Глаз урагана

ожет быть, и невыносимое…

Однако уже через секунду после пробуждения Дина поняла, что чудесный, золотой, медоточивый сон – чужой (будто она «подсмотрела» его, спрятавшись в спальне), не вполне принадлежит ее подсознанию и является лишь способом отвлечь ее, заставить забыть о чем-то важном. Например, о том, что кто-то устроил настоящую охоту за ее сыном.

Она резко села, и кокон мнимого покоя, в котором измученному телу было так хорошо, сразу же разорвался. Болели порезы, ломило в суставах, давящая-тяжесть всколыхнулась в голове лужей расплавленного свинца… Сколько она была без сознания – час, ночь, сутки? Где Ян? И где она сама?

Первое впечатление – запахи. Не то чтобы неприятные, на какие-то странные. Смутно знакомые и все-таки экзотические. Эти запахи исходили отовсюду – от белья, на котором она лежала, от связок высушенных растений, развешенных на стенах, на двери и на переплетах оконных рам. Кстати, за окнами было темно – то ли стояла ночь, то ли были закрыты ставни…

Дина внимательнее присмотрелась к обстановке. Широкая, низкая и очень удобная кровать, комод, шкаф. Вся мебель была старой, но не производила впечатления тяжеловесности или ветхости. Вероятно, это светлое, будто сохранившее запекшийся солнечный свет и слабо сиявшее даже в полумраке дерево и есть карельская береза, которую Дина, дитя пластмассового века, видела разве что на фотографиях…

Она редко чувствовала себя хорошо в чужих домах (особенно в чужих постелях), и это же относилось к купе поездов, а также гостиничным номерам, но в этой комнате ничто не отталкивало ее. Во всяком случае, пока…

Что, если ей просто давали небольшую передышку, возможность прийти в себя, отдохнуть и восстановить силы? Следует ли благодарить за это неизвестного благодетеля? Она будет благодарна, бесконечно благодарна, если с Яном все и порядке. Если же нет… Любая мысль о сыне обжигала, подгоняла, как удар плетью, заставляла двигаться. Ловушка… Они оба попали в уютную ловушку…

Дина опустила босые ноги. и осторожно коснулась подошвами пола. Тот оказался не таким уж холодным и тоже был сделан из светлых пород дерева. Все доски тщательно подогнаны друг к другу и отполированы. «Ну и куда ты пойдешь раздетая?» Только теперь Дина обратила внимание на огромную пижаму, просторные брюки и шерстяные носки, в которые ее обрядили, пока она была без сознания. Нагрудный карман пижамы украшала какая-то вышивка – но не буквы, а знак. При таком тусклом свете толком не разглядишь.

Между прочим, свет теплого, оранжевого оттенка, как на полотнах средневековых мастеров, исходил от странного ажурного фонарика с занавешенными оконцами, внутри которого теплилась свечка. Силуэты теней напоминали Дине что-то из полузабытого прошлого. Пламя колебалось, и силуэты начинали двигаться. Это были огромные, но бесплотные птицы.

Может быть, фламинго…

Дина выпрямилась и почувствовала ту самую боль, которую ожидала. Именно боль всякий раз возвращала ее к действительности. Она поднесла к лицу забинтованные руки. Кое-где