Оазис Джудекка

боли, но смотрел, смотрел, боясь упустить свой шанс.

Потом привык, и стало легче. Поезд еще не остановился, а я уже увидел достаточно. Моим крайне ограниченным ЕБом представлениям был нанесен сокрушительный удар.

Платформа из белого гладкого вещества (камня?) тянулась на добрую сотню шагов. За нею открывался выход в огромное сияющее пространство. Свод был неразличим, а из-за нависающего козырька пещеры я не видел самого светила. Языки песчаных дюн подобрались к краю платформы и лежали, словно волны застывшего прилива. Преобладающими цветами были желтый и белый. Вдали по песчаным холмам цепочкой брели какие-то горбатые животные - каждое из них казалось больше и уродливее взрослого крысоида в десятки раз. А когда двери вагона раздвинулись, в лицо мне дохнуло раскаленным и сухим ветром пустыни. Простор засасывал, словно жуткая воронка кошмара. Я вцепился в поручень - жалкое обманутое дитя...

Я был ошарашен, но не настолько, чтобы забыть, по какой причине меня сюда занесло. Я высунулся из дверей, высматривая Сирену. Если бы она решила сойти здесь, я без колебаний последовал бы за нею. В моем положении спутников не выбирают. При этом я понимал, что могу не успеть перебраться в следующий вагон.

Однако из состава никто не вышел - ни впереди, ни сзади, - и я проглотил очередную порцию кислятины, в которой были поровну смешаны страх и поганое предчувствие. Оставалось утешать себя тем, что по крайней мере из вагона никого не в_ы_б_р_о_с_и_л_и.

Зато в десятке шагов от меня на платформе стоял...

Старик медленно приближался. Он смахивал на заведенную куклу. Он был почти голый, если не считать одеждой дурацкую юбочку, висевшую на бедрах, которая, впрочем, ничего не прикрывала - из-под нее свисал сморщенный мешочек.

Аборигена можно было понять - на его горизонтали было чертовски жарко! Я обливался потом и слизывал с губ соленые капли. Через открытые двери вагон успел "наглотаться" на станции горячего воздуха. Теперь снаружи было жарче, чем у меня внутри. Лихорадка дожигала то, чего еще не сожрал голодный Оборотень. Воображаемые потоки воды колыхались передо мной, будто прозрачные завесы, липнущие к ресницам. Сквозь них я пытался разглядеть ходячее пугало.

На шее у старика болтались какие-то бусы, амулеты, связки зубов и прочая дребедень; перегородка между ноздрями была проколота изогнутой спицей; кожа напоминала своим цветом проржавевшее железо и была на вид почти такой же изъеденной порами и твердой; вдобавок ее густо покрывали узоры татуировок.

На дьявольской жаре плавилось само время, размягчалось и текло, запуская аморфные ложноножки в смазанное прошлое, полубредовое настоящее и непредсказуемое будущее. Я барахтался в нем - до следующей остановки. Иногда мне казалось, что мгновения будут длиться вечно. Поезд несся по туннелю, проложенному сквозь... (Сквозь ч_т_о?!) Я полулежал, снова отброшенный силой инерции на диван для неприкасаемых, и упирал в бедро рукоятку пистолета. Она была влажной и теплой, тем не менее это был реальный