Темные души (СИ)

- Хорошо. Пусть я избранный. Но, предлагая всё, чего вы хотите взамен?

Молодой человек улыбнулся и стал похож на хитрого Мефистофеля, как его любят изображать художники XIX века – умного, озорного и дьявольски хитрого.

- О, это совершенно банальная вещь. Ваш ординарец верно оценивает всех аристократов. Я не исключение. Я хочу свои поместья в Го и Муи.

- А почему не все остальные? На Англию и Испанию я сейчас повлиять, конечно, не могу. С Корсикой и Сардинией ещё можно попробовать. И почему вы не просите Монтижи и Фластилар? – Наполеон пытался говорить серьёзно, но лёгкая издевка всё же проскочила в его словах.

- Я знаю, что жадностью можно лишь всё погубить, - невозмутимо произнес молодой человек, сделав вид, что не заметил презрения в словах Наполеона. - Тем более что родовыми являются только Муи и Го. А всё остальное – это подлость и самозахват, вероломство и насилие. Это, подогреваемое жадностью, привело к потере всего. Поэтому я хочу лишь то, что мне и моим предкам принадлежит по праву. По моральному праву.

Молодой человек замолчал. Молчал и консул.

Наконец консул встал. Молодой человек тоже поднялся.

- Я обдумаю ваше предложение, Фластилар, - Лицо консула не выражало ничего, в то время как лицо молодого человека выражало суровое упрямство. – Оставьте свой адрес секретарю. Как только я приму решение, я найду вас.

- Как долго я должен ждать?

- Как только я приму решение, - Консул подошёл к двери и распахнул её. – Я дам вам знать.

Он коротко поклонился молодому человеку. Тот нехотя подошёл к двери. В проёме он обернулся и, глядя черными, как ночь глазами в глаза консула, тихо произнёс:

- Не решайте долго. Фортуна может найти другого избранного. И, кто знает, может это будет второй Вашингтон или Пётр Романов. Розенкрейцеры считали, что Иван Романов, которого русские называли Грозным, тоже владел Копьём Лонгина.

- Что не спасло его страну от его сумасшествия.

- Не нам с вами решать, кем должен быть избранный. Не нам с вами дано знать, почему избранный именно он, а не кто-то другой. Сейчас избранный вы. Но жизнь не стоит на месте. Подумайте. Я знаю, какое решение вы примете. Поэтому буду его ждать.

- Если вы знаете, почему торопите меня?

- Я знаю только то, что знаю. Есть Тот, Кто выше меня. И что решит Он, не ведомо даже мне, - загадочно и непонятно произнёс молодой человек и, резко развернувшись, вышел

Эхо его шагов всё ещё звучало в воздухе даже после того, как его пыльный плащ исчез в конце коридора.

- Ну, что я говорил? – хмуро спросил Жан Мишле, подходя к консулу.

- Разузнай мне всё, что касается рода де Го и ле Муи. Я хочу знать, с каким чёртом столкнула меня судьба.

Глава третья

На фоне догорающего неба старый замок семьи де Го казался неприступной крепостью, сурово глядящей на прилегающие поля и леса. Однако подъехав ближе, путники увидели, что время и отсутствие средств у прежних владельцев не пощадили бывший монастырь Сен-Катрин, ставший родовым гнездом проклятой семьи. Некогда широкий ров, окружавший монастырь и вырытый еще первым Бертраном де Го, чтобы придать захваченному им монастырю вид неприступной крепости, превратился, благодаря обвалившимся берегам и ушедшей воде в большую грязную и зловонную канаву. Высокие стены, по которым убегал Жоэс, слуга Жильбера Орси, старого настоятеля соседнего монастыря, зверская казнь которого первым Бертраном де Го вызвала к силе проклятие его семьи, стояли наполовину разрушенные, поросшие мхом и травой, а местами зияли выбитыми камнями. Замковый двор представлял собой смесь каменных улиц и высокой травы. Вместо хозяйственных построек остались одинокие столбы. На некоторых висели на одной петле рассохшиеся двери. Сам замок казался бесформенной грудой камней, местами уложенных в подобие крепости. Провалившаяся крыша не защищала от дождя и снега. Забвение, запустение, пыль и ветхость представляло собой родовое гнездо зловещей семьи. Если и остались в замке потайные комнаты, то механизм тайников, скорее всего давно вышел из строя.

