Луна во второй четверти

— Чего? — недоверчиво проговорила Варвара.

— Ну, грубо говоря, привидение.

— Кусты шевелились, — напомнила Варвара.

— А ты про полтергейст никогда не слышала?

— А ты никогда не слышал про принцип Оккама? — вдруг ни с того ни с сего разозлился Артем. — О том, что сущности не следует умножать без необходимости. Она могла просто животное какое-то увидеть…

— Могла, — неохотно согласился Вадим.

Ему, подумала Варвара, не хотелось, чтобы это было животное. Ему хотелось, чтобы она увидела либо зеленого человечка в серебристом костюме, либо, на худой конец, эфирную проекцию потусторонней субстанции — грубо говоря, привидение.

Убрали остатки пиршества, хозяйственный Пудик частью собрал, частью закопал, частью сжег мусор, присыпал песком костер — скорее по привычке, чем по необходимости. Похоже, он не прочь был по старой походной традиции загасить костер другим способом, но постеснялся — то ли Меланюка, то ли их с Лерой.

Они обогнули мыс, причудливо окаймленный розовыми валунами, и двинулись к черневшему на косогоре поселку, — лишь в одной-единственной угрюмовской избе горел свет.

Дом вырос из тумана, точно покинутый старый корабль. Темное нутро не обещало ни тепла, ни покоя, но Варвара помнила и о наколотой щепе, и о чайнике на плите, и о разрисованной цветами печке — этом алтаре, призванном умилостивить духов огня и домашнего очага…

Анджей, который шел впереди, остановился. Так резко, что Варвара воткнулась носом ему в лопатки.

Девушка стояла по колено в траве, прислонившись к темным лоснящимся бревнам, стояла, испуская яркий, ровный и в то же время полупрозрачный, молочный внутренний свет. Белое платье, короткие белые волосы, белая кожа, спокойные, светлые, северные глаза. Неожиданное ее появление, сама нереальность ее казались подтверждением теории Шерстобитова об эфирных телах. Впрочем, когда Варвара подошла поближе, выяснилось, что незнакомка вполне вещественна — высокая крепкая грудь так распирала серебристую, отсвечивающую ткань платья, что та, казалось, вот-вот лопнет.

Ах, это платье — оно тоже обмануло, казалось сотканным из воды и тумана, а превратилось в импортную тягучую синтетику. Крепкие ноги с тонкими сильными щиколотками аккуратно упакованы в светлые туфли-лодочки, слегка потемневшие от росы и припачканные травяной зеленью.

Наверняка местная, подумала Варвара. По какому-то неписаному закону городские, стоит им лишь отказаться на воле, тут же радостно натягивают на себя если не обноски, которые в городе и примерить-то стыдно, то в лучшем случае, джинсы или рейтузы, штормовки или куртки, тогда как местные модницы, с презрением оглядывая пришлых нерях, щеголяют в изящных шерстяных пальто и сапожках на молнии.

Да, точно местная, но где она раньше скрывалась? В погребе ее, что ли, от развратных студентов прятали?

Анджей, наконец, пришел в себя.

— Что я вижу! — воскликнул он, склоняясь в изящном полупоклоне, — откуда ты, прелестное дитя?

Бледно-розовые, припухшие губы шевельнулись:

— Из Питера.

— Правда? — восхитился Анджей, — а я из Варшавы. То есть, родился я там. При военной академии.

— Да-а? — подняла брови валькирия, — прямо в академии и родился? Я-то, если честно, здешняя. А в Питере учусь. В училище для официантов с английским уклоном.

— Чего? — ошеломленно пробормотал за спиной у Варвари Пудик.

— Ну, иностранцев будем обслуживать. — Она вздохнула, отчего эластичная ткань платья натянулась еще больше, и даже слегка затрещала

Пудик отчетливо хихикнул.

— Ага, — согласился Анджей, — спецобслуживание. Как тебя зовут, фея озера?

— Авелина, — отозвалась фея озера.

И почему это, гадала Варвара, пристрастие к звучным именам пустило корни именно среди сельских жителей?

— Ну и как же ты тут очутилась, Авелина? Прилетела на белых крыльях?

— Мишка Кологреев на моротке подвез, — прозаически пояснила Авелина, — меня подвез, а сам дальше подался, на рыбзавод. Гниль там жаберная завелась.

— Понятно, — глубокомысленно проговорил Анджей, — жаберная гниль.

Авелина отделилась от стены. В молочных сумерках казалось, что она совсем не отбрасывает тени. Она встала, чуть наклонив голову на бок, разглядывая их — только мужчин, спокойно, неторопливо, внимательно… Ни Варвару, ни Леру она словно и не заметила. Светлый прозрачный взгляд миновал Артема, рассеянно проскользнул мимо Меланюка, чуть задержался на Пудике, остановился на Анджее… Девушка сделала чуть заметный, плавный, ленивый шаг и как-то сразу оказалась рядом с Анджеем — тот непроизвольно тоже придвинулся к ней, точно она потянула за невидимую нить…

Лера пожала плечами и, высоко подняв голову, проследовала в дом.

— Я чего тут стою, — пояснила Авелина, простодушно хлопнув золотистыми ресницами, вслед узкой и подчеркнуто прямой удаляющейся Лериной спине, — сигаретки не найдется? Только пошли, спрячемся куда-нибудь, а то отец поймает с сигаретой — убьет.

Анджей великолепным жестом вытащил из кармана пачку Мальборо и массивную зажигалку.

— Прошу, — поднес огонек, — а кто у нас папенька?

— Так Угрюмов же Иван Иваныч… — проговорила фея, изящно округлив розовые губы и выпуская колечко дыма, которое тут же смешалось с наползающим с моря туманом, — Жаль, не с ментолом… Я с ментолом люблю…

— Ага, жаль, — Анджей, скользнул взглядом по плавным округлостям, — пошли, посидим в укромном местечке, а то он такой… убьет… А я, знаете ли, ясновельможная пани, почти иностранец…

Он аккуратно взял Авелину под локоть и повел по тропинке. Варвара глядела, как удаляется, растворяется в холодном морском сиянье белое платье Авелины.

— Вот понтярщик, — брезгливо проговорил Пудик, — Пошли, братцы, что ли? Вон как на пижона нашего накатило.

— Это не он, — вздохнула Варвара, оборачиваясь. Удаляющая фигура Авелины все еще отзывалась молочным светом в самом сердце тумана, — это она… Она позвала, и он пошел… Ты разве не видел?

Ну и дела, думала она, нашлась, значит, и на старуху проруха. И где? В глуши голимой, можно сказать… Леру, впрочем, даже жалко стало. А жалеть, — с горечью констатировала она, — гораздо приятней, чем завидовать.

— Пустой он человек, — бормотал Артем, поднимаясь на крыльцо, — пустой… И как она не видит?

— Ничего себе! — удивилась Варвара, — так ты и вправду втрескался…

— Я не знаю такого слова — втрескался — холодно отозвался Артем.

Тихие книжные мальчики всегда выбирают самых ярких, самых популярных девушек. Как правило, уже кем-то занятых. Интересно, почему — чтобы больше помучиться?

Меланюк распахнул дверь — из сеней дохнуло сыростью.

— Ну, — сказал он, — вот мы и дома.

Лера независимо прошла через комнату и села за стол.

Ага, подумала Варвара.

Сама она решительно двинулась к плите — есть никто не хотел, но все хором захотели чаю. И всем было как-то неловко, как бывает, когда вместе собираются несколько малознакомых людей. И сразу разойтись по комнатам неудобно, и говорить не о чем.

В дверь постучали.

Лера быстро обернулась, глаза ее сощурились, затем снова приняли демонстративно равнодушное выражение.

Это не Анджей, подумала Варвара, — он не стал бы стучать. Не в его характере.

— Да? — громко сказал Меланюк.

Он автоматически чувствует себя старшим — и ведет себя как старший. Забавно — руководитель-то формально Шерстобитов.

В сенях появился Угрюмов. В дождевике и сапогах он топтался на пороге. Наверно, пришел посмотреть, как мы устроились, подумала Варвара, но что-то было явно не так. Она вгляделась -

В тусклом свете трепещущей одинокой лампочки Угрюмов выглядел как-то странно — словно и не он вовсе.

Стремительно постаревший, вылинявший, точно за день нечто вытянуло из него все жизненные силы, изжевало лицо, сгорбило спину.

Варвара несколько ошарашено хлопала глазами.

Да это не Угрюмов! — сообразила она наконец. Во всяком случае, не тот Угрюмов.