Эйфория

Эмили и Герберт напряженно задумались.

– Возможно, сэр… – сказал пару секунд спустя Герберт, – все дело не столько в том, что муж хотел больше секса, сколько в том, что он и его жена понимали под сексом разные вещи.

– Любопытно, мистер Стэнли, – ответил Бенедикт. – Поясните, что вы имеете в виду.

– Ну, мне кажется, – Стэнли потер лоб и задумчиво нахмурился, – он, будучи человеком простым и прямолинейным, представлял себе брак – и секс – как договор о том, что она, становясь его женой, как бы поступает в его полное распоряжение, – Герберт смутился, – как если бы он купил стиральную машину. Он выложил деньги на бочку, честно выполнил свои обязательства, и баста – ты выполняй свои.

– Отлично… – протянул Бенедикт.

– А она, – продолжал начавший вдохновляться Герберт, – воспринимала все это совершенно иначе. Для нее брак был союзом душ, более романтическим и… виртуальным, где муж должен был стать ее рыцарем, настоящим джентльменом из девичьих грез, который не столько занимался бы с ней сексом, сколько тем или иным способом превозносил ее благородство и красоту, – он мельком взглянул на Эмили. – И уж точно не использовал бы в отношении ее слово «давать».

– Браво, мистер Стэнли, – сказал Бенедикт. – Ваша версия похожа на правду. Но чего-то недостает.

– Чего именно? – не понял Стэнли.

– Не знаю, – Бенедикт пожал плечами. – Возможно, аудитория подскажет.

Внезапно очнулся Тони Брокстон. Все это время он сидел в первом ряду и внимательно следил за происходящим, совершенно забыв о своих бумагах, и, кажется, жаждал присоединиться к дискуссии.

– Сэр, кажется, я знаю, чего недостает, – негромко сказал он.

– Да, мистер Брокстон?

– Почему они сразу заговорили о сексе? – страшным голосом спросил Тони.

Бенедикт опустил голову, сдерживая смех.

– В самом деле, – пробормотал он.

Но Тони, взявшего след, было уже не смутить. Он смотрел прямо перед собой, узревая правду и желая разить ею, как копьем.

– Потому что на самом деле дело вовсе не в нем! – победоносно сказал он.

Бенедикт мельком подумал, что если виденные им недавно на перемене у Тони на столе книги по психодинамической психотерапии были не случайностью, подхваченной в библиотеке наряду с другими литературными вирусами, то сейчас им всем придется туго.

Тони его не разочаровал.

– Давайте рассуждать логически, – вдохновенно продолжил он, скрестив руки на груди и опершись о задний ряд парт за своей спиной. – Двое людей хотят развестись, при этом понятно, что если они решили расстаться, то их отношения оказались деструктивными.

Бенедикт старался сохранять самообладание.

– В то же время, – вещал Тони, – они заявляют в качестве причины для развода одну из наиболее интимных и откровенных тем. Возможно ли, что такая щепетильная дама, как та, что представила нам Эмили, – он указал острым пальцем на смущенную мисс Паддингтон – и такой примитивный персонаж, как тот, которого сыграл Герберт, могли бы столь явно и откровенно обсуждать подобные вопросы с незнакомыми людьми, если бы за этим casus belli, – его голос понизился и к концу фразы практически упал до заговорщического шепота – не скрывалось более смущающего бессознательного мотива, таящего нарциссическую травму 2 для обоих? – торжественно завершил он.

Бенедикт в очередной раз напомнил себе, что в жизни есть вещи, которые он не в состоянии изменить и которые нужно воспринимать как данность. Как бури, землетрясения и налоги. И Тони Брокстон занимал одну из верхних позиций этого списка.

– Стоп, мистер Брокстон, – спокойно сказал он. – Ваша позиция ясна. Кто прокомментирует?

Поднялась Лесли Пауэр.

– Сэр, я считаю, что у нас недостаточно информации, чтобы утверждать что-либо относительно глубоких личностных особенностей наших героев, и тем более, – она неприязненно покосилась на Брокстона, – об их душевных травмах.

– Но покрывающие заявления 3… – упрямо начал Тони.

