Но я буду любить тебя (СИ)

Шатенка ни на минуту не забывала, что завтра предстоит провести первое занятие для Эйдена и, возможно, для царицы. «Что же она делает… Такая странная, такая необычная, удивительная Кларк» - грустно улыбнулась Лекса, вспоминая белокурый, совершенный образ.

Командующая принесла с собой рисунок, который нарисовала еще до отъезда в Александрию. Восход солнца, яркий, жгучий восход. На некоторое время девушка задумалась, погружаясь в мир, изображенный на холсте: «Можно ли оказаться там, где круглый год не ждут весны? И сад цветет из диких роз. Где вечность ходят босиком, забыв печали, горькие от слез. А можно ли гореть до тла, не погружаясь в плоть и страсть? Забыть страдания и ложь, и раствориться в утренний восход. Однажды все охватит ночь, но не пейзаж, не наши сны. Там все останется как есть, там жизнь пьянит и небо голубым цветком. Там страхи будней - суета, и ночь целуется с луной, даря земле божественный рассвет. А день теперь дороже ста, дороже многих, долгих лет, и красота пленит огнем, окутав сердце в бирюзовый цвет».

Говорила Лекса о любви или о чем-то другом, но это с точностью передавало то, какими чувствами сейчас было заполнено ее сердце. Еще немного, и они вырвутся наружу, потому что заполняли уже до краев, до самых верхних линий жизненного сосуда.

***

Кларк тем вечером была очень задумчива. Она проводила сына спать, который пребывал в предвкушении завтрашнего дня, когда Лекса будет обучать его фехтованию. Девушка тоже была настроена получить первый урок от своего генерала. Это волнительно действовало на нее.

Но сегодня вечером царица задумалась о другом. Впервые она осознала, что стала редко вспоминать об империи. Все, что ее сейчас заполняло, было далеко от величия и благополучия Рима. Это ужасно расстраивало ее, но еще больше расстраивало то, что она и не хотела больше думать об этом. Вся ее жизнь - это погоня за мечтой, которая теперь казалась призрачной и нереальной. Хотя цели оставались по-прежнему материальными и осязаемыми - война, захват территорий. Но возможно ли прийти в чужой мир и назваться освободителем, когда заставляешь все в этом мире подчиняться своим правилам? Это уже не свет, о котором так грезила когда-то Кларк, это насилие и угроза. Что-то изменилось внутри блондинки. Она стала задумываться не только о своей империи, но и обо всем мире, который точно не ждет, когда Рим поработит его.

В тронный зал, сверкающий чистотой и грациозностью, где сейчас находилась Кларк, вошел советник. Он с самого приезда царицы заметил в ней перемену и долю апатии ко всему. У него были серьезные основания подозревать, что с Кларк что-то произошло. Царица стояла возле трона и смотрела на город, виднеющийся сквозь огромное балконное окно.

- Госпожа, простите, что лезу не в свое дело, но с вами что-то происходит в последнее время. Может, вам нужен мой совет? - мужчина был осторожен.

- Линкольн, скажи, а так ли велик Рим, как мы его себе представляем? Чем мы отличаемся от варваров и дикарей? Мы приходим в чужой дом и отнимает у детей отцов, заставляя их служить в римской армии. Мы забираем у людей их традиции, их религии и веру. Взамен не отдаем ничего, прикрываясь славой, силой и величием.

Советник был обескуражен этой речью. Это в корень меняло все, ради чего Кларк жила. Но правду в этих словах он тоже видел.

- Царица, так угодно богам, раз они каждый раз покровительствуют нам в битвах. Мир веками живет войнами и захватами, земля каждый день меняет границы и все потому, что люди никогда не смогут остановиться в желаниях. Империи создаются в войнах. Вы, Кларк, представляете великий народ -потомков Рема, сынов Марса и Юпитера, так держите свой путь до конца. Ваша мечта заставила людей принять вас на троне, уважать и любить, а сейчас вы усомнились в правильности этих идей? Вам прекрасно известно, что великие люди, сделал шаг вперед, уже не возвращаются назад. Не возвращайтесь, Кларк… - Линкольн был весьма обеспокоен настроениями царицы и спешил переубедить ее во всем, пока не стало поздно. Но царица была непреклонна.

