Судья

— Не хочу тебя подставлять.

Быстров помолчал.

— Что же нам теперь делать?

— Об этом подумаем после. Сейчас у нас задача поважнее. Пошли. Скоро здесь начнется.

Илья остановил «ладу» в двух кварталах от многоэтажки, где жила почтенная супруга Точилина. Машину он угнал на автостоянке.

Илья посмотрел в зеркало заднего вида. Бледное, осунувшееся лицо. Всклокоченные грязные волосы. На носу темные очки с зеркальными стеклами, отражающими улицу. Сущее пугало.

Он провел по волосам пятерней. Поправил ворот желтой рубашки. В ней он прошлым летом ездил на юга.

— С Инной, — прохрипел он. — Я ездил туда с Инной.

Кашлянув, Илья вынул из-за пазухи «беретту». Модель «950 Jetfire». Весил пистолет меньше 300 грамм. Открывающийся ствол. Обойма на восемь патронов, плюс один в стволе. Редчайшая вещь. Где, черт побери, Баринов достает такие пушки?

Оружие выдал один из охранников Баринова. Крепкий мужик со шрамом во все рыло. Игорь, кажется.

— Будь осторожен с этой штукой. Стреляй только в закрытом помещении. Ни в коем случае не на улице. Можешь попасть в невинного человека.

Илья криво усмехнулся.

— С чего такое благородство?

Игорь смерил его взглядом. В холодных глазах читалось отвращение.

— Побываешь в Чечне, узнаешь.

— Я бы славно там повеселился, придурок, — прошептал Илья.

Он смотрел на пистолет. Его охватывала тревога.

Нужно было надеть перчатки. Обмотать рукоятку скотчем. Или взять тряпку.

Останутся отпечатки. А он идет, чтобы… чтобы…

Илья улыбнулся. Пожал плечами. Какая разница?

Сунув ствол за пояс джинсов, Илья накрыл его рубашкой и зашагал к многоэтажке. Женщины с детьми, одинокие мужчины с бутылками пива в руках, пестрый молодняк — все они казались Илье призраками.

Весь вчерашний вечер он пил и кололся. Зарядился на славу. У него два часа. После будет так ломать, что он не сможет дать отчета своим действиям. Нужно быстренько сделать дело и лечь на дно.

Илья пытался сосредоточиться на предстоящем действе. Но мысли назойливо роились вокруг Инны, какой он видел ее в последний раз.

Боже Всемогущий, как Инна изменилась! Такой серьезной стала. Девушка, которая любила влить в себя бутылку виски. Которая раздвигала ноги где угодно и для кого угодно. Илья же любил шлепать ее, щупать ее сиськи на виду у друзей. И Инна всегда считала это прикольным.

А теперь превратилась в целку.

Илья нырнул в душную темноту подъезда. Начал подниматься по лестнице. Звук шагов гулким эхом отражался от изгаженных граффити стен. Три пролета.

Подъем давался тяжко, будто притяжение Земли увеличилось до 10G.

Илья представлял ее c другим. С учителем (ха-ха!). Вот она берет у него в рот, а вот он с циничной ухмылочкой трахает ее сзади.

У тебя-то все на мази, хитрая блядь. Не то что у меня, тупого кретина.

Вот и конец Великой Любви. Сказка закончилась.

Поднимаясь по лестнице, чтобы убить женщину и ребенка, Илья бездушно рассмеялся.

Преодолевая последний пролет, он вспоминал мать.

Павел сидел в салоне красного «мерседеса», слушая сигнал. Утром он звонил два раза, но абонент был «временно недоступен».

Инна сидела рядом, нервно покусывая ноготь, смотрела, как покупатели выходят из магазина.

— Да? — бодро отозвался Кирилл.

— Алло, это Павел Покровский, — Павел поймал себя на том, что нервно теребит обивку сиденья.

— Павел? Покровский? — бывший однокурсник вновь пытался вспомнить. — Ах да, ты интересовался…

— Да, — Павел сглотнул. — Интересовался. И все еще интересуюсь.

— Боже, я не хочу знать, почему тебя интересует этот… этот…

— Убийца. Жестокий, кровавый, безумный маньяк. Ты что-нибудь выяснил?

Заминка.

— Очень немного. Дружище, здесь много не нароешь. Информация засекречена. Что может бедный скромный частный детектив?

— Немного, — Павел поморщился. «Да, дружище. Это тебе не бизнесменов ловить с любовницами». — Ну, так что?

Кирилл наговорил по телефону всю информацию. Новая мысль пришла Павлу в голову.

