Глаза цвета шоколада (СИ)

В этот момент дверь, ведущая в коридор, отъехала в сторону, и в купе заглянул кондуктор.

— Господа, прошу предъявить ваши билеты.

— Не успел, — прошептал Сэмми, вскочив с пола и растерянно оглядываясь, словно ища пути к отступлению.

— Да, пожалуйста, — Фолкнер спокойно достал из внутреннего кармана сюртука два билета и протянул их кондуктору. — Сядь, Сэмми, не маячь.

Внимательно рассмотрев билеты, кондуктор бросил слегка удивлённый взгляд на мальчика, чья одежда никак не вязалась с обстановкой купе первого класса.

— Какие-то проблемы? — холодно поинтересовался Фолкнер, приподняв бровь.

— Никаких, сэр, — поклонившись, кондуктор вернул билеты мужчине и исчез, пожелав перед этим: — Приятной поездки.

— Теперь ты можешь сесть, наконец, — хмыкнул Фолкнер, поскольку Сэмми так и стоял всё это время. Тот послушно и с заметным облегчением опустился напротив него, но тут же вновь подскочил.

— Это ваше? — в его руках была та самая валентинка, наверное, её сквозняком унесло на соседний диван. Фолкнер взял её в руку и задумчиво повертел перед глазами, а потом сунул в саквояж.

— Вот скажи мне, парень, для чего нам этот праздник, если Господь забирает лучших из женщин, чёрт — всех остальных, а мы остаёмся ни с чем?

— Я не знаю, сэр, — Сэмми пожал плечами. — У меня ещё никто женщин не забирал.

— Надо думать! — хмыкнул Фолкнер, прикидывая, сколько мальчишке лет. На вид — двенадцать-тринадцать, но взгляд был совсем не детским. Ладно, пусть будет пятнадцать. — И я так понимаю, никакая девочка не бросала тебя ради соседского мальчишки? Нет? Ну, значит, у тебя ещё всё впереди.

— А у вас кто отобрал? — осторожно спросил мальчик. — Бог или чёрт?

— Оба. Моя жена умерла десять лет назад от родов. А бывшую будущую невесту сегодня утром я застал в постели с другим. Приехал на день раньше срока, собирался сделать ей сюрприз. Но получил сюрприз сам. Банально до ужаса, верно?

— Угу, — промычал мальчик, поглубже натягивая кепку на лоб, так, что козырёк практически скрыл его глаза, зато полыхнувшие румянцем щеки были очень даже заметны.

«Нет, не пятнадцать. Двенадцать, максимум», — мысленно поправился Фолкнер.

— В общем, мы планировали встретиться завтра, в день Святого Валентина. Но моя мама захотела познакомиться с потенциальной невесткой и попросила меня привезти её в Чикаго — она как раз задумала устроить вечер в честь праздника. Моя мама — очень романтичная женщина. Я согласился, немного изменил расписание своих поездок и был в Миннеаполисе уже сегодня утром. Зашёл к ней в спальню, хотел разбудить поцелуем. Это оказалось ненужным, её уже разбудили до меня.

— И что вы сделали, сэр? — любопытные глаза цвета шоколада выглянули из-под козырька.

— Ничего. Развернулся и ушёл, — пожал плечами Фолкнер.

— Это был её билет? — догадался мальчик.

— Верно. Я не стал его сдавать. Хотел побыть в купе один.

Он осознал, что не случайно произнёс слово «хотел» в прошедшем времени. Потому что больше он этого совсем не хотел.

— Вы, наверное, были очень расстроены, — в голосе Сэмми слышалось явное сочувствие.

— Скорее — раздосадован. Я не любил Марджери, просто она казалась мне подходящей кандидатурой на роль жены. Я очень хочу детей.

— Но если вы кого-нибудь полюбите?..

— Сомневаюсь. Со смерти Пруденс прошло уже десять лет, а я так больше никого и не полюбил. Не думаю, что в будущем что-то изменится. Мне уже двадцать девять, и я не хочу быть слишком старым, когда придёт время обучать своего сына верховой езде, а дочь — игре в крикет.

Фолкнер не понимал, почему разоткровенничался с этим ребёнком. Может, сработал феномен «случайного попутчика», когда изливаешь душу незнакомцу, которого никогда больше не увидишь. Или было что-то в этих внимательно и сочувствующе глядящих глазах цвета шоколада, что заставляло рассказывать этому парнишке Сэмми то, что не рассказал бы даже матери. Она ведь была уверена, что её сын наконец-то вновь полюбил. Эх, мама, знала бы ты.

— А мне кажется, что любовь всё равно нужно ждать, и она обязательно придёт, — задумчиво протянул мальчик, теребя прядь волнистых волос, падающих на глаза.

