Моя душа (СИ)

С Николаем случилась иная история. Окончив с отличием физико-математический институт, он, как и его покой­ная мать, пошёл работать в школу преподавателем математики и физики. Там он по­знакомился с молодой учительницей русского языка и литературы, женился и вскоре у них родилась дочь. В счастливом браке они прожили четырнадцать лет, пока в школе, где они работали, не стали происходить разительные перемены.

Пришедшие в школу избалованные дети «новых рус­ских» вели себя крайне вызывающе, но богатые роди­тели щедро оплачи­вали их «обучение» и «благодарная» директриса требовала от преподавателей хороших отметок для отпрысков богатых родителей. Преподаватели вынуждены были закрывать глаза на низкую успеваемость и отвратительное поведение «золотых деток» и перетаскивали их из класса в класс. Николай с этими требованиями был категорически не согласен и тогда «золотые детки», унаследовавшие от своих родителей циничную же­стокость и особую изобретательность, решили наказать принципиального Николая. На него подали заявления об из­насиловании сразу три «золотые девочки». Все знали, что эти любимые отпрыски за­ботливых родителей, могли бы дать фору даже закоренелым «труженицам» ночных дорог, но их заботливые родители, сменившие жёсткие тюремные нары на мягкие кресла высокопоставленных чиновников, с помощью своих адвокатов, легко до­казали виновность строптивого учителя.

За совращение малолетних Николай получил восемь лет. Семья, не поверив в его невиновность, отреклась от него. Выйдя из тюрьмы Николай несколько месяцев скитался по городу, пока добродушная Надя не приютила его в своём подвале. С тех пор они стали жить и работать вместе.

Был в их компании и ещё один бездомный, Василий, по прозвищу «Фартовый», но с недавних времён его дела пошли на поправку и он ушёл от них, а при случайной встрече пренебрежительно отворачивался. Василий никогда в своей жизни нигде не ра­ботал, любил роскошно пожить и по­гулять на широкую ногу, за счёт жён новоиспеченных олигархов. У сильных мира сего на своих жён времени не оставалось ‒ они были заняты более молодыми претендентками на эту роль деви­цами, и Василий стал у бо­гатых дам довольно таки востребованным мужчиной ‒ до поры до времени, конечно! Неверные мужья хоть и любят оторваться на стороне, но очень не любят, когда их жёны занимаются тем же.

Однажды, потеряв бдительность, Василий очень близко «познако­мился» с местным авторитетом – мужем обделён­ной на мужскую ласку благодетельницы. Выйдя через три месяца из боль­ницы, он обнаружил, что у него уже нет ни квартиры, ни здоровья. Так он и прибился к Наде и Николаю. Но, в скором вре­мени, к нему всё же вернулся «фарт». На соседней улице хоро­нили одного из местных авторитетов, убитого в криминальных разборках. Остав­шуюся одежду, после похорон мужа, несчастная вдова снесла на мусорку и раздала местным бродягам. Шикарный ко­стюм, рубашки и ещё совсем новые туфли достались Васи­лию. В них он и пошёл на очередное «дело».

В соседнем дворе Василий уже давно заприме­тил одинокую женщину, по виду не бедную и ещё до­вольно привлекательную. Случайное знакомство, немного уха­живаний, отработан­ные методы обольщения и вот уже влюблённая жертва при­гласила его к себе в гости, на чашечку чая.

Чай они пьют до сих пор, правда давно уже перешли на более крепкие напитки. Мама привязалась к вид­ному мужчине, содержала его, но денег, которые она зарабатывала, на краси­вую жизнь Ва­силию не хватало. Тогда она стала продавать золотые украшения, доставшиеся ей после смерти моей бабушки. В след за ними пошли и предметы домашней мебели. За ко­роткий срок мама распродала почти всё, что было в доме и их «роман», судя по всему, уже подходил к концу.

В подвале, я прожила более трёх меся­цев. Возвращаться домой мне не позволяла гордость ‒ я не могла себе позволить вернуться в богатое и цивилизованное общество из этой, прямо таки скажем, преисподней человечества, но в один прекрасный день всё изменилось ‒ к нам наведался местный участковый. Вла­сти объявили месячник по наведе­нию порядка в нашем городе и милиция стала проверять доку­менты у всех подозри­тельных, на их взгляд, граждан, а участковые за­нялись бомжами, обитающими на их прилеглой территории.

