Океан уходит, океан приходит (СИ)

Эсси просиял. Ну вот, оправдание найдено, они будут не просто бездельничать, они будут ждать возможности получить ценную информацию!

Трэй рассмеялся.

− Кэйанг все равно устроит нам по возвращении… Вы! Вы забыли о вашей миссии! – он повысил голос, подражая пафосно-истеричной манере Кэя.

− Осознавайте, черт возьми! – с готовностью подключился Эсси.

Они оба захохотали.

− Какой-то этот ваш проводник… психованный, что ли, − заметил король Эйхольм. – Ну что, за то, что вы остаетесь!

Четыре кружки с громким стуком столкнулись, все присутствующие допили их содержимое залпом и посмотрели друг на друга сияющими глазами.

В дверь робко протиснулись двое слуг.

- ОЛУХИ! – неожиданно рявкнул король. – Так бы и повесил вас всех собственными руками! Я сказал принести один бочонок, а они один и принесли! Вы вообще понимаете, что такое «читать между строк»?

Итак, Трэй и Эсси остались. И в тот же вечер у Эсси был длинный монолог с собственной совестью. Вернее, он думал, что с совестью, но тут явно было нечто большее.

Говорили, что этот редкий красный эль был способен выворачивать душу наизнанку. Эсси ощутил его воздействие по полной.

«А что, наверное, стоило спросить, может ли этот старец знать что-то полезное, кто он вообще такой и где он сейчас? Может быть, он в соседнем городе, и куда быстрее им самим поехать к нему?» – гудел в голове неумолимый голос.

Эсси в этот вечер много пил и почти вслух шептал этому голосу «заткнись». Не только он мучил его в тот вечер, внезапно всплыли и образы из прошлого, и они не были столь радужны, как все, происходящее вокруг.

Этот эль действительно выворачивал душу. Он заставил его вновь оказаться там, куда он надеялся больше никогда не возвращаться.

Эсси всегда особенно остро ощущал свою ответственность перед другими. Эта его семья с их строгими правилами, древними, как мир, обычаями – все это было чуждо ему с самого начала, как и никому не нужные дворянские регалии. Он, можно сказать, их ненавидел, ненавидел, но все равно изо всех сил старался соответствовать ожиданиям родителей. Ничего у него не выходило.

Регулярно кто-либо из его семьи вновь хватался за ножницы, нервно отхватывал быстро отрастающие пряди, а затем смотрел на лицо наследника и беззвучно ругался – все равно мужественнее оно не становилось. И самому Эсси при этом становилось не по себе. Ну почему он не может стать похожим на мальчика? Все тогда бы были счастливы. И в то же время ему так хотелось, чтобы его оставили в покое. Особенно досадно ему было из-за волос. Он иногда представлял, как уедет из отчего дома, отрастит их настолько длинными, насколько вообще возможно, и будет убирать их в хвост, распускать, заплетать косы, а может быть, делать такую же сложную прическу, как делает мать, когда к ним на вечер приезжают гости. Тут Эсси вспоминал, что такие мечты вовсе не придают ему мужественности.

Он пытался полюбить спорт, думал, что нарастит мускулы, станет больше похож на наследника рода, а не на наследницу, и целыми днями бегал, пытался выполнять какие-то упражнения. Утирая со лба пот, он вновь и вновь представлял себя с отросшими волосами, чинно прогуливающегося по какой-нибудь набережной. Он возвращался домой уставший, в боку кололо. Мать готовилась к ужину. Проходя мимо ее комнаты, он видел, как она наносит пудру легкими быстрыми движениями – в их семье было принято спускаться к ужину при полном параде. Самому Эсси полагалось принять душ, обрядиться в строгий темно-синий костюм и аккуратно расчесать волосы на косой пробор. На этом все. А ему так хотелось забраться в комнату матери, пока она не видит, устроить там акт мародерства. Коснуться пуховкой с пудрой своей щеки, дотронуться до кончика носа, хотя кожа его была и так матовой и ровной. Ему хотелось стащить тюбик ее помады – чтобы рот его стал как бутон розы. Однажды он прикусил губу и, размазав кровь по губам, долго любовался на себя в зеркало, смотрел, как идет ему ярко-красный рот. До чего увлекательно, должно быть, делать свое лицо еще красивее!

