Незримый гений (СИ)

От этой краткой реплики Брилл досадливо стиснула зубы.

— Почему же вы ничего не сказали?! Мы почти задохнулись, а вы вытворяете подобные шутки?

Мужчина лишь слабо пожал плечами и ответил:

— Вы не спрашивали, мадам.

Брилл захлебнулась внезапно окатившей ее волной гнева, но остроумный ответ, почти сорвавшийся с ее губ, прервало небольшое количество особенно густого дыма, вызвавшего сокрушительный кашель. Брилл слегка пошатнулась и согнулась пополам. Рука мужчины инстинктивно сжала ее плечи, поддерживая ее, невзирая на его собственное ослабленное состояние.

Вновь придя в себя, Брилл метнула в мужчину свирепый взгляд:

— Сделайте одолжение, месье, покажите дорогу.

Тот лишь устало кивнул — их словесная перепалка изнурила его. Мужчина указал на коридор, который она собиралась пересечь. Следуя его указаниям, пара продолжала брести в темноте. Дым сгустился выше разумных пределов.

С каждой минутой мужчина все сильнее опирался на плечи Брилл. Его голова опускалась все ниже, а ноги начали волочиться. Тонкая маска спокойствия Брилл дала трещину, когда она посмотрела на него. Она чувствовала, как блестящие капли пота стекают по коже мужчины в тех местах, где их тела прижимались друг к другу. «Он очень болен», — подумала Брилл с растущим беспокойством. И она знала, что не сможет тащить его, если он потеряет сознание. Сопротивляясь инстинкту самосохранения, который убеждал ее ускорить шаг, сбежать, Брилл сосредоточилась на сохранении равновесия. Она знала, что если пойдет быстрее, мужчина не сможет выдержать этот темп. Она могла бы спастись, но знала, что тогда придется оставить его. Это был неприемлемый выход.

— Чуть быстрее, месье. Пожалуйста, продолжайте в том же духе еще немного, — ободряюще подгоняла Брилл. Мужчина рассеянно кивнул, но больше никак не отреагировал.

Напрягаясь, чтобы увидеть хоть что-то перед собой сквозь непроницаемые тени, Брилл оказалась застигнута врасплох, когда они наткнулись на что-то, похожее на деревянную дверь. Она даже не заметила, как они достигли конца тоннеля. Покрепче обняв мужчину за талию, Брилл двинулась вперед, зашарила в поисках дверной ручки и, как только нашла ее, толкнула старую дверь. Ей в лицо мгновенно ударил порыв резкого холодного ветра. Брилл громко рассмеялась от облегчения и сделала глубокий очищающий вдох. Еле переставляя ноги от усталости, они медленно прошли через дверь.

Быстро заморгав от света ближайшего уличного фонаря, Брилл задержалась в дверном проеме, на миг ослепнув от залитой огнями блистающей белизны улицы. В какой-то момент, пока она часами блуждала в подвалах Оперы, пошел снег. Мир снаружи сейчас покрывал ровный слой белой крупы, придающий всему чистое, свежее сияние. Брилл побрела вперед, понукая себя оставить дверной проем, хотя ее глаза еще не полностью адаптировались после темноты театра. Проход позади нее изрыгнул клубы плотного черного дыма, от которого они едва сумели сбежать, и тот в мгновение ока окутал их одежду, когда они ступили на снег.

Стоило им покинуть театр, как мужчина сложился пополам, как тряпичная кукла. Не в силах удерживать его полный вес, Брилл споткнулась вместе с ним, когда он свалился, и его рука на ее плечах утянула ее за собой. Она вытянула руки, чтобы предотвратить падение, и угодила в снег, покрывавший булыжную мостовую. Встав на колени, она выбралась из-под вялой руки. Повернувшись лицом к таинственному мужчине, Брилл быстро оценила его состояние. Лежа в снегу лицом вверх, тот сильно дрожал на морозном воздухе, но не двигался, чтобы поменять позу или сесть. Нахмурив брови, Брилл нагнулась и быстро очистила его лицо от снега, давая больше пространства для дыхания. Сдув несколько беспорядочно висящих прядей со своего лица, Брилл положила руку мужчине на лоб. Ее испугал обжигающий жар его кожи: лихорадка прогрессировала с поразительной скоростью.

Она потянулась и легонько потрясла мужчину; ее длинные волосы упали ему на щеки.

— Месье, откройте глаза. Не засыпайте пока. Потерпите еще чуть-чуть. — Тот подчинился, открыв свои затуманенные лихорадкой синие глаза. Переведя взгляд вверх, он безучастно уставился ей в лицо. — Оставайтесь в сознании, месье. Я пойду и приведу помощь, — заверила Брилл.