– Нам ничего не известно о том, являются ли эти заявления «покрывающими», мистер Брокстон, – оборвал его Бенедикт, – как и о том, есть ли вообще, – он обвел аудиторию насмешливым взглядом, – что-то такое, что можно было бы назвать «лежащим под» тем, что нам уже известно.

– Что вы хотите этим сказать, сэр? – не понял Тони.

– Я хочу сказать, мистер Брокстон, что упражнения подобного рода весьма познавательны, но не в том смысле, в каком вы думаете, – ответил Бенедикт.

Он оттолкнулся пальцами от поверхности стола, на которую опирался, и сделал несколько шагов вперед, попутно жестом пригласив Эмили и Герберта снова занять свои места.

– Только что мы имели возможность исследовать смоделированную ситуацию, в которой двое студентов сыграли роли мужа и жены, вложив в эту небольшую интермедию тот смысл, который посчитали нужным, и предложив нам свои собственные объяснения происходящего. В целом, могу констатировать, что группа неплохо справилась с заданием со своей стороны, но кое-чего вы не заметили.

– Чего именно, сэр? – с любопытством спросила Эмили Паддингтон.

– Контекста, мисс Паддингтон, контекста, – улыбнулся Бенедикт.

Лицо Эмили сделалось озадаченным.

– Но ведь вы сами… – она на секунду задумалась, – вы сами предложили нам этот контекст, – медленно проговорила она, – разве это не означает…

– Именно, мисс Паддингтон, именно, – Бенедикт улыбнулся еще шире. – Я дал вам задание смоделировать или придумать конкретную ситуацию, и вы прекрасно справились со всем, кроме одного, – вы забыли, что ситуация придуманная.

Группа возмущенно загудела.

– Это не по правилам, сэр! – воскликнул Тони Брокстон.

Бенедикт поднял брови.

– Правда, мистер Брокстон? Что именно вы считаете выходящим за пределы правил и не будете ли вы так любезны очертить сами эти пределы?

– Вы дали нам это задание, – решительно сказал Тони. – А теперь вы же говорите, что мы неправильно интерпретировали ситуацию, потому что она придуманная.

– Я не говорил, что вы не должны принимать этого во внимание, мистер Брокстон, – ухмыльнулся Бенедикт. – Но мне понятно ваше возмущение.

Бенедикт снова вернулся к столу и присел на краешек.

– Когда вы участвуете в обсуждении ситуации, связанной с взаимоотношениями двух или нескольких людей, особенно, людей, довольно тесно связанных между собой, – он слегка нахмурился, – что в первую очередь привлекает ваше внимание?

– Разные точки зрения?.. Несовпадение версий? Взаимные обвинения? – послышались голоса из группы.

– Да, разумеется, – кивнул Бенедикт. – Но самое важное, – он отбросил со лба золотистый завиток и сложил руки на груди, – самое важное – то, что некоторым образом любая из этих ситуаций – смоделированная.

– Сэр, вы хотите сказать… – задумчиво протянула Лесли.

– Я хочу сказать, что иногда главное, что нужно увидеть в картине, – это ее рамка, – ответил Бенедикт. – Мы видим двух людей, которые жаждут поделиться с нами своим мнением, но мы забываем о том, что то, о чем они говорят, – не абсолютная истина и даже не описание реальности – это просто история, которую они рассказывают.

– Они лгут, сэр? – нахмурилась Лесли.

– Нет, – мягко улыбнулся Бенедикт. – Они пытаются установить контакт с собой и с другими, но делают это очень неумело. А поскольку на протяжении всей жизни им постоянно рассказывали – тем или иным способом – что такое контакт, для чего он нужен и почему его нужно устанавливать, используя, чаще всего, крайне устаревшие или просто неработающие схемы, результат оказывается плачевным.

Лесли вздохнула.

– То есть, вы думаете, что никакой особой, – она нервно обернулась на Брокстона, – психической травмы в нашей «паре» можно не искать?

Бенедикт пожал плечами.

– Можно не искать. А можно искать, – ответил он. – Важно не это. Важно то, насколько мы готовы слушать то, что нам говорят, а не то, что уже сложилось в качестве текста в нашей голове, – он улыбнулся. – Группа, психологические портреты героев, пожалуйста, – скомандовал он без перехода.