Хуан Дьявол (ЛП)

- Я лишь хотела облегчить ваши мучения, сеньор.

- Кто тебе сказал, что я мучаюсь?

- Достаточно посмотреть на вас, сеньор. Раз вы впервые согласились меня выслушать, я скажу, что если бы вы жили как другие сеньоры, соседи, владельцы ближайших усадеб… Они не мучаются так, сеньор. У них есть, возможно, такие же неудобства, заботы: семья, жена, усадьба. Но у них есть место, где они счастливы.

- Что? Как?

- Маленький дом, где все забывается, где нет шипов, а есть цветы, где хочется быть. Если бы сеньор тоже имел этот уголок, где мог бы забыть о своих печалях, чувствовал бы себя действительно любимым, о нем бы заботились и служили на коленях, душу расстелили ковром, которым можно пользоваться.

- Янина! – рассердился Ренато, поняв слова метиски. – Это уже предел!

- Вы просили говорить прямо. Думаю, у меня дар злить сеньора, и мне это удалось.

Ренато сдержался. Он торопливо проглотил чашку кофе, снова взглянул на нее, но за ней кто-то показался, почтительно приближаясь:

- Простите, сеньор, я искал Янину. Не знал, что она с вами, но…

- Что это, Баутиста? – прервал Ренато, услышав национальную музыку, которая становилась все громче.

- Сеньор, это веселье работников. Этой ночью у них выходной. Это особое разрешение по случаю возвращения хозяев. Они собрались возле больших бараков, за плантациями, сеньора приказала дать им бочонок рома и сладостей, это уж слишком. Им хватило бы и рому.

- Моя мать разрешила им пьянствовать? – удивился Ренато.

- Это традиция, сеньор. Если у них не будет этого, они умрут с тоски или злости. Танцы – единственное, что нравится этим людям. Сеньор Ренато никогда не видел, как они танцуют?

- Нет. И нет желания прерывать праздник своим присутствием.

- Не прервете, сеньор. Когда играют в барабан, только смерть остановит их ноги. Они дикари, мой хозяин. Разве вы не понимаете? К тому же, худшие пьяницы. Ром их заставляет забыть обо всем и валит с ног!

- И моя мать одобряет это?

- Она не может препятствовать этому, сеньор, не стоит делать этого. Вы можете удвоить работы, уменьшить плату, убить их, как угодно, но они всегда будут устраивать эти праздники. Все идут за этими барабанами. Не знаю, что в них такого, но они распаляют кровь, да?

Ренато не ответил Баутисте, вслушиваясь в глухой звук барабана, который словно призывал предков. Эта музыка проникала внутрь, будоражила глубокое болото страстей, желаний, чувств. Почти не отдавая себе отчета, он пошел к лестнице и медленно спустился по широким каменным ступеням. Словно змея, растягивающаяся с каждым шагом, удалялся караван негров. Ренато Д`Отремон пошел следом за ним, а ветер шевелил его светлые волосы.

- Подойдите и посмотрите. Неужели не подойдете, хозяйка? Как здорово! Мои ноги шагают под эту музыку. Ах, черт! Как же это здорово. Подойдите, хозяйка. Подойдите…

- Ты оставишь меня в покое, Ана?

- Подойдите, если хотите увидеть, как сеньор Ренато идет вслед за ними. Бегите, а то не увидите. Благословенны и всехвальны Священные Дары! Вам надо увидеть, чтобы поверить.

Айме подбежала к окну, и увидев, едва поверила. В свете уличных фонарей и факелов удалялся караван, в неясно отражавшемся свете убывающей луны она отчетливо видела, как Ренато Д`Отремон, единственный белый человек в темной толпе, следовал охрипшим ритмам африканских барабанов, словно эта музыка тащила его за собой.

- А Янина, хозяйка, посмотрите-ка на Янину, – указала Ана. – Она столько говорила, хвасталась, что не ходит на эти праздники. Посмотрите на нее. Идет за обнаженными. А еще говорит, что белее всех белых. Понятно, что белее всех хозяин, и идет там.

- Скорее всего, Ренато перепил. А Янина идет позади него.

- Похоже ему нравится идти пешком, сегодня ночью будет великий праздник. Уверена, он встретит у них рассвет.