Перенеся свой вес на пятки, она начала подниматься, но мужчина встрепенулся: его рука неуверенно скользнула по снегу, чтобы ухватить ее за запястье. Сжимая ее пальцы, он безмолвно умолял ее не бросать его одного.

Брилл встретилась с ним глазами и с мягкой улыбкой нежно прикоснулась рукой к его щеке. В ответ на ее прикосновение мужчина со свистом втянул воздух.

— Я обещаю, что скоро вернусь. Даю вам слово. Я не хочу оставлять вас.

Несколько минут мужчина смотрел на нее в безмолвном удивлении. Снег падал в ночном воздухе над ее головой, придавая ей неземной облик; кроме того, кажется, искренность в ее голосе успокоила его сильнее, чем потусторонний вид. Веки мужчины медленно закрылись, и он выпустил руку Брилл. Та быстро встала и, подобрав юбки, побежала прочь в снежную ночь, ее голос звенел в холодном воздухе, зовя на помощь.

Когда хруст снега под ее ногами затих в отдалении, таинственный мужчина остался один в тягостной тишине. Он с трудом вытянул белую маску из недр внутреннего кармана своей разорванной рубашки. Собрав последние силы, мужчина приложил маску к правой стороне лица, пряча дефект, который ранее скрывали темнота оперного театра и заснеженная земля. Затем мужчина со вздохом провалился в благословенное забытье.

========== Глава 7: Воспоминания ==========

Эрик всегда знал, что окончит свои дни приговоренным к вечным мукам в аду. С самого детства ему говорили лишь о степени и глубине каждого его проступка. Сначала был порицающий шепот матери, потом цыган — его жестокие тирады наполняли разум Эрика смутной виной и гневом, которые позже выкристаллизовались в ярость Призрака. Каждый, кого он встретил на своем пути, выковывал из того невинного мальчика, кем он был когда-то, мужчину, осужденного на вечное проклятье. И Бог — Эрик знал это, еще когда был молод и верил в подобные глупые суеверия, — с тех пор давно позабыл о нем, обрек на жизнь, полную горя и страдания. С чего бы Эрику было ждать, что после смерти все будет иначе? Он принял это как факт.

И все-таки даже в самые мрачные моменты Эрик не представлял, что пламя ада может быть столь мучительным, столь всепоглощающим. Он ощущал, как каждую клеточку его тела охватывает невообразимый жар. Пекло окружало его тело, каждая пылающая вспышка сжимала его кожу до тех пор, пока та не натягивалась на его истерзанном теле, точно шкура на барабане. Струйки пота, подобного раскаленной лаве, скапливались на его теле, ничуть не облегчая страданий. Он буквально горел заживо.

Но, несмотря на ужасный жар, Эрик не видел языков пламени. Он был одиноко подвешен в море тьмы, более густой, нежели та, что окружала его под Оперой. Она была давящей, эта чернота, более глубокая, чем в самую беззвездную ночь. Тьма разрушала надежду, что он когда-нибудь снова увидит солнце. Она разрушала даже память о свете дня, делая невозможными сами мысли о нем.

Эрик выгнулся дугой, когда очередная волна боли прокатилась по телу, его мышцы напряглись и задрожали от изнеможения. Он стонал и стискивал зубы, подавляя поднимающийся в горле вой — его болезненная гордость не позволяла показать слабость даже теперь, когда его голова была готова вот-вот разлететься по швам. Собрав все мужество, Эрик сражался с изнуряющей агонией, заставляя разум сконцентрироваться на чем-то ином, помимо физического недомогания. Он ощущал, что его кулаки стискивают окружившую его мягкую ткань, но, поскольку его решимость дрогнула, разум, кажется, не удивлялся, откуда тут, посреди ада, взялась ткань. Где-то в отдалении тикали часы, но их звук был едва уловим в кошмаре наяву, и Эрик проваливался обратно во тьму.

Лишь когда Эрику показалось, что боль стала совсем невыносимой, он ощутил присутствие кого-то еще, с тихим вздохом прорвавшееся сквозь вращающийся раскаленный ад. Прохладная рука нежно протянулась сквозь огонь и коснулась его пылающего лба; хрупкие деликатные пальцы поглаживали его лицо с совершенно незнакомой ему добротой. Эрик почти плакал от слабого облегчения, инстинктивно повернув голову к загадочному созданию. Мало-помалу напряжение, пронизывающее его разбитое тело, начало ослабевать, и он резко откинулся обратно на перьевую подушку под головой.