Змеиное проклятье

– Что…

Сергей встряхнул еще раз:

– Вставай давай! Еще такого шанса не будет!

– Оставь… – прошептал Леонид, и снова уронил голову на грудь.

Серега его встряхнул, и из-за этого кулаки с содранной кожей снова разболелись:

– Ленька не спи. Герой из тебя как… Ну вставай же!!! – заорал он внезапно. Чиркнула третья спичка.

Леонид открыл глаза и вполне осмысленно уставился на Сергея:

– Сгорим. – Сказал он.

– Не сгорим. Дракон сейчас не летает, он молний боится.

– Давайте быстрее, пока гроза не закончилась – поторопил Лапников, и первый со скрипом поднялся на ноги. Охнул, видно тоже сильно замерз. Да и ноги затекли. Он осторожно приподнял крышку люка и в погреб обильно посыпался рыхлый липкий снег. Тут же ворвался гром, прометнулся по ледяной каморке и затих.

– Да, погодка… – протянул Лапников. – Но все же лучше чем мертвая тишина.

Он толкнул крышку и та с упала наружу с грохотом, который совершенно потонул в раскатывающемся по небу громе.

– Никого. – Воскликнул бывший журналист, оглядывая небо, затем оглянулся уже в погреб, где ему как раз подавали собаку.

Кое-как выползли на снег. Сверху грохотало, лупило молниями, а снегопад становился все гуще и гуще. Вот он, типичный летний ливень, и такой же наверное короткий. Так что надо торопиться. Вылезали с трудом, со скрипом, Сергей выползя в снег вообще чуть не отключился, лежал некоторое время с темнотой в глазах, уговаривал себя встать. В конце концов удалось, и он приподнялся, отправился за остальными. Вообще сейчас было уже полегче, в частности, голова у него прошла и больше не напоминала бронзовый колокол, в который нещадно бьют.

– "Все-таки повезло", – подумал Сергей, – "что вообще жив остался. Против такого монстра пойти".

Выползли из погреба Леонид. Его подняли, поставили на ноги и втроем побежали прочь, вдоль по улице, прячась в тени оставшихся домов и испуганно бросая взгляды на небо. Пожарища обходили далеко по кривой дуге. Дракона – Щербинского в небе пока не было, да и вряд ли он заметил их с высоты в таком снегопаде. Тут уже в пяти метрах всякая видимость терялась.

– Куда бежим то? – спросил Лапников.

– В музей. – Ответил Сергей, боязливо оглядываясь.

– В музей? Почему?

– Все просто, там хороший подвал, есть печка, может быть съестное. Короче можно пересидеть. А там может и подумаем что делать.

Гроза наверху была в самом разгаре, у них на глазах толстая молния ударила в скрюченные корни гниющего дуба, что торчали на доме культуры. Мощность ее была так велика, что дерево воспламенилось и скоро весь дуб был объят пламенем, создающим великолепное зарево. В багровом отсвете стало видно, как дуб дергается в огне, заем его середина переламывается и он падает на арку, сокрушая ее своим весом. Секунду колоннада держалась, а затем тяжело обрушилась с мощным грохотом, донесшимся до них даже через неиствующую грозу.

– Вот и нет домика. – Сказал Серега.

Они бежали (Вернее ковыляли) по основной улице, и временами слышали в пустых домах некие завывания, кто-то ревел, скребся, и они шарахались от звуков. Что за твари остались в Черепихово? Может все те же изменившиеся селяне, которые оказались не нужны, для непонятных планов Снорунга. И вот они теперь вернулись обратно в свои разрушенные изгаженные дома, и воют там. Скребутся, пытаясь вспомнить свою бывшую сущность.

Ружье было одно на троих, у Лапникова. Серегин прекрасный дробовик так и остался в баре. И заходить за ним, значит терять драгоценное время. Эксжурналист целился своим оружием в каждую подозрительную тень и даже один раз выстрелили, попав в совершенно обычную на вид собаку. Без каких то видимых изменений к змее.

– Это просто собака, – произнес Серега, когда они оставили бьющееся на земле животное позади, – думаешь превращений больше не будет?

– Может быть. – Ответил Лапников. – превращаться то больше некому, кроме нас. А нас хранит Сивер. Может быть.