- Эта ночь… Эта ночь… – бормотала Айме, раздумывая. – Возможно, я должна воспользоваться этим и сделать все поскорее. До того, как Ренато скажет, что немедленно возвращается в Сен-Пьер. Хотя…

- Так мне сказали, но вы же не…

- Замолчи! Ночью мы пойдем, куда следует, чтобы побыстрее все уладить. Ренато лучше остаться здесь. Я должна сделать это немедленно, если не получится, то завтра.

- Ай, хозяйка! Что вы будете делать?

- Освобожусь от груза; приготовь дверь, чтобы сбежать. Нельзя, чтобы меня поймали. Быстро, Ана! Этой ночью мы спокойно выйдем, никто не хватится нас, никто не поймет. Охранники будут, наверное, на празднике, а раз все тихо вышли, никто не удивится, когда увидит двух женщин с закрытыми лицами, идущих к плантации.

- Мы тоже пойдем на танцы? – вдохновилась служанка.

- Не будь идиоткой! О чем я тебе говорила вчера? Мы должны увидеть женщину, что живет наверху.

- Колдунью? Знахарку? – ужаснулась метиска.

- Конечно. Она вытащит нас из затруднительного положения. Уверена, она не пошла танцевать. Знаешь, где она живет? Знаешь дорогу?

- Да, хозяйка, но мне страшно. Очень страшно. Говорят, когда идут повидать колдунью ночью при убывающей луне и когда идут обнаженные, появляется красное пятно на воде и льется кровь. Да, хозяйка, льется кровь. Кто-то умрет и оставит огромную лужу крови.

- Замолчи, не болтай чушь! Никто не умрет. Дай накидку, вуаль, возьми фонарик и пошли. Ренато Д`Отремон пошел на праздник, будет ночь рома и танцев. Пусть сияет Кампо Реаль, пусть будет весело. Сегодня музыка, завтра будет плач; по крайней мере, плач идиотки свекрови. Конец наследникам Д`Отремон! Выйдем из этой комедии навеселе, а я буду смеяться над всеми громче всех. Идем, Ана, идем!

Айме подталкивала испуганную служанку, которая поднималась с трудом. Поднимаясь все выше на холм, между стволов красного дерева и перцев, которые давали тень на плантации. Поблескивали красные языки костра, и очарованные, они остановились.

- Ай, хозяйка, посмотрите, посмотрите туда! Как все это здорово!

Под сводом ночи негритянского праздника разрывались хриплые звуки примитивных инструментов. Задвигались танцующие. Освещенные языками пламени, причудливо одетые тела подрагивали, словно они были живыми горящими факелами. Будто в припадке эпилепсии подрагивали тела, руки схватили цветные платки, подражая бешеному вихрю.

Айме засмотрелась, словно одурманенная ослепительным спектаклем. Затем вцепилась в руку Аны и поволокла ее вверх по горе, разрывая цепь, которая держала и ее:

- Иди, иди! Потом останешься здесь, если хочешь. А теперь пошли.

5.

Как лунатик, шел Ренато к четырем большим хижинам, центру ничтожного поселения, чьим усиленным потом, нищетой, жил состоятельный мраморный дом, окруженный садами. Он дошел до этого места и остановился у костра, но никто не замечал его. Он уже был не хозяином, а лишь белой тенью в черном безумии местных танцев, бесцветным штрихом, где бронзовая и эбонитовая плоть двигалась в судорогах выразительного танца, словно вздрагивала сама земля. Он никогда не приближался к тем местам, никогда не рассматривал своими голубыми глазами это темное великолепие. Странно быть чужеземцем на землях, принадлежащих тебе, где ты родился. Впервые все это проникало в него очень глубоко, будто звери, в нем пробуждались столько лет спящие голоса, он ощутил, как ненависть и любовь разгорались в груди, и впервые без отвращения он посмотрел на маленькую медную ладонь в своей белой ладони.

- Хозяин Ренато, вам нравится? Вы впервые пришли на праздник к хижинам, не так ли?

- Полагаю, ты тоже, Янина. Не думаю, что моя мать разрешала тебе.

- Нет, конечно. Донья София никогда не смогла бы простить и понять. Но она прощала другое и старалась понять то, чего не понимала. Сеньора Айме приходила сюда много раз. Вы не знали, хозяин?

- Айме? Возможно, проходила мимо. Возможно, из-за любопытства подходила, но…

- Сеньора Айме приходила сюда много раз, и как-то танцевала перед хижинами.