Как вольный ветер

Вальда почти перестала дышать, напряженно всматриваясь в просвет между стеблями. А сама тем временем с восторгом убеждалась, что легендарная краса коней — не преувеличение.

Они были не слишком высоки. Пожалуй, большинство выглядели даже ниже Блан-Блана. Самый крупный жеребец достигал в холке, наверное, не более четырнадцати ладоней.

Но они были крепко сбиты и действительно производили впечатление мощной породы: с мускулистыми шеями, широкими лбами и глубоко посаженными глазами. А длинные гривы и метущие по земле хвосты придавали им тот самый характерный облик, исполненный благородства и необъяснимого очарования.

«Неудивительно, что людское воображение связывало их с наездниками-богами», — восхищенно думала Вальда, твердо убежденная, что природа не создавала более прекрасных творений.

Так она лежала в траве, любуясь прекрасными животными, пока, очнувшись, не вспомнила, что теряет драгоценное время. С величайшей осторожностью Вальда приблизилась еще на несколько дюймов, затем — еще, покуда не очутилась на самом краю травянистой полоски. Теперь ее отделяло от лошадей лишь крохотное водное пространство, и, выдвинув камеру чуть вперед, можно было сфокусироваться на табуне.

Медленно и осторожно подняв голову, Вальда заглянула в окошечко видоискателя. Но едва лишь поймала в кадр хорошую композицию, как уже другой жеребец начал настороженно прядать ушами, и фотолюбительнице опять пришлось припасть к земле. Но рука ее при этом все равно осторожно потянулась к спусковому устройству.

В ту же секунду позади внезапно раздался топот. Пасущиеся лошади молниеносно сорвались с места и быстрее ветра умчались прочь. Девушка стремительно обернулась и закричала от ужаса: прямо на нее неслась невесть откуда взявшаяся лошадь! Еще миг — и она ее затопчет!

Как подброшенная пружиной, Вальда в долю секунды вскочила на колени и инстинктивно повалилась в сторону, с шумом плюхаясь прямо в теплую воду болотца. Снова взвизгнув, она в следующий момент увидела, что верхом на грозном скакуне сидит какой-то темный, зловещий человек.

Лошадь была из местных. Низко, на здешний манер, болтались железные стремена, и ноги человека почти доставали земли.

От страха и смущения Вальда никак не могла прийти в себя. Беспомощно барахтаясь в луже, она сквозь стекающие по лицу струи испуганно глядела на всадника.

— Вы что, не видите, куда скачете? — выпалила она наконец. — Чуть меня не убили.

Она выкрикнула это по-французски, и незнакомец отвечал ей на том же языке.

— Какого дьявола вы прячетесь в траве? Откуда мне было знать, что здесь кто-то есть?

Вальда наконец приняла сидячее положение, продолжая оставаться в воде, и потянулась за камерой, сиротливо мокшей поодаль.

— Вы испортили мне снимок!

Туго натянув поводья, человек заставил коня стоять как вкопанного.

— Вы что же, фотограф? — спросил он уже другим тоном.

— Пыталась им стать! — сердито огрызнулась девушка, поднимаясь на ноги. — Но вы мне не позволили!

Вся юбка и блузка на спине вымокли насквозь. Вода стекала даже с косынки — прямо за шиворот. Сорвав с головы платок, девушка горестно уставилась на кусок мокрой ткани. Человек на лошади пристально следил за ней.

— Вы не похожи на цыганку, — произнес он наконец. — К тому же я ни разу не слышал, чтобы цыганки занимались фотографией.

— Я и не цыганка! — по-прежнему невежливо отозвалась Вальда. — К вашему сведению, я — англичанка.

— Вот оно что! — уже по-английски и как бы с некоторым облегчением проговорил всадник. — Тогда понятно, почему у вас рыжие волосы и синие глаза. Ни у цыган, ни у французов такого не встретишь.

Теперь и Вальда, впервые за все время, как следует рассмотрела человека и поняла, что зловещим он ей показался, видимо, со страху, а по сути тоже мало походил на француза.

— Вы англичанин? — спросила она.

— Как и вы.

— В таком случае, быть может, вы скажете мне, нет ли поблизости какой-нибудь гостиницы, где я могла бы обсушиться?

В глазах незнакомца загорелся насмешливый огонек. Должно быть, в своей мокрой одежде да еще босая она выглядела нелепо.