Сквозь снегопад они увидели музей. Все то же строение, гнилостного мерзкого цвета, с отвалившейся треснутой штукатуркой, открывающей красный пористый кирпич. Гроза шла на убыль. В деревушке за рекой она уже закончилась и там установился все тот же спокойный вечер в конце августа. От высыхающей травы шел пар, а воздухе пахло озоном и на удивлении легко дышалось.

Трое оставшихся в пределах этих двадцати километров людей нырнули в темноватый зев музея, и застыли у входа в подвал. Темно, но на крюке над дверью остался один единственный фонарь тип "летучая мышь". Три других они использовали при прошлом посещении и над ними не висел тогда Щербинский поливая окрестности огнем.

– Ну что? – спросил Серега оборачиваясь на остальных. – Полезем вниз?

Лапников кивнул, Леонид промолчал, вид у него был подавленный, замученный. Сергей приоткрыл дверь и стал спускаться в темноту. Странно но теперь это было удивительно легко и не страшно. Приезжий помнил первый спуск, помнил, как тряслись они тогда и пугались даже собственной тени. Конечно, тогда они спускались вниз в темноту и холод, а сверху оставляли теплый летний день. И опасность грозила снизу из подземелья. Теперь же все на оборот. В подвал спускаешься, чтобы найти там защиту от того что летит с неба, спускаешься в темноту, чтобы уберечься от пламени. Подумать только как быстро может менять страхи человек.

Они быстро спустились, почти сбежали, по лестнице, и Сергей оживал прямо на глазах. Он вообще уже довольно долгое время отходил от побоев, и сейчас чувствовал себя готовым к действию, если только это действие не будет еще одним боем с монстром оборотнем.

Вот и ржавая дверь впереди, а под ней засохла красноватая лужа, от лежавшего здесь змеюка. Сергей как сейчас помнил этого обращенца. Видно несчастный скрылся здесь, когда почувствовал, что запахло жаренным. Но змеиное проклятье настигло его и здесь, здесь его оно и убило, или он сам убил себя, решив что ему уже не помогут.

Лапников неожиданно очутился впереди и уже открывал дверь, осторожно заглядывая туда. Сергей подошел ближе и встал позади.

– Ну? – спросил он.

– Тишина. – Свистящим шепотом сказал Лапников и отворил дверь полностью.

Там и правда была тишина, полная, неподвижная, ледяная. Где трусливые обладатели страшных красных глаз. Прячутся как всегда в темноте или ушли как все остальные на дно пруда? Лапников поднял фонарь повыше и посветил. Скудный свет озарил стальной канцелярский столик и массу бумаг на нем. Еще он осветил печку буржуйку, которой прячущийся здесь селянин согревался в холодающие ночи. И все равно никого. И нет даже ощущения что на тебя все время смотрят.

– Они ушли – сказал Лапников и повесили фонарь над столиком.

Леонид осторожно вошел в дверь позади. Повертел головой:

– Вы что здесь уже бывали?

– Бывали, тогда здесь было страшное место. Теперь здесь убежище. Давайте как растопим печку.

Леонид поднял ворох бумаги, негнущейся рукой, вопросительно глянул на Сергея. Тот кивнул.

И вот, подборки "Черепиховской правды" за 40-70 годы отправилась в печку. Огонь весело трещал, сыпал искрами, принимая хоть и слегка отсыревшую, но все-таки так хорошо горящую бумагу. Буржуйка раскалилась, воняла дымом, но если сидеть совсем рядом с ней, то можно наконец было согреться. Выгнать из костей могильный холод погреба. Все трое сгрудились вокруг печурки, смотря в огонь и медленно отогревались.

Еды не нашлось. Печально но бывший узник обитатель этого архива все съел. Может и выполз поэтому наружу, терзаемый голодом, замученный постепенным превращением в змею.

Печально, потому что оставшихся трое горожан не ели уже полтора дня. А голод плохое сочетание с холодом.

– Ну ладно, – сказал Сергей, спихивая свою телогрейку поближе к огню сушиться, – от холода мы уже не умрем. Это хорошо. Но что дальше?

Он сидел почти вплотную к печурке, чуть ли не обжигаясь. В своей странной длинной рубахе, заляпанной теперь бурой засохшей кровью. Бурой, вперемешку с водянистой зеленоватой. Вид у Сергея был дикий.