Королева спасает короля

Ресницы Пифии задрожали, и, не в силах взглянуть на него, она тихо произнесла:

— Я… я не… забыла.

Он молчал, и Пифия решилась:

— Я… кое-что хочу сказать вам.

— Я слушаю.

— Я… знаю, что наша свадьба вызвана… необходимостью, — очень тихо начала Пифия, — и поскольку вы… просили королеву Викторию… дать Валтарнии королеву-англичанку, то не возникал вопрос о том, что избранница… сможет отказаться.

— К этому меня принудил кабинет министров, — сказал король. — Я буду искренен с вами — я не собирался жениться, и раз уж мне пришлось сделать это, то, конечно, я предпочел бы выбрать невесту сам.

— Конечно, — согласилась Пифия. — Я понимаю ваши чувства. И я, со своей стороны, хотела выйти за человека… которого бы любила.

— Разве вас не привлекает корона? — спросил король.

Пифия покачала головой:

— Все, о чем я мечтала… это о любви… настоящей любви, как у моих отца и матери.

— Но теперь мы женаты, — заметил кроль, — и никто из нас не может ничего поделать, хотя ситуация совершенно не такая, как я представлял себе.

Поставив свой бокал и наклонившись вперед, он сказал:

— Вы очень красивы, Эрина. Так красивы, что нет мужчины, который бы не захотел обладать вами и сделать так, чтобы вы принадлежали ему!

Он увидел, как краска залила щеки Пифии, и подумал, что от этого она еще больше похорошела.

— Я хочу сказать, — продолжал король, — что вы привлекаете меня как женщина. Я думаю, что если мы узнаем друг друга ближе, то будем очень счастливы.

В его глазах теперь, несомненно, появилось выражение, которого прежде не было. Пифия смутилась.

— Я думала об этом… — с усилием выдавила она из себя, — и еще хочу вам сказать…

— Буду рад выслушать, — сказал король.

— Я… я уже говорила, — с некоторым колебанием произнесла Пифия, — что хочу любви и думаю, что все было бы очень просто, если бы и вы хотели, чтобы я полюбила вас.

Она продолжала так тихо, что он едва мог расслышать:

— Но… я знаю, вы любите другую, и я могу только надеяться, что, может быть, однажды, если подождать… вы полюбите меня.

Как трудно было Пифии произнести эти слова.

Когда она кончила говорить, король поднялся. Он подошел к окну, будто желая вдохнуть свежего воздуха.

После долгого молчания он, не оборачиваясь, проговорил:

— Я думаю, вам рассказали о моей гостье — русской графине?

— Я… подслушала разговор на корабле, по пути сюда, — сказала Пифия. — И… я понимаю… конечно, я понимаю, что она очень красива, а вы были одиноки… она была именно тем, что вы хотели.

Король по-прежнему стоял к ней спиной.

Он, сам поражаясь своим мыслям, мечтал о том, чтобы его чистая и невинная жена никогда не встретилась с Наташей.

Он чувствовал, что не перенес бы, узнай она, какой бурной и экзотичной была их страсть. Меньше всего он хотел, чтобы она была шокирована этим.

Ее голос звучал совсем близко:

— Пожалуйста… не сердитесь… Я не должна была так говорить с вами, но все в вашей стране так прекрасно, что я не смогла бы нарушить эту гармонию.

Король прекрасно знал, о чем она говорит: для нее все было бы испорчено, если бы она думала, что, отдав свое сердце другой женщине, с ней он будет лишь из чувства долга, поскольку она — его законная жена.

Он чувствовал, что может читать ее мысли. Они были так же возвышенны и одухотворены, как она сама. Небрежный жест, случайное слово могли испугать и даже оттолкнуть ее.

Как и она, он не хотел испортить это совершенство.

Король обернулся.

— Я совсем не сержусь, — сказал он. — По правде говоря, я считаю вас, Эрина, замечательной и удивительной молодой женщиной. Когда вы стояли лицом к лицу с этой беснующейся толпой, я испугался, как бы с вами чего-нибудь не случилось. Мне было очень трудно заставить майора Данило выпустить меня, чтобы встать с вами рядом.

— Я… я велела ему никого не выпускать, — объяснила Пифия.

