Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

— Не виделись лет шесть или семь.

— И все это время вы жили неподалеку от Уитби?

— Да. Матушка была очень больна. Мне пришлось ухаживать за ней, такая она была нервная и слабая.

Он мягко кивнул:

— Ну да, этим все объясняется.

— Что объясняется? — поинтересовалась я.

— Помните,— на губах его заиграла еле заметная улыбка,— я заметил, что вы, по-видимому, не любите высшее общество...

— Да,— промолвила я, ибо он был совершенно прав. Нахмурившись на мгновение, я безмятежно улыбнулась: — Ну конечно же, вы пришли к такому выводу, зная, что я провела молодость в далеком Йоркшире,— стало быть, я буду чувствовать себя неловко в салонах столицы. Как все просто!

— Да, именно так,— улыбнулся доктор Элиот.— За исключением того, что я ничего не знал о вашей юности.

— Не знали? Но...— Я озадаченно взглянула на него.— Но откуда вы?..

— О, все еще проще, чем вы предположили. Ваша рука, леди Моуберли!

— Рука?

— Точнее, правая рука. У вас брызги грязи на плече и рукаве. Значит, вы прислонялись к борту пролетки. Однако леди вашего положения должна выезжать в собственном экипаже. Тому, что вы не делаете этого, есть лишь одно объяснение: вы считаете затраты на содержание такого экипажа нецелесообразными. Отсюда следует, что у вас нет привычки часто выезжать на прогулку или в гости.

— Замечательно! — воскликнула я.

— Заурядно,— отозвался он.

— Вы абсолютно правы,— произнесла я (да вы это хорошо знаете, дорогая Люси, я еще не вполне приспособилась к городской жизни, столь отличной от знакомой мне с детства жизни в деревне).— Аллергическая реакция на скверный воздух в Лондоне в сочетании с природной застенчивостью сделали из меня фактически затворницу.

— Жаль слышать такое,— склонил голову доктор Элиот.

— У меня есть несколько подруг в городе, но никого, кому бы я могла довериться.

— У вас есть муж.

— Да, сэр,— кивнула я, опустив голову.— Был.

На бесстрастном лице доктора Элиота не появилось ни тени каких-либо эмоций. Сомкнув кончики пальцев, он изогнул кисти рук и осел в глубины своего кресла.

— Надеюсь, вы понимаете,— медленно проговорил он,— что я ничего не могу обещать.

Я кивнула.

— Тогда,— сказал он, делая жест рукой,— леди Моуберли, пододвиньте ваше кресло поближе и расскажите мне все об исчезновении Джорджа.

— Это необычный рассказ,— промолвила я.

— Не сомневаюсь,— слегка улыбнулся он.

Я откашлялась. Облегчив душу, исполнившись внезапной надежды, я разнервничалась, дорогая Люси, как нервничаю сейчас, ибо рассказанное доктору Элиоту я должна повторить в письме к вам и боюсь, что подробности могут причинить вам большую боль. В рассказе моем речь пойдет о смерти вашего брата. Не вините Джорджа в том, что он скрыл от вас детали, дражайшая Люси, ибо я убеждена, что мотивы его станут ясны из моего рассказа. И действительно, только сейчас я могу рассказать вам обо всем, поскольку боюсь, что подобный ужас, может быть, довелось испытать и Джорджу. Но читайте — я уверена, у вас хватит сил узнать все, что до сих пор скрывали от вас.

— У моего мужа,— сказала я доктору Элиоту,— всегда были большие амбиции, поэтому он увлекся политикой.

— Амбиции,— пробормотал доктор Элиот,— но не способности, насколько я припоминаю.

— Это верно,— признала я.— Джордж считал повседневную политическую жизнь утомительной. Но у него были надежды, доктор Элиот, и благородные мечты, а я всегда знала, что, если ему дать возможность, он прославит свое имя. И, хотя Джордж мужественно боролся за продвижение своей карьеры, его усилия оказывались тщетны. Я видела, как болезненно он относится к провалам. Он никогда не признавался мне, но я знала, что его отчаяние усугубляется успехами нашего общего знакомого Артура Рутвена. Карьера Артура в Индийском кабинете была блестящей, и, хотя ему едва исполнилось тридцать, о нем говорили как об одном из самых блестящих дипломатов. Подробности мне не известны, но он отвечал за исполнение заданий очень деликатного и доверительного характера.

