«Narcisse Noir / Чёрный Нарцисс» (СИ)

Далее мысли побежали в иное русло: Гийом вспомнил о том, как на одной из первых репетиций аналогичным образом подвернул ногу, и как нежно тогда Марисэ лечил его поцелуями. Также стали всплывать в памяти и другие эпизоды их романа: как Чёрный Лебедь дарил ему подарки, осыпал комплиментами каждое его движение, и просто целовал, вкладывая в эти поцелуи всю нежность. Через час таких размышлений, Беранже вновь стало очень тоскливо. Марисэ по-прежнему баловал его, уделял внимание и хвалил, но чего-то не хватало во всех этих красивых знаках любви, и мысли постепенно, от Марисэ перенеслись в русло другой реки, воды которой были золотыми, а не чёрными. Гийом сам не заметил, как задремал.

***

- Как вы могли, скажите?! Вы же не молодой танцор, который не знает правильных приземлений, и рвётся в танец, как ретивый жеребец в поле! Ну, как так?! Вы хотите обречь меня на вечные муки среди бездарей, которых я вынужден обучать, без единой надежды танцевать с вами! Утром у вас был жар, вы спали очень беспокойно, а потому я не стал вас будить, но даже подумать не мог, что вы настолько пострадали. Как малое дитя, ей-богу!

Марисэ отчитывал Билла уже несколько минут, негодуя из-за повреждённой ноги, а тот лишь сидел на постели, устремив взгляд в пол, и молчал – его маленький спектакль удался, и теперь он мог не беспокоиться о том, что герцог догадается о ночной слежке. Чёрный Лебедь достал все свои мази и порошки, принимаясь лечить непутёвого любовника, при этом нежно целуя опухшую лодыжку, и заботливо втирая в кожу зеленоватую мазь с запахом мяты. Несмотря на то, что Гийому значительно полегчало после принятия всех обезболивающих снадобий, на вечернюю аудиенцию он идти не мог, и остался в постели, вместе с Марисэ, который также никуда не пошёл. На смену прежнему, легковоспламеняющемуся желанию пришли ленивые поцелуи, которые медленно перетекли в более откровенные ласки, закончившись нежным единением, которое, тем не менее, приносило не меньшее удовольствие обоим, чем порыв дикой страсти. Гийом почти забыл о том, чем мучился накануне, но когда любовная игра подошла к концу, ни один из них не уснул, хотя оба делали вид, что крепко спят. Каждый из них слышал, что дыхание другого не спокойно, и вздохи слишком обрывисты, но они продолжали думать каждый о своём, так и не проронив ни звука.

***

Сидя в Зеркальном зале, где сегодня труппа танцевала одну из лучших постановок покойного Лани, Гийом привычно вёл беседы с придворными, отвечая на нескончаемые вопросы о хромоте, хвастаясь, как усердно репетировал перед выступлением. Когда пришёл Его Величество и танец начался, Нарцисс даже не смотрел на сцену, продолжая свою беседу с мадам де Вард, и точно также не заметил, как спектакль окончился, по привычке похлопав в ладоши, но не отрываясь от обсуждения последних сплетен. Марисэ был занят танцорами, к герцогине де Вард подсела какая-то марсельская мадмуазель, с которой Гийом не был знаком, и потому он решил немного прогуляться перед тем, как выйти петь для короля под аккомпанемент арфы. Кстати, мысль об этом его уже не пугала так сильно - постепенно возмущение и расстройство улеглось, и он старался попросту не смотреть в сторону Дювернуа, и не встречаться с ним взглядом.

В последние годы стало модно ходить с тростью, а потому Гийом прихрамывал едва заметно, опираясь на серебряную трость, что совсем не делало его неуклюжим. Как и обычно, выглядел он великолепно, чаще оставляя свои прекрасные волосы цвета воронова крыла, распущенными. Он был всё ещё бледен, однако разве может такая бледность испортить точёное лицо с карими глазами, чёрными бровями и коралловыми губами, восхитительный изгиб которых напоминал лук Купидона? На Беранже по-прежнему взирали с восхищением, и его тонкостанный силуэт заставлял оборачиваться как дам, так и их кавалеров.

