Хранитель планеты

Может, узнали в Академии наук? Тогда плохо дело. Оттуда его не выцарапать.

Но он ведь у них подохнет без информации!

Весь вечер я промучился в догадках, наутро в школу пошел.

Встречаю в коридоре Дмитрия Евгеньевича. Историк обрадовался, что меня увидел. Мы с ним в сторону отошли, как заговорщики.

- Ну как, - спрашивает, - ваше самочувствие?

- Да ну их! - говорю. - Думают, что я сумасшедший!

- Тернист путь Хранителя, тернист... - улыбнулся Дмитрий Евгеньевич.

- Чего? - спрашиваю.

- Это только первые трудности. Дальше будет хуже, - успокоил меня историк.

- Уже хуже, - сказал я. - ПИНГВИН пропал.

- Какой пингвин? - Он забыл видно, что я ему рассказывал.

- Ну, тот, который у вашего отца паучком был.

- А-а, передатчик...

- Ну да! Что мне делать, Дмитрий Евгеньевич?

Историк задумался. Смотрит на меня оценивающе. Наши мимо проходят, думают, он меня прорабатывает.

- А зачем вам ПИНГВИН, Боренька? - вдруг он спрашивает.

- Как зачем? Информацию передавать.

- Какую?

- Ну какую-нибудь. Энциклопедию.

Он грустно головой покачал.

- Для того чтобы приносить вашему ПИНГВИНу энциклопедию, совсем не обязательно быть Хранителем. Это может любой человек. Даже ваш Юра Родюшкин.

- Конечно, может! - говорю. - Но назначили-то меня!

- В том-то и дело, что тебя! - рассердился Дмитрий Евгеньевич. - А ты за ПИНГВИНа борешься, вместо того, чтобы задуматься, как стать настоящим Хранителем!

В общем, все-таки стал меня прорабатывать. Все только прорабатывают! Никто помочь не хочет.

- Нужно собрать свои духовные силы, - говорит историк.

- Да зачем они мне? Без ПИНГВИНа?

- ПИНГВИН - просто прибор. Механизм. От него ничего не зависит. Станешь Хранителем - найдешь способ девать важное для человечества! - сказал Дмитрий Евгеньевич и пошел дальше.

Озадачил он меня.

Прихожу в класс, на меня смотрят, как на Валерия Леонтьева. Герой дня. Так мне сначала показалось. Но потом понял, что хуже смотрят.

- Что, - говорят, - Быстров, вылечил свои мозги?

- Ага, - говорю, - прочистил. А вы так и живете с замусоренными?

Галдеж поднялся. Видят, что я не желаю раскаиваться. Стали издеваться. Дунька уже всем растрезвонила, что у меня какие-то синусные волны не в порядке. Я сначала отшучивался, а потом взбесился, когда Витька Куролесов сказал, что у меня в голове - только один шарик, да и тот квадратный.

Я ему, конечно, сумкой по башке. Он - мне. И покатились с ним по полу. Подкатились прямо к дверям, под ноги Татьяне Ильиничне. Она как раз в класс входила.

Вскочили, отряхиваемся.

- Значит, ты, Быстров, опять за старое? - говорит она. - Давай дневник.

- Можете его себе оставить на память, - говорю.

Положил на стол дневник и вышел из класса с сумкой. Только меня и видели.

Целый день проболтался у Петропавловки на берегу. Сидел, смотрел на воду. По воде щепки плывут. Рядом "моржи" купались - тетенька и дяденька. Толстые такие. Они растирались полотенцами и смеялись.