— Поскольку я, до некоторой степени, являюсь причиной вашего плачевного состояния, то считаю себя обязанным предложить вам свою лошадь и доставить вас на мызу, где я проживаю. Это не более чем в двух милях отсюда.

Вальда хотела было ответить, что не желает его затруднять, но потом решила: пусть эти затруднения послужат ему хорошим уроком. Ее заботило не столько вымокшее до нитки платье, сколько упущенный снимок. Она в отчаянии думала, что, возможно, ей уже никогда не удастся застать вместе такое количество диких коней.

— Мои туфли остались у дороги, — ледяным тоном промолвила она. — Туда я дойду пешком, а затем буду рада принять ваше предложение.

— Очень благоразумно с вашей стороны, — похвалил ее незнакомец. — К чему рисковать своим здоровьем? Однако, боюсь, ваш чудный маскарадный костюм испорчен.

Слова «маскарадный костюм» неприятно задели Вальду. В них слышалось что-то похожее на насмешку.

«В конце концов его не касается, в каком костюме я путешествую», — обиженно думала она. Из-за него пропал такой снимок! Девушка слабо надеялась, что хоть остальная пленка не пострадала.

С собой у нее было еще две катушки по сто кадров, но, судя по тому, что она уже успела увидеть в Камарге, каждый кадр окажется на вес золота. А ведь нужно еще заснять цыганский праздник в Сент-Мари-де-ля-Мер!

Вальда мрачно шествовала впереди всадника. Возле дороги под кустом ее ожидали оставленные мешок и туфли. Тут же лежали и чулки с подвязками. Их она схватила и незаметно сунула в сумку. Потом обулась и завязала шнурки.

Выпрямившись, она увидела, что мужчина спешился и стоит чуть поодаль, держа лошадь под уздцы.

Вальда подошла и отдала ему мешок и камеру, надменно ожидая, когда он поможет ей сесть в седло. Она рассчитывала, что он сделает это так, как было принято в хорошем обществе, — подставив сложенные вместе ладони. Но вместо этого он, обхватив девушку за тоненькую талию, легко, точно пушинку, подсадил ее наверх. При этом она оказалась не в самом седле, а позади, на голом лошадином крупе. Приторочив вещевой мешок, англичанин заглянул ей в лицо снизу вверх. Кажется, в глазах его при этом вновь мелькнула озорная усмешка.

— Вы на меня все еще сердитесь?

— Да.

— Я полон раскаяния.

— Так вам и надо. Мне, может, никогда больше не представится случай сфотографировать этих лошадей.

— Непременно представится.

— Откуда вам знать?

— Я покажу вам гораздо лучшее место для съемки.

Весь ее гнев мгновенно испарился.

— Правда?!

— Но только при условии, что вы перестанете на меня сердиться. У меня сильнейшая неприязнь к хмурым женщинам.

Вальда расхохоталась — ну просто не могла удержаться!

— Ладно, перестану, — пообещала она.

Глава четвертая

Держа в руке фотокамеру, англичанин со сноровкой опытного наездника уселся в громоздкое седло и взялся за поводья. Белая лошадка вела себя смирно.

— Не боитесь? — спросил он сидящую позади Вальду. — Вам приходилось ездить верхом?

— Я в седле с пяти лет, — с ледяным достоинством произнесла она.

— Прошу простить мою бестактность, — поспешил исправиться ее спутник. Но в его голосе Вальде почудился едва сдерживаемый смех.

Он тронул бока лошади, и та двинулась неторопливой рысью. Девушке все же показалось, что такой аллюр был выбран нарочно, дабы пассажирка не соскользнула наземь. Такую опытную наездницу это не могло не задеть. Но в то же время она оценила предупредительность незнакомца.

«Попробовал бы он быть непредупредительным!» — тут же сердито фыркнула она про себя, чувствуя, как сырая блузка липнет к спине, а вся одежда ниже пояса насквозь мокрая.

Она пыталась угадать род занятий сидящего впереди человека и решила, что он тот, кого в Америке называют «ковбой», а в Камарге — «гардьен», то есть пастух, погонщик стад, он же и объездчик лошадей. Господин Февр, рассказывая о камаргских скакунах, упоминал и этих искусных наездников, а также, помнится, говорил, что их небесным покровителем является Святой Георгий.