Оказавшись у выхода из дворца, где было небольшое столпотворение из-за начинавшегося дождя, Нарцисс отвлёкся на приветствие какого-то шевалье, и в тот же миг почувствовал, как в его свободную руку что-то вложили, но когда сообразил обернуться, увидел лишь спину мальчишки, что тут же исчезла в тёмном коридоре. Взглянув в руку, Беранже обнаружил в ней небольшой конверт, размером не больше ладони, и довольно тяжёлый. Стараясь остаться незамеченным, он поспешил выйти из дворца, несмотря на моросящий дождь и ветер. Дыхание участилось, в ушах зазвенел пульс, и хотя быстрая ходьба приносила боль, Гийом не обращал на нё внимания, спеша уйти подальше от любопытных глаз. Дойдя до ближней беседки, он огляделся и вынул из-за рукава конверт, заранее зная, от кого он. В конверте этом оказался маленький, увесистый свёрточек и письмо, которое Билл тут же открыл и принялся читать:

«Мой несравненный Нарцисс!

В течении нескольких дней неотложные дела держали меня за пределами Парижа, но теперь я вновь весь в Вашей власти. Впрочем, не думаю, что Вы заметили моё отсутствие, зато мне эта разлука далась нелегко – не видеть Вас – одно из страшнейших наказаний для моих глаз. К тому же, у меня внушительная конкуренция, ведь не секрет, что когда в зале появляетесь Вы, все взгляды устремлены к Вам. Посему мне следует быть внимательнее, дабы Ваши бастионы не осадили вражьи войска, и не сокрушили их. Хотя, признаться, я представить не могу Вас, подписывающим акт о капитуляции…

Итак, это всё были пустые слова, которые Вы слышите каждый день. Я же считаю, что во всём должен быть смысл не только поэтичный, но и материальный. Ведь без плоти нашей мы – духи без желаний и страстей. Моё же чувство к Вам – сила необоримая, направленная на осязаемый объект. Однако сейчас не время говорить о нём, так как страсть моя робеет перед Вами, не смея осквернять вашего образа, бытуя лишь в мечтах о том, чтобы коснуться Вашей руки самым почтительным поцелуем.

Надеюсь, мой скромный подарок хоть немного скрасит Ваше впечатление от моего сумбурного письма, которое, как Вы сами догадываетесь, необходимо уничтожить сразу после прочтения. Вы дороги мне, Гийом. Не хотелось бы своим существованием приносить Вам неприятности.

Ваши хрупкие щиколотки пленили моё сердце в первый же день, когда я только Вас увидел. И поскольку они подарили миру непревзойдённого слугу Терпсихоры в Вашем лице, первый свой подарок я хочу преподнести именно бесподобным Вашим ножкам - таким изящным, но таким выносливым одновременно. Думаю, Ваши туфельки должны украшать только золотые пряжки, и в моём скромном воображении они должны быть непременно с синими сапфирами.

Post scriptum: Эти строки я писал вчера, но Вас не было на вечерней аудиенции. После сегодняшнего вечера моё сердце переполнилось беспокойством - я увидел, что Вы прихрамываете. Я поклоняюсь Вашим стопам, и когда думаю о Вашей боли, сотни острых клинков вонзаются в моё сердце. Надеюсь, Вы скоро поправитесь… И, несмотря на это, выглядели Вы восхитительно, затмевая весеннее небо своим пленительным обликом и серо-голубым облачением».

От абзаца к абзацу щёки Гийома становились всё румянее, хотя письмо было написано в самом пристойном тоне, за которым была видна рук аристократа. На лице воцарилась самая блаженная улыбка, которую только можно представить, как будто Нарцисс порядком захмелел. Ещё раз пробежавшись по строчкам, он робко взглянул на свёрточек, понимая, что в нём и находится вышеназванный подарок. Отложив письмо, Билл развернул плотную бумагу и ахнул – в его руках сияли прекрасные обувные пряжки, отлитые из чистого золота, инкрустированные сапфирами по ободку, а в каждом уголке их сверкало по маленькому бриллианту. Подарок был слишком дорогим, в разы превосходя всё то, что дарил ему кто-либо до этого. Растерявшись, и не зная, что с ним делать, Гийом хотел, уж было, забросить его в кусты, но вовремя себя одёрнул, и вновь принялся перечитывать послание, под которым всё так же не было подписи.