— И конечно, он послушался вас, а не своего монарха, которому присягал на верность.

— Вы… не сердитесь на него? — быстро спросила Пифия.

Король покачал головой:

— Он лучше, чем я, знал, что вы поступаете правильно. Но конечно, он был знаком с вами дольше.

— Надеюсь, то, что вы сказали, осчастливит целый город, — заметила Пифия.

— То, что вы сказали, — поправил ее король. — И я лишь снова могу поблагодарить вас за то, что вы показали мне, как верно править моим народом, что мне следовало узнать самому в течение прошлого года.

Пифия протянула к нему руки.

— Вы снова оглядываетесь назад, — сказала она, — а я думаю о завтрашнем дне. Я знаю, нас ожидают восхитительные вещи, даже если нам придется всего лишь наблюдать за тем, как на стене одного из домов появляется первый слой краски. И, я надеюсь, кто-нибудь вставит стекла в окна собора!

Король рассмеялся.

— Как удается вам быть такой фантастичной? — спросил он. — Вы только что голыми руками предотвратили революцию и уже волнуетесь о стеклах в окнах собора!

Он снова расхохотался, она тоже.

— В ваших устах это звучит абсурдно, но в жизни наибольшее значение имеют мелочи. Кто мог предположить, когда мы катались верхом перед завтраком, что мне придется принять ребенка, благодаря чему все женщины города окажутся на моей стороне?

— Я тоже на вашей стороне, — сказал король. — Если вы мне позволите.

Снова их глаза встретились. У Пифии возникло странное чувство — что стоит ей сделать малейшее движение, и он заключит ее в свои объятия.

Но внутренний голос говорил ей, что это было бы слишком скоро. Им обоим нужно подождать. Она была уверена, что почувствует, когда этот момент настанет, или Аполлон укажет ей.

Король стоял и смотрел на нее.

— Я хочу, чтобы вы легли в постель. Вы устали, а мы знаем — завтра будет волнующий день, и нам вместе придется многое совершить.

— Я сделаю так, как вы говорите, — откликнулась Пифия. — Банкет был таким долгим и столько всего произошло после него, что действительно уже пора спать.

— Тогда все, о чем я могу вас попросить, — сказал король, — это увидеть меня во сне, и я совершенно уверен, что увижу во сне вас.

Пифия снова протянула ему обе руки, и он помог ей подняться. Минуту они стояли молча, глядя друг на друга. Затем он поцеловал одну ее руку, потом другую, губами ощущая нежность ее кожи.

Пифия почувствовала, что в ее груди словно промелькнула вспышка молнии. Смутившись, она повернулась к двери, ведущей в ее спальню.

Открывая перед ней дверь, король мягко произнес:

— Спасибо вам, я знаю, что Бог благословил нас обоих, и нам очень, очень повезло.

Она подумала о демонстрации, но король, глядя на нее, повторил:

— Очень повезло, и я не могу не выразить свою благодарность.

Она улыбнулась ему, и он закрыл дверь.

Он не сразу отправился в свою спальню. Он выпил еще бокал шампанского и опустился на стул, с которого только что поднялся.

Он принял решение, и оно оказалось не очень трудным, — Наташа должна оставить дворец.

Теперь он знал, что это непременно следовало сделать еще до свадьбы. Это нужно было сделать еще тогда, когда он узнал, что королева Виктория откликнулась на его просьбу и принцесса отправилась в путь на военном корабле.

Он размышлял о том, что любая другая женщина, кроме его жены, посчитала бы величайшим оскорблением пребывание во дворце его любовницы.

«Я вел себя как совершенный безумец!» — упрекал себя король.

Снова он подумал, что это прелестное, неиспорченное дитя никогда не должно узнать о том, как он вел себя с Наташей и многими другими женщинами в своей жизни.

Для нее любовь — это нечто священное, идущее от Бога. Она не имеет понятия об извращениях и пороках, которым предаются во имя любви, но которые есть не что иное, как похоть.

Он часто говорил себе, что любовь — только мечта, которую выражали поэты и музыканты.

Он принадлежал к тому типу людей, которые находили успокоение в страсти, которая, несмотря на то что длилась недолго, приносила им удовлетворение.