А потом Эсси вновь вздыхал, вспоминал, что мальчикам подобные радости жизни недоступны, и снова нехотя отправлялся бегать. А то вон, вчера за ужином Стевиан из Зеленой усадьбы пошутил, мол, какая красотка у вас растет, женихи вокруг толпами виться будут. Эсси всегда думал, что ему нравятся девочки, а тут представил, как прогуливается он по парку, губы его аккуратно подкрашены алым, волосы сияют на солнце, а вокруг вьются женихи - несколько красивых юношей наперебой предлагают ему то лимонад, то сигарету. Женихи в его тогдашнем понимании вились именно таким образом. А потом он, к примеру, говорит, что устал, и позволяет кому-нибудь из них посадить его к себе на плечи – в сериале, что смотрит его кузина, девчонки только и делают, что запрыгивают парням на плечи. Мысль была неожиданно приятной, но не успел он как следует обдумать ее, как лица домочадцев вытянулись, а у отца поджались губы. Больше Стевиан из Зеленой усадьбы не приходил к ним на ужин.

Его пробежки не помогали, напротив, он стал еще более стройным и изящным. И разочарование в глазах домочадцев преследовало его, хотя он изо всех сил старался порадовать их, выглядеть как наследник рода, как бы ни претили ему эти слова, которые он слышал с самого рождения. Он продолжал носить грубые мужские ботинки с квадратными носами и костюмы, научился повязывать галстук. И все равно выглядел как красивая девочка, которая зачем-то вырядилась в одежду старшего брата. Ему постоянно лезли в голову совсем другие, «девчачьи» мечты, и он гнал их от себя.

Когда ему было пятнадцать, его город охватило новое веяние. «Надо отдекорировать поместья под «старину», вот как при короле еще было», - решили вдруг все соседи. Еще неплохо бы понастроить разных летних домиков, веранд… А чем еще в Виррах, в этом последнем оплоте графско-королевских потомков, можно было заниматься? Денег тут почти у всех было много, но досуг был довольно однообразен, и существование было крайне унылым. Почему бы не переделать поместья, хоть какое-то развлечение.

Улицы заполнились рабочими – крепкими, широкоплечими мужиками. Большинство из них было с заводов, которые располагались еще севернее Вирр, и обитали там же, в специальных рабочих поселениях. Они употребляли крепкие словечки, харкали на асфальт, в перерывах курили ядреные сигареты. В общем, все население Вирров взволновалось, точно растревоженный курятник, ах-ах, какое бескультурье! Но, поскольку сами дома ремонтировать милейшие аристократы не хотели, мужики остались. А у Эсси мелькнула шальная мысль: вот его постоянно упрекают за то, что он похож на девчонку, как бы ни старался соответствовать их требованиям, может, просто типаж был выбран не тот? Напялит он на себя такой заляпанный известкой комбинезон, возьмет в зубы сигарету, разве не станет он от этого мужественнее? Переходный возраст был как раз в самом разгаре, рождая смелые идеи и требуя устроить бунт на корабле.

Рабочие были сильно озадачены явлением прелестной светловолосой графини, которая заявила, что хотела бы научиться курить, ругаться матом и, может быть, пить тоже.

− Надоело, не нравится им, что я как девочка, − доверчиво поведала она им о своей беде.

Охреневшие мужики несколько раз отправляли сумасшедшую домой, но она упорно возвращалась, смотрела умоляюще своими огромными голубыми глазами, печально опускала длинные ресницы.

− Да ваши родители же нас четвертуют! – наконец взмолился их бригадир.

Эсси несколько дней до этого старательно наблюдал за рабочими, подслушивал их разговоры, усваивал новые слова.