Неприкаянная душа

— Знаю. Вы любите друг друга, — простонала ревнивица.

— Нет, — с покаянием вспоминая ночи, наполненные безумием и греховностью, категорически заявила я. — Он причинил мне слишком много горя!

— И все же будь счастлива, Алисонька.

Уронив голову на руки, Жанна замолчала.

— Тебе плохо, я вижу, что тебе очень плохо, но помочь не могу, а потому не будет мне впредь счастья, — вздрогнув от ее слов, запричитала я.

— Любая боль стерпится, если нет гадов и прусаков, — словно в детстве, пожаловалась мне сестричка. — Они мешают спать, думать, рассуждать. А еще эта скользкая яма и одиночество! Нет ничего страшнее одиночества, Алиса. О, если бы Господь сжалился надо мной и послал мне напарницу!

— Молись, — скорбно проговорила я.

Тогда, в далеких шестидесятых, я заплетала в косички ее непослушные рыжие волосы и пела ей немудреные колыбельные. А наши общие мама и папа..

— Я молилась и умоляла Всевышнего, чтобы Он позволил мне попросить у тебя прощения, — залилась слезами жительница адовых подземелий.

— Твое желание сбылось, — отрешенно произнесла я.

— Как там мои дети и внуки? — всхлипнула та маленькая девочка, с которой мы когда-то играли в классики и бегали наперегонки.

— Нормально, — отгоняя от себя видение, пробормотала я. — Клянусь, что не оставлю их.

— Тебе пора уходить, — высморкавшись на дно жуткой пропасти, неожиданно объявила страдалица.

— Прощай, Жанночка, — унимая предательскую дрожь в коленках, прошептала я. — Прощай и прости.

Я выпрямилась и отряхнула с себя шуршащую нечисть. Мохнатый паук величиной с мужскую ладонь стрелой слетел с моей обнаженной макушки и стремительно пополз в Жаннино жилище. Любимая младшая сестренка смиренно сидела в глубокой яме, и исхудавшее личико ее выражало сплошное страдание. Она махала мне грязной ладошкой и плакала от боли и от предстоящей разлуки.

Я никогда, никогда ее больше не увижу! Никогда? Нет, только не это!!!

Наскоро перекрестившись, я закрыла глаза и со всей прытью молодости, подаренной коварным любовником, прыгнула в эту ужасную яму.

— Не надо! — страшно закричала Жанна. — Не смей!

А потом все оборвалось, и я полетела в трубу, в конце которой виднелся яркий ласковый свет.

— Доченька, — плакал кто-то над моим лицом, орошая его капельками соленой влаги.

— Она не останется здесь, потому что еще не пришло ее время, — авторитетно заявил строгий голос, принадлежащий, наверное, доктору.

— У Алисоньки появились внуки, а внукам необходима бабушка, — охотно согласилась с ним плакальщица.

— Алиса — плохая бабушка, — проворчал суровый лекарь. — Хотя, я вас понимаю: каждая мать считает своего ребенка идеальным.

— Мама? — удивилась я. — Моя мама?

В глаза устремился неяркий молочно-белый свет. Возле кровати, на которой возлежала моя бесчувственная физическая оболочка, сидела молодая, красивая дама. Ощутив мое пробуждение, она неторопливо перевела взгляд с взыскательного мужчины на новоприбывшую; и я закричала от неожиданности. Да, это была женщина, подарившая нам с Жанночкой жизнь, но только совсем не старая, а в возрасте двадцати пяти лет.

— Доченька, — крепко обняла меня моя умершая мама, — зачем ты так рано пришла сюда?

Беспечный ветерок игриво приподнял белокурые волосы на ее голове, напоминая далекое беззаботное детство, в котором маленькая Алиса Лазарева, изображая знакомую парикмахершу, высунув от усердия язычок, причесывала пышные пряди обожаемой неприхотливой клиентки. С великим любопытством я оглядела незнакомое помещение, принадлежащее неведомому миру. Интерьер небольшого уютного домика не производил особого впечатления, но все, к чему прикасался мой взыскательный взгляд, поражало необычайной чистотой.

— А где папа? — заторможено спросила я, целуя ту, которую не ожидала когда-нибудь увидеть вновь.

— На рыбалке, — улыбнулась она, поглаживая мои искусанные адовыми тварями руки. — Ты же знаешь, что он любит рыбачить.