‒ Так, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы! Предъявите ваши докумен­ты! ‒ спустившись в подвал, сразу же потребовал участковый.

‒ Да Вы что, Виктор Николаевич, первый раз видите нас, что ли? Мы же исправно Вам платим, ни одного дня просрочки не было! ‒ стала оправ­ды­ваться Надя.

‒ Положено так, Надежда Петровна! Вас и Николая я знаю, а что это за неизвестная личность у вас здесь прописалась?

‒ Дак, это моя землячка. Приехала из деревни, хотела на ра­боту устроится, а её обчистили на вокзале. И деньги, и документы украли, сволочи!

‒ Разберёмся! Как зовут? Фамилия, имя, отчество?

Наде я рассказала о себе выдуманную историю ‒ не могла же я рас­сказать ей о себе правду, она бы и не поверила, а если бы и пове­рила, то вряд ли поняла бы меня. Теперь я эту же историю повторила нашему участковому, слово в слово.

‒ Лана. Лана Пéтрович. ‒ даже не моргнув глазом, соврала я. ‒ Мои родители погибли в Югославии во время войны, а мне удалось бежать из того ада. Сербов вырезáли пого­ловно, а меня ваши офицеры из миро­творческого контингента спасли и переправили в Россию. Жила я сначала в деревне у ма­тери одного из офице­ров, без документов, без денег. Помо­гала ковыряться в огороде, ели то, что вырастили, а часть урожая прода­вали. Ой, уважаемый господин офицер! ‒ жалостливо всхлипнула я. ‒ У вас в стране всё хорошо ‒ и не бомбят, и не убивают, только всё очень дорого ‒ жить совсем не на что! Когда мне удалось скопить немного денег, я сделала себе новые документы и решила ехать в город, поис­кать какую-нибудь работу, но на вок­зале меня обокрали. Украли всё, что у меня было, и деньги, и вещи, и мой новенький паспорт.

‒ Да-а, складно рассказываешь! ‒ строго посмотрел на меня участковый. ‒ Давай, собирай свои вещи и на выход. В от­делении разберёмся, кто кого резал и кто у кого чего украл!

* * *

В камере, куда меня поместили, таких «обворованных беженцев» как я, было человек десять. Все давно уже знали друг друга, только я среди них была новенькая. Менты к нам от­носились как к последней скотине ‒ в туалет можно было сходить только заплатив за услуги, кушать не да­вали, да и сидеть было практиче­ски не на чем. В камере, рассчитанной на четверых, все сидячие места за­нимали «уважаемые леди».

На следующий день нас по одному стал вызывать дежурный следо­ватель. Дошла очередь и до меня.

‒ Ты, жертва балканской войны! Давай к следователю! ‒ ущипнул меня за задницу толстый, как боров, сержант. ‒ Двигай веселее своими сербскими «булками»!

Следователь, уже немолодой капитан, внимательно вы­слушав мой «душещипательный рассказ», сказал, что они свяжутся с посольством Сербии и если под­линность моей «истории» подтвердится, отправят меня на Родину.

‒ А пока посидишь у нас в КПЗ, ‒ устало посмотрел на меня капитан. ‒ Может у тебя есть кто-нибудь из друзей или знакомых, кто может под­твердить правдивость твоей истории?

Перспектива сидеть в вонючем КПЗ меня не устраивала и я стала хаотически перебирать в своей памяти всех, кто мог бы мне хоть чем-то помочь. Галина или кто-либо из её окруже­ния, отпали сразу, ссылаться на маму, моих коллег по работе, или на моих знако­мых из той моей прошлой жизни, я не хотела и тут я вспомнила о своём преданном друге и поклоннике ‒ капитане Генке, работающем в ГАИ. Это был мой единствен­ный реальный шанс избежать «принудительной депортации» в Сербию.

‒ Можно сделать один звонок? ‒ нерешительно спросила я.

‒ Давай! Только быстро! – вздохнул следователь.

‒ Алло, Гена? ‒ прошептала я в трубку. ‒ Это Лана Пéтровичь тебя беспокоит. Я попала в одну очень нехорошую историю. Мне очень нужна твоя помощь! Приедь, пожалуйста, в отделение милиции, только никому ничего не говори и у меня ничего не спрашивай! Расскажу всё потом!