Что-то страшное грядёт

Глава пятьдесят вторая

— Мертв?..

Отец Вилла провел по холодному лицу, холодной груди.

— Не чувствую…

Где-то вдали кто-то звал на помощь.

Они подняли головы.

По центральной дорожке, озираясь назад, наталкиваясь на билетные будки, спотыкаясь о растяжки, бежал мальчик.

— Помогите! Он гонится за мной! — кричал мальчик. — Этот ужасный человек! Ужасный человек! Я хочу домой!

Метнувшись вперед, мальчик протянул руки к Чарлзу Хэлоуэю.

— О, помогите, я потерялся, мне страшно. Отведите меня домой. Этот Человек с татуировками!

— Мистер Мрак! — выпалил Вилл.

— Он самый! — тараторил мальчик. — Бежит сюда! О, задержите его!

— Вилл… — сказал отец, вставая с колен, — займись Джимом. Искусственное дыхание. Пошли, парень.

Мальчик засеменил куда-то в сторону.

— Сюда!

Шагая следом, Чарлз Хэлоуэй разглядывал расстроенного мальчика, изучал его голову, плечи, спину, походку.

— Мальчик, — сказал он, когда они обогнули сумрачную карусель, по ту сторону которой склонился над Джимом Вилл. — Как тебя звать?

— Некогда! — закричал мальчик. — Джед. Скорей, скорей!

Чарлз Хэлоуэй остановился.

— Джед, — продолжал он; мальчик обернулся, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — Сколько тебе лет, Джед?

— Девять! — ответил мальчик. — Господи, сейчас не время! Мы…

— У нас вагон времени, Джед, — сказал Чарлз Хэлоуэй. — Только девять. Такой юный. Я никогда не был таким юным.

— Боже праведный! — сердито крикнул мальчик.

— Или кто-то совсем неправедный, — заметил отец Вилла, протягивая руку к мальчику; тот поспешно отпрянул. — Ты боишься только одного человека, Джед. Меня.

— Вас? — Мальчик продолжал пятиться. — Что вы мелете! С какой стати?

— А с такой, что иной раз у добра есть оружие, а у зла его нет. Кое-когда трюки не удаются. Кое-когда люди не позволяют разъединить их и заманить в западню. Никаких «разделяй и властвуй» сегодня, Джед. Куда ты задумал вести меня, Джед? К какой-нибудь клетке со львами, где ты уже все приготовил? К какому-нибудь аттракциону вроде Зеркального лабиринта? К кому-нибудь вроде той Ведьмы? Ну, Джед, ну, говори же! А давай-ка, Джед, завернем твой правый рукав, идет?

Большие глаза цвета лунного камня сверкнули; мальчик отскочил назад, но одновременно Чарлз Хэлоуэй прыгнул вперед, поймал его за руку, схватил за шиворот и вместо того, чтобы просто завернуть рукав, сорвал с него рубашку.

— Ну вот, Джед, — произнес Чарлз Хэлоуэй почти спокойно. — Как я и думал.

— Вы, вы, вы, вы!..

— Вот именно, Джед, я. Но главное — ты, давай-ка посмотрим.

И посмотреть было на что.

По всей руке мальчугана, начиная с пальцев и кисти, извивались синие змеи с глазами цвета медного купороса, синие скорпионы сновали между вечно голодными синими акульими челюстями, которые норовили схватить всевозможных уродцев, стиснутых вместе наколкой бок о бок, плечо к плечу по всей груди, по всему тонкому торсу, ютящихся в укромных тайниках этого маленького, крохотного, теперь похолодевшего, дрожащего от страха тельца.

— Право, Джед, ничего не скажешь — настоящие произведения искусства.

— Вы!.. — Мальчик ударил его по лицу.

— Ага, все тот же. — Приняв удар, Чарлз Хэлоуэй зажал мальчика правой рукой, как в тисках.

— Нет!

— А вот и да, — произнес Чарлз Хэлоуэй, продолжая удерживать его здоровой рукой; изувеченная левая безжизненно свисала вниз. — Да-да, Джед, можешь дергаться, корчиться сколько угодно. Неплохо задумано. Увести меня одного, разделаться со мной, потом вернуься за Виллом. А когда нагрянет полиция — что вы, никакой я не владелец Луна-Парка, а всего лишь девяти-десятилетний мальчик, который пришел посмотреть аттракционы. Стоять на месте, Джед. Что это ты так силишься вырваться? Полиция туда-сюда, а хозяев Луна-Парка след простыл. Я угадал, Джед? Отличный ход.

