Флаг вам в руки!

так трудно,

Где так вольно дышит человек?

От Москвы до самых до окраин

Спит земля в сиянье голубом,

Человек проходит как хозяин…

Жду ль чего? Жалею ли о ком?

Всюду жизнь — привольно и широко,

И не жаль мне прошлого ничуть:

Молодым везде у нас дорога,

Я ж хочу забыться и заснуть…

Жители Жмоттенхаузена не знали, что такое Москва, но им была знакома патриотическая тема. Растроганные донельзя, они подходили и жали руку гордо стоящему в геройской позе прапорщику. Он благодарно кивал, обнимал женщин, целовал детей, словом, парил на пике славы, — хоть в президенты баллотируйся.

А уж что исхитрились шепнуть ему две-три вдовы бальзаковского возраста, и вовсе не нужно пересказывать. Снова закружились пляшущие пары, полился эль и зазвучали незатейливые песенки. После пятой кружки Палваныч захотел физиологического одиночества. Покинул объятую весельем главную площадь, да так и решил не возвращаться.

Пошел на речной берег, сел, любуясь ночной водой и звездным небом. Думалось о доме. Десяток лет назад прапорщик Дубовых справил крепкий дом. Бывшая гражданка Дубовых, буфетчица, не дотерпела вшивых полтора года…

«А ведь жили бы, как эти вот карикатурщики из Жмоттенхаузена, — вздохнул Палваныч. — Может, дети бы… или там корова с курами… Сидел бы ночью, смотрел на природно-климатическую зону, видимую невооруженным взглядом… Стрекот бы слушал кузнечико-прессовый… Шаги вот тихие…»

Прапорщик обернулся. Рядом зашуршало платье. Эльза, зябко кутаясь в бабкин платок, села рядом.

— Вы же не папа ему… — сказала она.

— Ну, девушка, как тебе изложить-то? Вроде бы и нет, но я ему все равно что отец родной.

— То есть?

— Понимаешь, Эльба…

— Эльза.

— Ах, да! Эльза. Эльбой мою собаку звали, овчарку… О чем я? Да! Армия, Эльза, есть вторая семья человека, а для многих — единственная, — Палваныч шмыгнул носом, спугнув луговую пичужку.

— У него папа с мамой есть.

— Согласно заведенному не нами, а умными людьми порядку, два года у него нету папы с мамой. Есть у него армия. У мужика случается задача по жизни — Родину оборонять.

— Знаете, он говорил, что его придут искать, — сказала девушка. — «Придут такие же зеленые, как я, только, скорее всего, тупые»… Вы очень подходите… Одежда, беседы про армию…

— Правильно гражданочка, я его, гаденыша, то есть птенчика нашего, ищу. Вернуть его надо в полк. И очень положительно, что он, осознавая свою вину…

— В чем? — в темноте блеснули глаза Эльзы.

— В самовольном оставлении Поста Номер Один с личным оружием и полковым знаменем.

— Не знаю, о чем вы, — прошептала девушка. — Он мне рассказал, как попал в Зачарованный лес.

— И как же? От великанов отбивался? — съехидничал прапорщик.

— Нет. Просто стоял с вашим этим знаменем, потом вдруг стал падать, а когда очнулся, понял, что в лесу.

— И все?

— Все.

Палваныч вернулся к мысли о шпионском заговоре: «Ой, вербует, чертовка… Лепит, что он хороший… А потом окажется, что ядерная мощь страны подорвана…»

— Тьфу, —