— Хорошо, спасибо. Деньги на счет я перевел. Поработаешь для меня еще немного?

— Так, записываю. Говори.

— АЙЛАТАН, — сказал Павел. Инна, вздрогнув, округлившимися глазами посмотрела на него. — Ударение на второй слог. Пишется кириллицей. Мне нужно знать значение и происхождение этого слова.

— Записал. Павлик, постараюсь. Если загрузить в компьютер, думаю, можно что-нибудь найти.

— Спасибо тебе, — выдохнул Павел. Утер со лба пот. — Не забуду.

— О чем разговор? Ну, созвонимся?

— Созвонимся.

— Ну, давай.

— Давай.

Павел отключил связь.

Некоторое время смотрел в никуда, барабаня пальцами по приборному щитку.

— Ну что? — тихо спросила Инна.

Павел покачал головой.

— Пока ничего.

Голова начала пульсировать болью.

Инна внимательно взглянула на него. Тронула за руку.

— Ничего страшного. Все хорошо.

Павел усмехнулся.

— Конечно, хорошо. Хуже уже не будет.

Помолчал. Мертвый Юра в луже крови выплыл из глубин памяти.

Павел взглянул на Инну. Инна смотрела перед собой. В ее глазах было столько тоски и страха, что у Павла ком подступил к горлу. Он подумал, что Инна скоро умрет.

— Извини. Ты права. Все будет хорошо.

Инна слабо улыбнулась.

Три доисторических чудовища, рыча моторами, гуськом выползли из-за холмов. Брезентовые бока дрожали на ветру.

Из леса выпрыгнуло пять грузовиков ОМОНа, закупоривших аорту федеральной трассы. Из грузовиков высыпали люди с автоматами и в бронежилетах.

Быстров напряженно следил за происходящим. С вершины холма перехват походил на возню оживших игрушечных солдатиков.

Возглавлявший цепь грузовик резко встал на дыбы. Командир в пятнистом камуфляже, не опуская ствола автомата, замахал рукой в черной перчатке: «На обочину!»

Грузовик не двигался.

— Что происходит? — Быстров не узнал собственного голоса.

— Тихо, — отмахнулся Точилин.

Двое людей в кабине застыли, как восковые фигуры. Их неподвижность нервировала Быстрова.

Он знал, что чувствует командир отряда. В такой миг легче всего нажать на курок.

И бандиты в кабине это знали.

Мотор взревел. Грузовик двинулся вперед — на баррикаду.

Омоновцы открыли огонь.

Грузовик подскочил. Начал на ходу заваливаться набок.

Тупое рыло «КАМАЗа» врезалось в борт СПМ-1. Вылетели стекла, посыпались на асфальт звенящим дождем. Металл смялся. Автомобиль потащило, грузовик толкал его на другие машины.

Отряд прекратил стрельбу. «КАМАЗ» завалился. Через борт на дорогу вывалились мешки с белым ядом, ради которого многие пошли бы на убийство матери. Оказавшаяся сверху дверца кабины распахнулась. Выживший бандит спрыгнул на дорожное полотно, выхватил пистолет и открыл огонь, отбегая за машину.

Его выстрелы послужили сигналом остальным. Семь бандитов выпрыгнули из грузовиков. Отстреливаясь, побежали к лесу. Наперерез им бросился еще один отряд ОМОНа.

— Е… вас всех на х…! — заорал Точилин, выхватил пистолет и бросился в чащу.

Быстров обмер, глядя, как прикрытая бронежилетом спина мелькает за деревьями. Чертыхнулся и бросился следом.

С востока от дерева к дереву перебегали двое омоновцев. Их шлемы украшали пучки травы.

— Не дайте им уйти! — заорал Быстров. Вряд ли его услышали. — Не дайте прорваться к дачному поселку!

Однако, двое оставшихся в живых бандитов добежали до одного из коттеджей на берегу озера. Взяли в заложники беременную женщину, ее мужа и страдавшую гипертонией престарелую мать.

Через час контрабандисты вышли на связь. Один, насколько понял Быстров, русский, второй — татарин. В обмен на жизни людей бандиты потребовали заправленный горючим вертолет, кейс с тремя миллионами долларов, загранпаспорта.

На вертолете они рассчитывали долететь до новгородского аэропорта. Там их должен ждать самолет. Самолет приземлится в Шереметьево, где будет ждать другой, для международных рейсов. На нем бандиты вылетят в Израиль. Заложников целыми и невредимыми («если не будет проволочек») по приземлении выдадут русскому посольству.