— Связанных именно с Индией? — прервал меня доктор Элиот.

Я кивнула.

— Отлично,— он снова закрыл глаза.— Продолжайте.

— Артур Рутвен,— продолжала я,— был очень хорошим другом — вряд ли мне нужно говорить вам об этом. Он знал о желании Джорджа выдвинуться в правительстве и, уверена, помогал ему, как мог. Не поймите меня неправильно, доктор Элиот. Артур всегда был живым воплощением. порядочности и такта Он бы никогда не пошел против своих убеждений и не совершил ничего недостойного. Но он мог перекинуться парой слов с министром, мог намекнуть кому нужно. Достаточно сказать, что примерно два года тому назад, незадолго до нашей свадьбы, Джордж наконец-то вошел в правительство.

— То есть его взяли в Индийский кабинет? — спросил доктор Элиот.

— Да.

— И каковы были его обязанности?

— Я не уверена... Это имеет значение?

— Если вы мне ничего не скажете,— резко заметил он,— то как я могу судить, важно это или нет?

— Мне известно,— медленно проговорила я,— что этим летом он должен был провести через палату общин какой-то законопроект. Он не обсуждал со мной свои дела, но, по-моему, речь шла о границах в Индии.

— О границах в Индии? — К моему удивлению, услышав это, доктор Элиот вдруг словно пробудился. Он наклонился вперед, и я заметила, что глаза его опять заблестели.— Поясните,— нетерпеливо произнес он.— О чем именно шла речь?

— Не могу сказать,— я беспомощно пожала плечами.— Джордж никогда не говорит со мной о своей работе. Ведь я всего-навсего его жена, доктор Элиот.

Он вновь осел в кресло с явно разочарованным видом.

— Но этот парламентский законопроект,— спросил он,— за который отвечал Джордж... Не знаете ли вы, не работал ли он над ним вместе с Артуром Рутвеном?

— Да,— ответила я.— В этом я совершенно уверена.

— Джордж как министр, а Артур как дипломат?

— Да!

— Хорошо. Это наталкивает нас на кое-какие предположения...

— Не понимаю вас,— поморщилась я.

Доктор Элиот с отчаянием взмахнул рукой:

— Ну же, леди Моуберли, если вашего мужа постигла судьба Артура Рутвена — простите за прямоту, но мы должны рассмотреть эту возможность,— нам нужно установить, что могло связывать этих двух мужчин. Оба они работали над законопроектом о границах в Индии. Я бы сказал, это довольно деликатный вопрос. Видите, леди Моуберли, какая интересная линия расследования сразу открывается перед нами?

— Да,— кивнула я.— Уверена, что вы правы.

Он с интересом взглянул на меня:

— Так у вас есть какие-либо еще сведения относительно этого?

Я проглотила комок в горле:

— Вы ищете то, что связывает этих двух мужчин. Что ж, доктор Элиот, связь есть. Имеет ли это отношение к работе Джорджа, я не знаю. Сам Джордж предполагал, что имеет, но, думаю, для него это было такой же великой тайной, как и для меня сейчас.

— Ага,— несколько сдержанно сказал доктор Элиот. Он откинулся в кресле и лениво махнул рукой.— Продолжайте, леди Моуберли.

Я снова проглотила комок в горле. Будьте готовы, Люси, ибо то, что вы сейчас прочтете, вам будет нелегко воспринять.

— Это случилось чуть больше года тому назад,— медленно проговорила я,— Артур приехал к нам на ужин...

И затем я описала доктору Элиоту то, что мы обсуждали в тот вечер: в основном, дорогая Люси, речь шла о вас и вашем намерении играть на сцене. Вспомните, как противился этому ваш брат, но все же к концу вечера он с восхищением смеялся над вашим стремлением и говорил так, словно собирался поддержать вас. «Вижу, Люси настроена стать Новой Женщиной,— сказал тогда Артур,— и не свернет с пути. Ибо всякая одержимость нерациональна, почти демонична, и мы заблуждаемся, если думаем, что ею болеют лишь молодые».

— Действительно,— проговорил доктор Элиот, который во время моего рассказа как будто дремал.— Помню, в колледже у Рутвена была своя всем памятная одержимость.

— И в чем она заключалась? — поинтересовалась я.