- И ты хочешь отдать Первому консулу всё в обмен на это? – произнёс один из путников, обведя рукой руины. Он медленно слез с лошади.

- Да, уважаемый Мишле. В этом месте всё началось, в нём и должно закончиться, - Второй путник легко спрыгнул со своей лошади.

- Вам не понять этого. Это средоточие нашей семьи. И даже, если вместо замка здесь останется голая земля, я должен владеть ею. А то, что я отдаю… Оно мне не принадлежит. Я лишь хранитель. А владеть должен избранный. Ему я и передаю то, что должен.

Ведя под уздцы лошадь, он прошёл к развалившейся конюшне. Удивительно, но там оставалось сено, в былые времена кем-то заботливо запасённое которое не сгнило совсем и которое не успели растащить окрестные крестьяне. По крайней мере, усталая лошадь его осталась довольна зелёной травой вокруг и пересушенной соломой в углу. Мишле, ещё раз критически оглядев двор, пошёл вслед за ним. Привязав лошадей, путники вошли в здание замка. В просторном зале гулял ветер, перекатывая пыль из одного угла в другой. Массивный герб с пятнами позолоты венчал огромный щербатый камин. Прежде в зимние вечера в нём можно было сжечь целиком бревно или во время пиров и праздников целиком запечь телёнка. Мишле внимательно оглядел герб: чёрная змея о двух ногах, с крыльями и второй головой на хвосте, раскрыв пасть, смотрела на него злыми глазками. Со второй половины герба на него смотрел козёл, очевидно раньше бывший золотым, с головой барана и четырьмя рогами на ней. Одна пара рогов была прямой – козьей, другая закруглённой – бараньей. Его чёрное поле от времени посерело и почти слилось с красным полем на первой половине герба. Внизу на остатках каменной ленты виднелись буквы девиза. По оставшимся можно было угадать: «Быть над всем».

- Колоритные, однако, у вас предки, - произнёс Мишле, указывая на герб.

- Да, амфисбену и титирон объединил в один герб наш давний предок, как только женился, - сказал Бертран де Го, подходя к камину. Он любовно поглаживал его, вспоминая семейное предание о том, что камин был установлен на месте бывшей потайной комнаты аббатисы монастыря Сен-Катрин. Однажды во время очередной пирушки кто-то случайно запустил механизм, который открывал стену. В потайной комнате нашлись сокровища монастыря и то самое предсказание, которое сочинил Жоэс. Никому не приходило в голову, что это просто дурно написанное стихотворение. Наоборот, горбатая и кривоногая дочь Бертрана и Катерины, их вторая дочь после рогатого сына и первой хвостатой дочери, увидела в этих виршах причину своего уродства. Именно с этой Бьянки де Го ле Муи посредственное творение ребёнка и стало считаться в семье предсказанием. Именно с этого времени кто в надежде запутать бога, кто по противоестественному влечению, а кто из злой и жестокой шалости стали сожительствовать не только с окружающими смердами и вассалами, но и с собственными родственниками. Со временем слухи о предсказании и образе жизни семьи разошлись, и не один вассал опасался за свою душу и жизнь и души и жизни своих родственников. Чудодейственное средство сохранения молодости и красоты, столь же ужасное, сколь и бесполезное и пришедшее откуда-то из Румынии, прижилось здесь крепко. Крестьяне, хотя и имевшие множество ртов и мало средств, сначала не очень обращали внимание на то, что их юные дочери, поступая в услужение в замок, обратно не возвращаются. Но однажды и это стало известно. Ванны из крови юных и нетронутых девушек возмутили и ужаснули крестьян. Однако, мор, поднявшийся вскоре, был цинично объявлен Бертраном де Го господним наказанием за непослушание воле господина и сеньора. Затем, для острастки он из мортир разрушил несколько крестьянских построек, и крестьяне перестали роптать открыто. Некоторые ушли в леса и разбойничали или служили дичью для развлекавшихся охотой молодых сеньоров. Потребность убивать людей и есть изредка их мясо, родилась со вторым сыном Бертрана де Го. Оставшиеся в деревнях крестьяне после бесплодных обращений к королю, которому нужны были сокровища и деньги рода де Го и который в связи с эти старался закрывать глаза на творимое в землях указанного рода, смирились со своей долей и жили, уповая на милосердие божье, чтобы «благодать» сеньора обошла их стороной. Даже могущественная инквизиция отступала пред волей сеньоров здешних мест и просьбами короля.