— Все как на Земле, даже не интересно, — засмеялась я и попыталась встать с постели.

— Не все, — удерживая меня на кровати, возразила мама. — Здесь нет страданий, нет болезней и ссор, нет старости и преступности. Здесь нет выматывающей физической работы, так как мы бестелесны. У нас появилось время подумать о душе, поговорить с самим Всевышним.

— Здесь — это где? — наслаждаясь необыкновенным покоем, уточнила я.

Необъяснимая внутренняя радость распирала мое энергетическое тело, которое отчаянно стремилось вспорхнуть на небеса. Туда — к Хеседу.

— На нижних этажах Рая, — встрял в разговор высокомерный незнакомец.

— Как же хорошо внизу, но еще лучше там — наверху, — неожиданно вспоминая о сладких розовых облаках, мечтательно произнесла я.

— Я не хочу наверх, потому что все наши близкие живут рядом, — не в силах наглядеться на шалопутную дочь, мягко промолвила мама.

— Желаю их видеть! — отбрасывая в сторону сотканный из воздуха плед, провозгласила я.

— Вечером, они придут вечером, — накидывая на меня ткань из неизвестного материала, пообещала хозяйка дома.

— Но я хочу видеть их сейчас, сию же минуту! — удивляясь своей невоспитанности, как в детстве, закапризничала я.

— Ты нетерпелива, — нахмурился правильный господин. — Жители Рая не бездельничают, а выполняют посильную работу.

— Но кто-то сказал, что вы думаете только о Боге! — подколола доктора я.

— Мы пишем стихи, картины, сочиняем музыку, ухаживаем за животными и выводим необыкновенные цветы. Здесь каждому найдется занятие по душе, — возразила мама.

Стройный, подтянутый, похожий на военного, мужчина оказался на самом деле врачом, еще не успевшим найти вакансию, невостребованную во владениях Господа.

— У меня появился настоящий больной, — с запозданием осознавая, что ему наконец-то улыбнулась прихотливая удача, потер ладошки безработный эскулап.

— Ну, уж нет! — не согласился с лекарем строгий голос Хеседа. — Ваша несостоявшаяся пациентка вернется на грешную землю.

Ангел появился как всегда внезапно из пучка света, упавшего с высоты. Я вскочила с постели и поняла, что та маленькая девочка, которая капризничала подле мамы, потерялась в далеком детстве, оставив после себя усталую, немолодую уже женщину.

— Я не хочу назад! — взмолилась эта усталая женщина. — Не хочу!

Хесед ничего не сказал, только, словно ребенка, взял меня на руки и прижал к груди. А потом все исчезло.

ГЛАВА 40

ВОССОЕДИНЕНИЕ

Я безропотно лежала в незнакомой комнате и тупо смотрела в потолок. Медсестричка школьного возраста с подозрением оглядывала наполненный жидкостью шприц, будто он, пользуясь ее рассеянностью, самолично наполнился ядом и запрыгнул ей в резиновые перчатки. Рядом сидел усталый усатый врач, благоухающий этиловым спиртом.

— Это больница? — поворачиваясь к ним всем корпусом, удивилась я.

— Нет, танцплощадка, — претендуя на искрометный юмор, ляпнул пожилой усатик, несомненно, не ведая, что ныне танцевальные заведения называются дискотеками.

— Прикольно! — изобразила я буйную радость. — В таком случае приглашаю вас на танец.

— Благодарю покорно, — свесил передо мной хохлацкие усы развеселившийся лекарь.

— И хотя ваша партнерша не любит дискотек., - попытавшись встать с кровати, я скривилась от тошнотворного головокружения.

— Повернитесь на живот, больная, — приказала салага в белом халате, решительно сдирая с меня ажурные трусики.

У эскулапа загорелись масляные глаза. Я вздохнула и безропотно подставила ягодицы под дерзкую руку взыскательного подростка.

— Вас привезли утром в бессознательном состоянии, — любуясь бесплатной больничной порнухой, охотно поведал грустную историю несостоявшийся танцор.

— Кто? — с отвращением думая о навязанной мне ненавистной роли порнозвезды, натянула исподнее я.

— Какой-то парень в странных балахонистых одеждах, — осклабился последователь Гиппократа. — Вы не из «белого братства»?