— В твои годы я тоже в это верил, — вздохнул Фолкнер и решил сменить тему. — Почему ты продолжал бежать вдоль поезда, когда перрон кончился? Там же неудобно?

— Я надеялся запрыгнуть на вагонную сцепку, когда она будет проезжать мимо.

— С ума сошёл? Даже если бы тебе это удалось, и тебя сразу не затянуло бы ты под колёса, сколько ты смог бы продержаться на ней, как думаешь?

— До следующей остановки.

— Она только утром.

— Что? Но я думал… А этот поезд вообще куда идёт?

— В Чикаго.

Сэмми застонал и стукнулся затылком о стенку купе. От этого кепка свалилась с его головы, но он этого не заметил и, вцепившись в неровно подстриженные волосы, стукнулся ещё раз.

— Эй, парень, в чем дело? — Фолкнер быстро пересел на соседний диван и придержал мальчика за хрупкое плечо, удерживая от дальнейших ударов.

— Я сел не в тот поезд. И теперь я еду в противоположном направлении. Моя цель всё дальше, и я не уверен, хватит ли мне теперь денег добраться до Сиэтла даже третьим классом.

— Эй, стоп, отставить панику! Что бы там ни было — я позабочусь, чтобы ты благополучно добрался до места назначения. Тебе нужно успеть к определённому сроку?

— Нет, меня никто не ждёт. Но почему вы хотите помочь мне?

— Спроси что полегче. Я и сам не понимаю. Но, поскольку я втащил тебя в своё купе, то теперь вроде как за тебя отвечаю. Так что на будущее — никаких запрыгиваний на вагонную сцепку. Это смертельно опасно. Договорились? — Фолкнер потрепал парнишку по вихрам. — Господи, кто тебя стриг?

— Кухарка.

— Заметно. И, похоже, овечьими ножницами.

— Нет, обычными. Просто она торопилась…

— Она торопилась, ты торопился… А в итоге мог погибнуть! — Фолкнер вдруг представил себе подобную картину и почувствовал, как что-то защемило в груди. Странное, почти забытое ощущение.

— А какая разница? — уткнувшись взглядом в колени, глухо пробормотал Сэмми. — Поймай они меня — мне бы всё равно не жить.

— Так, и мы снова вернулись к твоему побегу от этих громил. Может, теперь-то расскажешь? Я обещаю тебе: что бы я ни услышал, в любом случае помогу тебе добраться туда, куда тебе нужно.

— Ладно, — тяжело вздохнул Сэмми. — Слушайте. В общем, мой дедушка, который умер около года назад, был очень богат, а я — его единственный наследник.

— Что-то не особо ты похож на богатого наследника, — Фолкнер оглядел потрёпанную одежду мальчика, от застиранного ворота рубашки до сбитых носков ботинок.

— Я знаю, — вытягивая нитку из обшлага пиджачка, согласился Сэмми. — Это для маскировки. Одежда не моя.

— Заметно. Вещи явно не твоего размера. Ладно, если ты богатый наследник, то почему эти люди хотели тебя убить?

— Они хотели меня вернуть. Сейчас я нужен живым. Пока — живым.

— И кто же хочет твоей смерти?

— Дядя Маркус и тётя Хайди. Они мои опекуны. На самом деле они мне не настоящие дядя и тётя, но велели так их называть. Просто дядя Маркус считается сводным братом моей мамы.

— Считается?

— Да. Его отец женился на моей бабушке уже после того, как моя мама вышла замуж. Она даже не видела его ни разу, ну, наверное. Да и бабушка умерла совсем скоро после этого. В общем, я про этих «родственников» и не слышал никогда, пока они не заявились после дедушкиной гибели и не предъявили документы нашего «родства». Поскольку больше у меня родственников не было, то моими опекунами стали они.

— Подожди-подожди! А твои родители?

— Умерли. Давно. Я ещё маленький был. Папу я даже не помню. У меня был только дедушка.

— Но если у вас больше не было родственников, то почему он не назначил тебе опекуна? Это, по меньшей мере, безответственно!

— Он назначил. Даже двоих! У него были два друга, дядя Билли и дядя Гарри. Они втроём дружили с детства, до того, как мой дедушка переехал в Миннеаполис. Они часто приезжали к нам, и мы все вместе ходили по Миссисипи на дедушкином пароходе. А в тот их приезд я простудился. Не очень сильно. Но меня всё равно оставили дома. Типа, на реке вечно сквозит, я заболею ещё сильнее… В общем, меня с ними не было, когда котёл на пароходе взорвался, он загорелся и утонул. Спаслись лишь два члена команды… Дедушка… и его друзья… они погибли… сразу…