- Война не несет величия, Линкольн, она несет боль, кровь и смерть. Все это мы, римляне, несем в себе, разжигая вновь и вновь трагедии и порабощая при этом целые государства. Величие идет под руку с крахом, советник.

Линкольн понял, что сейчас царицу не переубедить. Он лишь обреченно заявил:

- Бывает, венценосные особы ведут себя весьма необычно и совершают странные вещи ради любви.

Кларк вмиг поменяла боевое настроение на растерянность и замешательство. По ее мнению, советник ничего не должен знать о ней и Лексе, но кажется, царица ошибалась.

- Не понимаю тебя, Линкольн.

- Скорее всего, наоборот, царица, вы очень хорошо понимаете. Дикарка и вы с вашей благородной кровью… - мужчина не успел закончить.

- Довольно! Что ты знаешь о любви, советник! - повысила тон Кларк, повернувшись всем телом на мужчину.

- Я знаю царица… - грустно ответил Линкольн, опустив голову. - Когда любишь, весь мир становится словно одним сердцем и бьется в груди.

Девушка подозрительно посмотрела на него, совершенно не ожидая, что в его мудром, но холодном сердце может быть такое понимание чувств. На некоторое время они оба задумались каждый о своем.

Кларк вспомнила Луну, которая предсказала ей большую любовь, выбор и желание богов. «Что же она имела ввиду?» - думала девушка, но эти мысли перебил советник:

- Как бы там не было, Кларк, а чувства нельзя путать с долгом. Если вы отныне не хотите приносить процветание и славу Риму, то вы должны это делать. У вас есть священный долг перед империей и народом, иначе они возненавидят вас и никогда не простят, - мужчина поклонился и повернул в сторону выхода. Кларк смотрела ему в след, понимая, что Линкольн в очередной раз прав. «Я не хочу воевать, но я должна» - обреченно призналась себе девушка.

Царица думала ночью о том, как сильно на нее повлияла Лекса. Она знала, что девушка - генерал, что она прекрасная воительница, сильная и смелая командующая. Битва и война - это ее стихия, но каждый раз, когда Кларк смотрела в зеленые глаза, она видела другое. Казалось, что Лекса презирает силу и оружие, казалось, что она презирает сам Рим, за то, что он так велик, понимая какой ценой далось это могущество. Царице были не понятны свои мысли, но она не могла избавиться от этого чувства по отношению к командующей. Может быть, именно это и стало причиной перемен в самой Кларк.

***

Следующее утро девушки началось в объятиях сына. Он прибежал к ней в ранний час и обнимал до тех пор, пока мама окончательно не проснулась.

- Эйден, вообще-то, даже императоры хотят по утрам по-дольше поспать, - растягиваясь в теплой улыбке, говорила Кларк, глядя на лежащего рядом мальчика.

- Маам, ну хватит спать. Скоро придет Лекса, а ты еще не выделила нам помещение для занятий.

Глаза Кларк расширились от неожиданности. Она и не думала, что ее утро так скоро начнется с зеленых глаз.

- Как? Ты сказал прийти ей с утра?

- Нет, но она же военный человек. Наверняка придет утром.

- Это верно. Тогда быстро встаем и приводим себя в порядок. Императоры не должны выглядеть, как сонные бегемоты. Даже с утра! - засуетилась Кларк, быстро поднимаясь с постели и расшатывая маленького Эйдена, не желающего так скоро вставать. Мальчик уже пожалел, что разбудил маму.

Спустя час Лекса действительно была во дворце. Ее встретил Линкольн и проводил в специально отведенное место для занятий. «Арена» располагалась во дворе, в окружении деревьев и Тосканских колонн. Посреди этих каменных великанов находилось поле, усыпанное песком. Рядом с ним находилось заднее крыло дворца, с балкона которого можно наблюдать за занятиями. Эта функция была отведена Линкольну.

Через несколько минут на поле пришел Эйден. В первый день Лекса проводила с ним разъяснительную беседу и показала несколько виртуозных приемов, которые зажгли в глазах мальчика изумленные огоньки. Они еще некоторое время сидели вместе на скамейке и разговаривали об оружии. Лекса вновь передала в руки мальчика свой меч.