Грузинские народные сказки. Сто сказок.

В наказанье за то, что он погубил много туров, бог приковал его вместе с Амираном. О Курше у сванов сложена песня-плач охотника, лишившегося Курши:

Сказка о Горемыке – великом едоке

Было, да и не было ничего -

Жили на свете муж с женой, бедные да неимущие.

Вот родился у них сын, и назвали его Горемыкой; да нечем ребенка кормить: такой он великий едок оказался. И молоко у матери высохло от нужды да голода.

Что делать? Отвели его в город, может, возьмет кто из жалости.

Приютил Горемыку царь, оставил при себе.

Да только такой едок этот ребенок, никак не накормить его. Как подрос, уж и целой выпечки хлеба да барана ему не хватает. А стал юношей, и вовсе его не насытить: съест в один присест несколько быков да выпьет столько же кувшинов вина, а все будто и куска в рот не брал.

Уж и пекари замучились на него печь и повара стряпать.

Надоело это царю. Призвал он Горемыку-Едока, дал ему денег, одну плужную упряжь и отпустил подобру-поздорову.

Пришел этот Горемыка в родной дом, да что ему там есть было? И двух дней не выдержал.

Встал, пошел опять к царю.

Не успел царь и порадоваться, что избавился от такого едока, как он опять у порога.

Что делать? Подумал, подумал царь и решил – разве только хитростью от него избавишься.

А был тот Горемыка силен, никто и потягаться с ним не смеет.

Призвал его царь и говорит:

– На такой-то горе растет лес, принеси оттуда дров, да побольше?

А это дэвов лес, два стоголовых дэва его стерегут.

Там и птица не летает, и ветерок не веет, так все тех дэвов боятся. А Горемыке нипочем.

– Дайте топор, – говорит, – пойду.

Принесли ему алмазный топор. Ударил Горемыка топором о стену, в порошок его стер. Принесли другой, десятипудовый, и его разнес. Принесли, наконец, двадцатипудовый, вскинул Горемыка этот топор на плечи и пошел к дэвову лесу. Пришел, рубит, так и летят буки да чинары, что щепки. Услышали дэвы, бегут к нему, ревут от злости. Горемыка и бровью не повел.

Прибежали дэвы, а Горемыка хвать их обоих под мышки, понес, впряг их, что волов в арбу, положил на арбу порубленные деревья и погнал стоголовых дэвов. Так, с гулом и грохотом, прикатил к царскому дворцу. Доложили царю:

– Пожалуйте, взгляните, сколько дров навез Горемыка.

Вышел царь, так и обмер со страха.

– Отпусти их, отпусти! – кричит.

Сгрузил Горемыка дрова, распряг дэвов, снял с них ярмо, отпустил на волю.

– Только смотрите, чтоб не слышал я, что вы повредили какому человеку! – крикнул им вслед Горемыка. Прошло время.

Призвал царь Горемыку и говорит:

– Должен ты пойти принести воду бессмертия.

Не отказывается Горемыка.

А ту воду стерегут два огромных буйвола. Как завидят они, идет кто к воде, бросятся с двух сторон, насмерть несчастного задавят. Сказал Горемыка:

– Пойду, только дайте, в чем ту воду принести.

Принесли ему кувшины, на двадцать ведер каждый, ударил их один о другой Горемыка – в порошок стер.

– Что я, ребенок, – говорит, – стыдно мне нести эти кувшинчики, дайте мне другие, побольше.

Принесли ему чаны преогромные.

Стукнул и чаны один о другой, в порошок стер.

Притащили ему два бурдюка из буйволиной кожи, на тысячу ведер каждый. Взвалил себе Горемыка на плечи эти бурдюки и пошел за водой бессмертия.

Завидели его буйволы, помчались к нему, вот-вот насмерть задавят. Как схватил их Горемыка за уши да как пригнет к земле. Вырвал потом из земли целую чинару, взвалил ее ярмом на них, два других дерева скрутил, завязал ими бурдюки, полные водой бессмертия, и заставил буйволов волоком тащить бурдюки. Доложили царю:

– Вернулся. Горемыка живой и тех буйволов в ярмо впряг, на них и везет воду. Взглянул царь на тех буйволов, чуть не умер с досады.

– Я и этого Горемыку еле кормил, еще и буйволов кормить? Скажите ему, чтоб отпустил их.

Снял Горемыка ярмо с буйволов, ударил их раз-другой по бокам дубиной и отпустил.

– Идите, живите себе на воле.

А царь все думает, куда бы загнать этого Горемыку, как сгубить его.

Вот в одном месте было поле Ильи-громовержца.

Поле в сто дней работы, вокруг ограда, и засеяно все поле пшеницей. Сказал царь Горемыке:

– Погони мою отару овец на поле Ильи-громовержца и попаси там.

Погнал Горемыка овец к тому полю. Загнал за ограду, сам прилег, спит.

Глянул Илья, видит – рассыпались по его полю овцы, поедают хлеб. Напустил он град.

Вьет и бьет град, все ветви пообломал с буков, перебил всю отару, только одна овца и осталась, и та куда-то под куст забилась, тем и спаслась. А Горемыка-Едок спит себе, и град ему нипочем.

Шумит, грохочет Илья, нет, не просыпается Едок. Рассвирепел Илья, сошел наземь, бросился на Едока и придавил его к земле.

Очнулся тогда Горемыка, обхватил Илью, бросил его наземь и сел на него верхом.

– Отпусти меня, – взмолился Илья. Не пускает Едок.

– Отпусти меня, – молит Илья.

– Отпущу, если благословишь меня, чтоб не ел столько, – говорит Горемыка – Великий Едок.

Благословил тогда Илья Горемыку, чтоб хватало ему на еду по полхлеба, полфунта мяса да вина полкувшина.

Отпустил Горемыка Илью.

Теперь-то пошел Горемыка к отцу с матерью, не боится уж, что объест их. Пришел, пожил с ними, только скучно ему дома. Захотелось молодцу пойти повоевать, силу свою испытать.

Пошел он, долго ли шел или недолго, миновал уж то царство и перешел в другое. Видит – идет дэв, несет большую гору, словно мячик в руках держит. Стал Горемыка и спрашивает:

– Куда это ты целую гору, как мячик, несешь?

– А я иду испытать Горемыку-Едока, что у царя живет.

Взял у него Горемыка эту гору, замахнулся и забросил за три горы.

– Как ты, братом хочешь мне быть или слугой? – спрашивает дэва.

– Братом, – отвечает дэв. Побратались и пошли вместе.

Идут, видят – бежит еще дэв, несет гору в два раза больше той, что первый нес.