Луна во второй четверти

С холма открывался вид на причал, на дальний, уходящий в море мыс, на рябую воду, на туманные острова, застилающие близкий горизонт…

Не верю, чтобы тут росла картошка, — подумала она, — в этакой глуши. Они, должно быть, даже не знают, что Америку открыли.

Женщина выглянула, было, из-за двери конторы, видимо, одновременно служащей и жильем, но тут же скрылась обратно. Светлые волосы повязаны платком, глаза опущены.

На крыльце появился Иван — уже без мешка.

— Чего надо? — спросил с прежней неприязнью.

— Так ведь ключи, — напомнила Варвара.

Он молча пожал плечами и вновь нырнул в дом, оставив их топтаться у порога, рядом с железной скобой, с которой осыпались комья засохшей грязи, но вскоре вновь появился, держа в руке связку ключей, которую протянул Артему — видимо, Варвару, как женщину, он полагал непригодной для деловых переговоров.

— Деньги у старшего, — Артем счел за лучшее устраниться сразу.

Тот отмахнулся.

— Потом.

Они уже подходили к калитке, когда Варвара хлопнула себя по лбу.

— Ох, а про картошку с луком я и забыла…

Она поднялась на крыльцо и уже согнула пальцы в костяшках, чтобы постучаться.

— Господь с тобой, Ваня, — говорила женщина, — ну что ты вбил себе в голову…

— Не посмотрю, что жена. Ты меня знаешь. И себя знаешь…

— Ванечка! Христом Богом клянусь — дурь это, больше ничего…

Варвара кашлянула. Женщина за дверью испуганно смолкла. Иван выглянул наружу, хмуро взглянул.

— Картошки бы и луку еще, дядя Ваня…

— Какой я тебе дядя, — буркнул он. И вновь исчез в доме.

Чего это он ее? — недоумевала Варвара, пока они тащились обратно с корзинкой подгнившей картошки, плетенкой лука и связкой ключей, — из-за нас, что ли?

— Странные они какие-то. Тебе не кажется?

— Брось, — вздохнул Артем, — это мы странные.

Странные, подумала Варвара, верно. Вообще все это предприятие сущий идиотизм. Надо же, пришельцы! Маньяк Шерстобитов бродит со своими рамками, и прислушивается к дальним, чужим голосам, и гонится за призрачными тенями, и ничего больше его не интересует. Что там такое случилось, что разбежались, перессорились, пропали в черных дырах его бывшие соратники, и пришлось ему набирать свежий народ, с бору по сосенке? Она с ненавистью рванула корзину на себя — одна луковица выпрыгнула и покатилась по настилу.

— Ты чего? — удивился Артем.

— Ничего, — сквозь зубы ответила Варвара.

— Картошечка — это хорошо, — одобрительно проговорил Пудик, — А ключи?

— Вот, — Варвара покрутила ключ на указательном пальце, — держи…

Казалось, дом был покинут в спешке — на полу валялась разномастная обувь и, почему-то, хорошее женское пальто, чемодан вывернул наружу нутро, извергнув гору вещей, превратившихся в заплесневевшие тряпки, в кухне, примыкающей к сеням пылилась в тазу гора кастрюль…

— Да, — Варвара отлично понимала на кого ляжет уборка, — интересно, наверху тоже?

— Ничего, — успокоил Пудик, — вы, бабы, не надрывайтесь. Свалите все угол, и дело с концом…

— А кастрюли?

— И кастрюли — туда же. Что у нас, своих нет?

— За работу, девочки, — Шерстобитов уже смахнул какие-то жестянки со стоящего в углу верстака, осторожно водрузил свой рюкзак, — А мальчики займутся печкой. Поленницу у забора видели? Давай, Анджей, действуй…

Меланюк, тем временем, опустившись на колени, выгребал из печки прогоревшую золу…

— Вам вовсе не обязательно, Игорь Оскарович, — заметил Шерстобитов.

— Почему же?

Шерстобитов пожал плечами, всем своим видом говоря, — да на здоровье.

Действительно, подумала Варвара, положение несколько двусмысленное — попробуй чувствовать себя на равных с человеком, раза в два тебя старше. Тем более, когда начальник ты, а не он. Деньги на поездку раздобыл Шерстобитов, он же навербовал добровольцев. Правда, никто не знает эти места лучше, чем Меланюк.

Она расстелила на полу какую-то побуревшую ткань, видимо, когда-то бывшую простыней и начала стаскивать туда мусор. Самый разный мусор, который раньше был просто вещами, возможно, вещами любимыми — ситцевый женский халатик, крошечные детские резиновые сапожки, пластиковая кукла, у которой один глаз закрывался хорошо, а другой — плохо…

— Ау, а что я нашла! — крикнула, перевесившись через перила, Лера.

— Да? — Варвара утерла грязный лоб грязной рукой.

— Картины! Полно картин! Наверху. Холсты, картон… Пошли, поглядим!

— Сейчас. Только управлюсь…

— Здесь художник жил, представляешь? То-то я гляжу, печка вон как расписана. Интересно, что с ним потом случилось?

— Съехал, — вздохнула Варвара, — мода прошла и съехал…

Было, было уже почти легендарное время, когда, физики и лирики срывались с насиженных мест и, прихватив жену и детей, селились в таких вот медвежьих углах. Впрочем, мало кого хватало надолго. Рано или поздно, все они возвращались.

А дом без человека опускается точно так же, как и человек без дома; крыша протекла, из погреба в горницу поползла плесень, крыльцо щерилось отвалившейся доской — художник, как это водится среди людей его профессии, явно был мужиком с руками; давным-давно покинутый дом все еще оставался самым прочным во всей деревне. Не считая угрюмовского, подумала Варвара, но тот ведь жилой.

— Так ты идешь? — вновь крикнула сверху Лера.

— Сейчас, — Варвара вздохнула и устало распрямилась, — Только в сарай это добро отволоку…

— Да ты что? — удивилась Лера.

— Сашенька, — обратилась она к Пудику, тащившему охапку дров, — не поможешь нам? Отнеси, будь так добр, все это в сарайчик…

При этом она кокетливо перегнулась через перила. Вырез у майки оказался неожиданно глубоким.

— Почему ж нет, — Пудик неохотно перевел взгляд с Леры на гору хлама в углу, — Момент…

Ловким движением сгреб полотнище за четыре угла и взвалил узел на плечо.

— И со второго этажа тоже, пожалуйста, — крикнула ему вслед Лера.

— Почему ж нет, — повторил Пудик, вываливаясь в сени.

— Никогда не делай сама то, о чем можно попросить мужчину, — назидательно проговорила Лера, подмигнув Варваре, — Этим ты сохраняешь лицо и себе и ему…

— У меня другой имидж, — мрачно сказала Варвара.

— Да, — согласилась Лера, — как бы свой парень. Но это в городе еще так-сяк, а тут надорвешься. Смотри, и впрямь поверят— тебе это надо? Поднимайся, погляди, какие картины. Мы здесь себе спальню устроим.

Костер тихо потрескивал, вторя шороху мелких волн, набегающих на каменистый берег. Шел прилив. Ветер гнал дым понизу, отчего то один, то другой сидящий поблизости начинал чихать и вытирать слезящиеся глаза. Зато отгонял тучи гнуса, висевшие над прогалиной, точно столбики черного дыма.

Варвара в очередной раз чихнула, протерла глаза, и чуть передвинулась, чтобы глотнуть свежего воздуха. Не тут-то было — дым зловредно двинулся вслед за ней.

— Похоже, — заметил Пудик, — хозяин нас не полюбил.

— Правда? — Шерстобитов захлопнул дневник и теперь извлек новую игрушку — куски изогнутой проволоки — сначала Г-образной, а потом П-образной формы. — Не заметил.

— Что ты вообще замечаешь? — холодно спросила Лера.

Ее Шерстобитов тоже не замечал. Еще бы, она же не пришелец.

— Все, что нужно… Кольцевую аномалию, например. Интересная здесь кольцевая аномалия, сложная… и круги перекрываются. Никогда такого не видел.

Мир по Шерстобитову был полон загадочных явлений, взаимопроникающих полей, плазменных энергетических субстанций. Север — тем более. А это место было и вовсе многообещающее. Потому как какой-то Амелин видел каких-то байдарочников, а байдарочники, соответственно, видели нечто… и больше возвращаться сюда не захотели. А Меланюк захотел — во всяком случае, дал себя уговорить.

Впрочем, гадала Варвара, так ли уж трудно было Меланюка уговорить… другое дело, не жалел ли он сейчас об этом — если былую юность и можно воскресить, то лишь в окружении сверстников, а здесь Меланюк, вероятно, ощущал себя одиноким и старым. Возможно, он пустился в своего рода последнее паломничество, лишь для того, чтобы убедиться, что прошлое осталось в прошлом и здесь, вдали от людных городов, в сущности, нет ничего, о чем стоило бы тосковать.