с ней, обе неприкаянные души. Мы не могли наслаждаться тем, чтобы все было спокойно и хорошо, мы находили страдания, все усложняли. Она ведь знала, что я не брошу свою жену. Что не смогу отказаться от всего ради нее. И она бы потом вернулась все равно к тебе, поверь мне.

— Мне не нужен был никто кроме нее. И я бы смог последовать за ней куда угодно, лишь бы она позвала за собой. Но ей было мало меня, да она любила меня, но я не смог ей дать всего, в чем нуждалась ее душа, ее сердце. Просто не смог, — сказал я и схватился за голову. Я с силой сдавил виски, в желании выдавить оттуда все мысли о ней. Конечно, это было бесполезно.

Я поднял голову и взглянул на Алека. Я пытался представить ее с ним. То как она притрагивалась к нему, как позволяла ему любить ее тело. И понял, что-то, что раньше причиняло мне такую боль, теперь отдавалось лишь глухим отголоском в моей душе. В конце концов, он и вправду всего лишь любил ту же женщину, что и я.

Поднявшись, я нашел на столе бумагу и перо. Сделав несколько записей, я протянул листок Алеку.

— Это то, ради чего ты меня искал. Теперь я хочу, чтобы ты оставил меня, и не пытался больше никогда меня отыскать. Пусть я для тебя стану мертвым. Я уже чувствую себя лишь призраком, во мне больше не осталось ничего от прежнего, хоть я и вечно буду терзаться прошлым, — безжизненно проговорил я.

Он кивнул, и тоже поднявшись, потянулся за своими вещами. Но прежде чем открыть дверь и навсегда исчезнуть из моей жизни, он обернулся и отдал мне запечатанный сверток, который он достал из своей дорожной сумки.

— Здесь несколько ее вещей. И также то, что ты должен уже давно был узнать. Открой его, когда будешь готов. И еще, — добавил он на прощание, — она очень любила тебя, друг.

Оказавшись наедине с собой, я налил себе в стакан вина. Но взяв его, я заметил оставшиеся засохшие пятна крови на руках. Я поставил стакан на место, так и не сделав ни одного глотка. Вместо этого я поднес свои ладони к горевшей свече и стал разглядывать их.

Я смотрел на свои окровавленные руки и вновь переносился туда, в ту ужасную роковую ночь. А потом я взял свои запасы опиума, открыл сразу несколько пузырьков и не разбавляя выпил их. И спустя несколько мгновений, моя голова окуталась в туман, мысли проносились одна за другой, ну, а я уносился прочь от них, от всего, что еще оставалось живым во мне.

***

— Видел ли ты хоть раз танец восточной женщины? Даже если и да, то это не идёт ни в одно в сравнение с тем, как танцевали наложницы султана. Мы обучались этому годами, когда каждое движение становилось не только естественным, но и исполненным страсти и обещания неземного блаженства. Красота изящных линий, пленительность взгляда, яркость струящихся тканей, подчеркивающих изгибы женского тела, звон золотых браслетов на запястьях и лодыжках, смешанный с боем барабанов, звуками флейты-мизмары и струн аль-удов. Прерывистый свет горящих свечей и запах терпких благовоний. Все это невозможно забыть, увидев лишь однажды.

Но вспоминая дни, проведенные в гареме, передо мной предстает не это, а нежная улыбка моей возлюбленной, ее сверкающие любовью и нежностью глаза. И когда я исполняла танец для султана, то представляла, что в покоях не было никого кроме нас с ней. Я не опускала свой взгляд, не смущалась от того, что она видела меня полуобнажённой. Я разделяла ее чувства, и мои глаза выражали невыносимое желание принадлежать лишь ей, полностью и безвозвратно.

Звучащий ритм, совпадающий с моим пульсом, мои раскованные и завлекающие движения, холод сабли на моей груди и животе, и все более и более неистовый танец. Я останавливалась только когда смолкала музыка, замирая напротив нее, окончательно потонув в ее глазах. Именно тогда я дала клятву любить ее до своей смерти, идти за ней, куда она ни позовет, никогда не предавать, не причинять боль. Непостижимым образом она завладела моей душой, будто стала госпожой ей, и я не требовала ничего взамен этого. Потому что я знала, что даже если она меня разлюбит, то я не смогу забыть ее никогда.

Когда темнело, я сидела в своих покоях и ощущала запах соленого бриза, настолько насыщенный, что казалось, будто он отставлял следы на теле. Босфор — мой друг, мой безмолвный покровитель.Он привел меня к моей любимой в эту прекрасную и жестокую османскую землю. И именно его воды должны были унести нас в далёкие земли, помочь нам быть вместе, суметь обмануть судьбу и избежать наших участей. Наш побег был назначен через пару недель. Но уже тогда у меня было предчувствие, будто должны пройти годы, прежде чем мы сможем обрести друг друга. Но я отгоняла эти мысли, рядом с моей любимой не было места сомнениям и страхам. Я верила, что любовь может справиться с любыми трудностями.

Любое наше свидание с ней наедине было рискованно, и если бы нас поймали, то нас обеих ждала бы неминуемая гибель. Но мы были не в силах прятать свои чувства, не могли бороться с ними. Поэтому даже смерть стала для нас малой платой за то, чтобы иметь возможность быть вместе, видеть друг друга.

В наши последние дни в гареме, наступила ночь, которая стала для меня особенной, ее я провела наедине с ней. Я вдыхала аромат ее кожи, ощущала скользящий по моему телу взгляд, прикасалась к ее бархатному животу, поднимаясь все выше и замирая от теплоты ее дыхания, находясь внутри нее, чувствуя ее вкус на своих губах, и желая лишь того, чтобы не наступало утро, чтобы ни один луч света не смог иметь власти над нами, не заставил нас снова разлучиться.

Часами лежать в нашем тайном месте, вдыхая аромат акаций, смеясь вместе с ней, прячась в ее объятиях — для меня это было счастьем, которое я хотела продлить вечно. Я наслаждалась настоящим, но неизменно мечтала о будущем, которое я смогу разделить с ней. Это было моей ошибкой. Потому что будущее было слишком туманным, и как оказалось, этому туману было не суждено развеяться.