Веселый барин

ВЕСЕЛЫЙ БАРИН

ВЕСЕЛЫЙ БАРИН

Жил-был веселый барин — с утра до вечера песни пел. Даже когда в таком месте сидел, куда царь пешком ходит, и то насвистывал. А потому что послал ему Господь здоровье такое, что и самые ученые доктора дивились:

— Вам, — говорят, — и свистать, и петь никак не возбраняется, потому кишка у вас такая, что всё через её перегонять можете. Свистите — не сумлевайтесь.

Ну, и свистал, понятно.

Как, Господи благослови, поутру проснется, чайку-кофейку попьет с буденбродами всякими, икоркой да семушкой накроет, да пирожками заправится, да ветчинки-коклетки там отмахнет, — и свисти! Сейчас на машину на свою, на автонобиль, — погоду обрявизовать надо, нащот морозу, все ли тортуары целы. Кузнецкий Мост на своем ли месте стоит, нет ли диковинок каких новеньких… не гуляют ли, — на щиколад пригласить. Слезет и погуляет, для аппетиту. Идет-посвистывает, в тросточку губами наигрывает. А мамзели, понятно, вкруг его увиваются-шелестят:

— Дозвольте познакомиться… как ваше здоровье…

А тот свое:

— Мерси-с-бонжур! Не желаете ли прогуляться — щиколадом побаловаться…

Зайдут за стекла куда, в приличное заведение, щиколаду да крендельков там, поотдохнуть там… — ан селезенка-то и опять играет. А там в банк — капиталы свои проведать, много ли набежало. Сейчас ему из окошечка насчитают — раз-раз… — "Можете получить тридцать тыщ!" — "Очень вами благодарен, мерсис". — Насует себе полны карманы, глядишь — уж и закусить пора, кишка своего дела требует.

Ну, в ресторан, понятно, под дерева, в куточек. Сидит-посвистывает, а к нему лососинка уж подплывает, под графинчик, рябчики там пылят, огурчики зеленые, икорка зернистая натекает, — ну чего-чего только душа желает!.. Ну, понятно, винца шинпанского стаканет, пишша-то чтобы не застревала, перрабатывалась скорей, в кишке-то! Сигарку в зубы, перегонка эта у его урчит — работает в самый раз, — опять в машину, высвистывай! Ну, куда? В Охотный Ряд, по делам съездить необходимо. А уж там, сами знаете, и без ружья настреляешь, коли Господь сподобил.

Куропаточки-рябчики там — так в машину и налетают, раз-раз, безо всякого прицелу! И стерлядки-то перед им полощутся, и поросятки… Ну, чисто вот как младенчики в корытцах, в ледке, подремывают… и апельсины-лимоны-мандарины — какого хошь товару нашвыряют-нашвыряют… и по бутылочной части, и балычка, и… — полна машина закусков всяких, — хо-ду! Загудит-засвищет — ворота настежь, лакеи, горничные — под ручки да выбирать… А друзья-приятели к обеду уж поджидают, в ладошки плещут, — с благополучным приездом! Ну, конечно, перед перегонкой-то, кровь-то чтобы прополировать, — в ванныю, духами прольется, — огурчик прямо.

А камергинер уж и докладывает:

— Пожалуйте, сударь-барин, на работу-с… на перегонку-с!

Ну, трудился таким манером до седьмого поту. А ни-чего!.. Потому что кишка ра-ботала!..

Потихоньку да полегоньку, так бы и дожил веселый барин до своего сроку, сколько ему там от Господа Бога было отпущено, да человек-то предполагает, а…

И летит к нему телеграмма от управляющего: "Такое землетрясение случилось, что вся земля наша скрозь землю провалилась!"

Ахнул веселый барин, а друзья-приятели утешать:

— Да у тебя какие еще — заводы-фабрики есть! На сто лет и тебе и нам достанет. Пой-свисти!

Маленько поскучал барин — и отошел, опять насвистывает.

А ему опять телеграмму: "Такой пожар занялся — все наши заводы-фабрики в трубу вылетели немедленно!"

Так веселый барин и сел! А ему — друзья-приятели:

— Да ты не сумлевайся, чудак… с пустяков расстраиваться! Да у тебя такие капиталы в банке заложены да брилиянты, что на все наши пиры-обеды на полсотни лет хватит! Свисти безо всякого сумления!

— Да с чего мне, всамделе!? — говорит барин. — Плевать! На век не хватит, а на полсотни годов вполне. Пей-веселись!

