Не любите меня! Господа! (СИ)

Он пожал ей руку и посмотрел в глаза. Какая же тайна скрывается в них, что же у неё случилось, ведь красавица была бы, если бы не эта скорбь вселенская …

— Илья! — голос Василия Семенова оторвал от размышлений.

— Мне пора, спасибо за кофе, меня вы сегодня тоже спасли. Прощайте.

— До свидания. — Вздохнув, Юлия смотрела вслед удаляющемуся Юсупову.

Как сложён! Как хорош собой, а голос, какой голос! Наверное, его жена без ума от него. Поймав себя на этих мыслях, Юлия устало улыбнулась. Наверное, она еще живая, если может замечать мужскую красоту. Странно. Она думала, что Андрей — единственный, кого она считала красивым. Ей казалось, что влюбиться она уже не сможет никогда, да и не то, что влюбиться — просто понравиться ей никто не сможет.

— Живая, я живая, — сама себе повторяла Юлия. Разговор с Юсуповым скоро выпал из её памяти и потекли долгие зимние дни, которые она как в детстве проводила с книгами.

Ранняя весна на юге — необыкновенное время года. Нет понятия весны как такового, просто после холода становится очень-очень тепло. Мгновенно, из ниоткуда, в воздухе появляются мошки, бабочки, пчелы. Земля будто вздыхает, отогревшись от промозглых зимних дождей с редким снегом и холодных ветров. Внезапно оказывается, что воздух наполнен невероятными ароматами свежести и заливистым пением птиц. Тут же, прямо на глазах, на ветвях вишни набухают почки, из которых распускаются розово-белые цветы, благоухающие на всю округу. Город оживает после зимы. Мальчишки, бегавшие с газетами по площади в тулупах и шапчонках, теперь в рубашках и портах, а торговки сменили полушубки на платья и шали. Извозчики, зимой зябко кутавшиеся в свои тулупы, повеселели, и даже их лошади, кажется, стали живее, жуя молодую травку, которая появляется то тут то там на жирных черных прогалинах земли, мгновенно впитавшей всю влагу прошедшей зимы.

Апрель. Волшебный апрель, дарящий жизнь и надежду. Впервые за последние несколько недель Юлия вышла во двор особняка и с наслаждением вдыхала ароматы весеннего города. Рядом из булочной доносились запахи ванили, корицы и свежей выпечки. Юлия подошла к вишне, усыпанной шапкой благоухающих цветов и, погладив нежные лепестки, подняла голову к солнцу. Верно говорил папенька. Весной всё оживает, и она тоже ожила. Хотелось петь, хотелось закружиться в танце, хотелось любви, хотелось счастья. Совсем забытое за последний десяток лет чувство непонятного хмельного веселья, как той самой весной много лет назад одолевало и днем и ночью. Она смотрела на набухшие почки, с проклюнувшимися листочками, на яркую сочную зелень молодой травы и все острее понимала, как ей хочется жить. И все-таки одна мысль по-прежнему не давала ей покоя. Каждый день наблюдая в окно за особняком Истоминых, она ни разу не видела, ни Андрея, ни Натали. Только однажды, когда февральской метелью намело сугробы, она увидела мальчика, выскочившего во двор и с радостью барахтавшегося в снегу, а затем скрывшегося в беседке. Издалека мальчик был похож на Андрея, но точно знать его ли это сын или сын кого-либо из прислуги она не могла. Нянька Марья, верно снабжавшая её последними сведениями из генерал-губернаторского особняка, слегла с подагрой, сведений было почерпнуть больше неоткуда, и Юлия приняла решение написать Андрею. В записке она рассказывала о происшедшем много лет назад, об интригах, которые плели Натали с отцом и об истинных причинах их расставания. Колька, только и ждущий какого либо поручения и жаждущий угодить хозяйке взялся доставить письмо в имение Истоминых за городом и передать Андрею лично в руки.

Надежда вновь затеплилась слабым огоньком в её сердце и вкупе с весной зажгла те самые огни в её глазах, которые так давно мечтал увидеть Деменев. Отрада его жизни вновь ожила. Перед своим отъездом в Тюмень, для завершения сезона и заключения договоров о продажи завода и рудников, решено было дать бал-маскарад сразу после пасхи, посвященный возвращению Юлии и встрече весны. Подготовка к нему была в самом разгаре и маменька с Юлией подписывали приглашения местной знати. Деменев вошел в зал, где усердно трудились его домочадцы.

— Юленька, я должен спросить тебя, достаточно ли ты оправилась от всего случившегося, чтобы мы делали этот прием?

— Достаточно, папенька. А почему ты спрашиваешь, и так, по-моему, все видно.

— Я к тому, что, приглашая казачьего голову и начальника тюрьмы нельзя не пригласить генерал-губернатора, а соответственно и его домочадцев.

Юлия вздрогнула. Значит, она увидит Андрея. Она сможет ему все рассказать. Зря она отправила Кольку с письмом в поместье. Тревога за него не оставляла её все эти дни. Он довольно долго не возвращался, неужели он так и не нашел Андрея.

— Так что, Юленька? — Деменев вопросительно смотрел на дочь.

— Папенька, ну надо так надо, приглашайте, кого считаете нужным. Я себя достаточно хорошо чувствую, чтобы принять Истоминых.

Деменев поморщился:

— Я про те интриги, которые плел сват генерал-губернатора, из-за которых ты тогда сбежала, помнишь?

— Да уж, — маменька вмешалась в разговор, — наделала ты тогда шуму по всему городу, уж как тогда мы все переполошились. Няня Марья тогда и вовсе чуть не померла от испуга, да и я, признаться пережила: сбежать в Тюмень, без спросу, самой всю Россию пересечь, да с пятью червонцами в кармане, хорошо батюшка твой еще в дорогу в Екатеринодар тогда не тронулся, застала ты его на заводе, а то не знаю, что бы с тобой было.

Юлия вспомнила глаза отца, когда она с обветренным лицом и потрескавшимися от холода руками, в одной шали и с саквояжем в руках, буквально ввалилась в его кабинет на заводе в Тюмени десять лет назад. В кармане к тому времени не оставалось ни копейки — все ушло на билет до Оренбурга и, чтобы заплатить за место в обозе, ей пришлось отдать все свои украшения. Все, кроме одного — кольцо Андрея она сберегла. У неё не достало сил с ним расстаться. Она намеренно не признавалась, кто она и чья она дочь, ей пришлось ехать в середине обоза, как простой крестьянке, на стоянках кормить и поить лошадей, носить дрова для костров, которые жгли на отдыхе, чтобы согреться. Парень, ехавший с ней в санях, представился Михаилом, отдал ей свой полушубок и делился провизией. Чем ближе к Тюмени, тем было холоднее. На маленьких речушках уже становился лед. Проезжая мимо забытой богом деревеньки обоз остановился, чтобы запастись провиантом и дать отдых лошадям. Лед на речке стал довольно крепкий, и местные малыши вовсю резвились по нему на санках. Юлия с Михаилом сидели около костра и смотрели на них. Вдруг раздался треск, и санки с двумя детьми провалились в воду. Ребятня кинулась на берег с криками. Какое то мгновение в проруби не было никакого движения. Затем барахтающиеся малыши появились над водой.

— Затянет! — Юлия подскочила с криком, — Сейчас под лед затянет!

Слишком свеж был в памяти случай, когда в Тюмени под неокрепший лед затянуло неосторожно вышедшую лошадь. Михаил бросился к реке, на ходу сбрасывая верхнюю одежду. Мужики из обоза, схватив тулупы и шкуры, кинулись за ним. Головы малышей еще виднелись над водой. Михаил лег на живот и ползком подобрался к проруби. Ухватить сразу обоих не получалось, когда он вытянул на лед одного, второй уже скрылся под водой. Михаил кинулся в прорубь. Когда он вытащил второго ребенка, тот уже не подавал признаков жизни. Мужики кинулись кутать малышей в тулупы и приводить их в чувство. Из деревни уже бежали люди. Михаил стянул с себя мокрую одежду и завернулся в тулуп. Повернувшись к мужикам он спросил:

— Ну что там?

— Нормально, барин, жить будут! Щас оклемаются!

— Барин? — Юлия оторопело смотрела на Михаила.

— Ну не то чтобы совсем барин — управляющий. Я новый управляющий с рудников. Михаил Калашников. Деменевские рудники знаешь?

Юлия закашлялась:

— Ну да, ну знаю.

— Ну вот, а я там механизмы устанавливал. Я инженер, родом из Ельца, у родителей там деревенька. Хозяину, — Григорию Тимофеевичу работа моя уж больно понравилась, ну а как поймал он прежнего управляющего- прохвоста на воровстве, так меня вместо него и назначил. Вот этот весь обоз с новыми машинами для завода.