— Вы ничего не можете мне сделать! — вскричал мальчик.

— Смешно, — ответил Чарлз Хэлоуэй. — Сдается мне, что могу.

Он все крепче, почти любовно прижимал к себе мальчика.

— Убийство! — завопил мальчик. — Убивают.

— Я не буду тебя убивать, Джед, мистер Мрак или кто ты там, что ты там есть. Ты сам себя убьешь, потому что тебе невыносимо быть вблизи людей вроде меня, пребывать так близко и так долго.

— Злой! — простонал мальчик, продолжая вырываться. — Ты злой!

— Злой? — Отец Вилла рассмеялся, отчего мальчик, словно ужаленный осой или уколотый шипами, стал корчиться еще сильнее. — Злой? — Пальцы Чарлза Хэлоуэя словно приросли к мальчишеским тонким костям. — И это говоришь ты, Джед. Впрочем, так и должно быть: злу добро кажется злом. Вот я и обойдусь с тобой, Джед, по-доброму, просто буду держать и смотреть, как ты сам себя травишь. Буду казнить тебя добром, Джед, мистер Мрак, мистер Владелец, мальчик, пока ты не скажешь, что с Джимом. Разбуди его. Отпусти на волю. Верни ему жизнь!

— Не могу… не могу… — Голос мальчика провалился в колодец внутри его тела, звучал все слабее, слабее. — Не могу…

— Вернее сказать — не хочешь?

— …не могу…

— Ладно, парень, тогда приготовься — вот так… и вот так…

Их можно было принять за отца и сына, которые горячо обняли друг друга после долгой разлуки, а тут еще Чарлз Хэлоуэй поднял изувеченную руку и ласково погладил потрясенное лицо мальчика, отчего полчища картинок задрожали и заметались туда-сюда, делая микроскопические перебежки. Глаза мальчика дико вращались, но взгляд не мог оторваться от рта Хэлоуэя, от той странной, по-своему нежной улыбки, что недавно упокоила Ведьму.

Чарлз Хэлоуэй еще сильнее прижал к себе мальчика и подумал: «У зла ровно столько силы, сколько даем ему мы. Я ничего тебе не даю. Я отбираю. Умирай. Умирай. Умирай».

Огоньки в испуганных глазах мальчика потухли.

Сам мальчик вместе с его корчащимся от боли сборищем чудовищ, которого он уже толком не видел, только осязал, упал на землю.

Казалось, должен был раздаться грохот, как если бы обвалилась гора. А послышался только шепест, как будто на пыльную землю уронили японский бумажный фонарик.

Глава пятьдесят третья

Чарлз Хэлоуэй долго смотрел, натужно дыша, на простертое перед ним тельце. В брезентовых проулках бились в судорогах тени — там люди и уродцы самого разного вида и роста, воплощения собственных страхов и прегрешений, цеплялись за стойки и стонали, не веря в происходящее. Где-то на свету появился Скелет. Где-то еще Карлик, почти осознав, кто он такой, выскочил, точно краб из норки, чтобы смотреть, хлопая глазами, на Вилла, который пытался оживить Джима, и на Чарлза Хэлоуэя, в изнеможении склонившегося над немым, недвижимым мальчишеским телом, меж тем как карусель, постепенно, постепенно замедляя ход, наконец остановилась, покачиваясь, словно паром, на колеблемых ветром волнах травы.

Луна-Парк был подобен огромному темному очагу, в котором загорались угольки по мере того, как тени стягивались к карусели, чтобы воспламенить свои глаза лицезрением драматической картины.

Озаренный луной, лежал мальчик с картинками по фамилии Мрак.

Лежали убитые драконы, разрушенные башни, груды монстров из мрачного средневековья — плоды обветшалого вымысла, разбитые птеродактили, точно бипланы былых и всегда бессмысленных войн, изумрудного цвета раки, застрявшие на белом морском песке в пору жизненного отлива… Все, все до одной картинки теперь менялись, преображались, морщились, по мере того как остывало маленькое тельце. Обратилось внутрь бесстыдное подмигивание глаза на пупке, ослепли на сосках зрачки яростно трубящего мастодонта; весь набор рисунков, украшавших долговязого мистера Мрака, превратился в дырчатый холст с миниатюрами, натянутый на кости мальчика как на раму теннисной ракетки.

Новые и новые уродцы с лицами цвета постелей, на которых столь многие понесли поражение в битве душ, возникали из теней, чтобы включиться в растущий и все более любопытствующий хоровод вокруг Чарлза Хэлоуэя и оброненного им бремени.