И только это губы в трубочку-то собрал — свистнуть чтобы, — срочную ему телеграмму бьют:

"Такие цари-короли объявились — все капиталы выгребают!"

Тут уж веселый барин и схватился, — на лихача да в банки:

— Немедленно выдавайте капиталы! А уж там цари-короли орудуют.

— Никаких вам капиталов по баланцу не причитается, можете поглядеть!

— Как-так не причитается?! Покажите!..

А ему кулачищем к но-су! А в кулачище-то, сами знаете…

Так и помертвел веселый барин, затрясся.

— Да вы мне хоть брилиянты мои изнесгораемые отпустите, последнее достояние!..

Пря-мо — плачет! А те смеются:

— Хочь изнесгораемые, а сгорели!

— А капиталы-то мои куды ж девались?

— А капиталы, — говорят, — на употребление употребили. Да вы больно-то не разговаривайте, а то как засвищете, что и кишки не сыщете!

Вот тут-то веселый барин и засвиста-ал…

Ну, приходит домой, глядь — а цари-короли и тут начисто подмели. Не то в узлы завязывают, не то спать собираются ложиться. Сел в уголок, пришипился, да так до утра и просидел, — в прихожей, на табуреточке. Схожу-ка, думает, к адвокату!

— Так и так. Произведите по закону. Все мои капиталы употребили…

А тот на него накинулся:

— Досвистался, паршивый черт?! Все из-за тебя, свистуна, землетрясение-то случилось! Жили-питались, под бока пихались, а теперь и мне к царям-королям определяться приходится, на голове ходить! Пошел вон!!

Такого холоду нагнал — ужахнулся барин да к доктору:

— Посмотрите-ка поскорей, нет ли у меня в голове сотрясения… все мне, — говорит, — чтой-то будто представляется… все будто на голове ходят?!.

А доктор-то на него:

— Я те так посмотрю… такой-растакой… Из тебя все банки-склянки цари-короли переколотили… из твоего свисту! Сам с голоду подыхаю… Все поганой своей кишкой занимался, всю пишшу в нужное-ненужное место пергонял, — только тебе и делов было… а из-за тебя теперь всему конец!

Уйди — мышьяком затравлю-засыплю!

Ну, бе-жать! К кому ни ходил — все лают: попы лают, купцы лают… К слесарю толконулся, который ему апараты-то перегонные чинил, — а тот:

— Через тебя, окаянного, подыхаем! Все теперь апараты без действия холостуют, все припасы через кишку свою перегнал, — без работы остались!

Да трубой-то его, свинцовкой… Что ты тут будешь делать!

Пошел барин по улицам ходить: дома-то в уголке сидишь невесело. Глядит — чисто как на свете представление! В заведении-то приличном, за стеклами, где щиколадами, бывалыча, угощались, — одни-то разъединые тараканы дохлые на спинках по столикам валяются, а за окошком-то, где сладкие крендельки лежали, — мышиный помет насыпан. Постоял-постоял веселый барин, — вот те и крендельки! Пошел на Кузнецкий мост, а там и моста-то никакого нету, — грязь да лужи, — никакого причалу нет!

"Эх, — думает, — зайду хочь пообедать напоследок!" — ну, мелочишки у него было, — а то все кишки подвело. Подошел к знакомому ресторану, где, бывалыча, рябчиками занимался, — заколочено, чисто гроб! В слезы, прямо! Глядь — поваренок-паршивец из ворот выскочил да кипятком-то помойным под ноги ему — хлясь!

— А не подвертывайся, — кричит, — ворона!

Тут уж, понятно, не до обиды. Стал его барин честью просить:

— Нельзя ли, — говорит, — дорогой товарищ, хотя бы соляночки там, простецкой какой… али хошь коклетку горелую какую раздостать, очень у меня кишка доходит… да водчонки бы рюмочку…

А поваренок-паршивец ему:

— Да ай ты, дурак, заспался?! Да мы сколько уж ден как поприкрывались! Ворон шпарим да собачину жарим. А по ночам у нас только цари-короли пируют, остатнее допивают.

Да как заверещит… — признал!

— Да никак ты самый и есть, веселый барин, кишка луженая?!!.. Так это из-за тебя ворон-то шпарю да собачину жарю?! Уйди, черт, сейчас кипятком зашпарю!..

Ну, бе-да! Ходил-ходил, — некуда притулиться. Опять на квартиру свою пристал: сиди-посвистывай! Только, понятно, уж не до свисту. А тут друг-приятель, — в кабинете его квартиру держит: