Корабль уродов (СИ)

Если оперировать людскими категориями, он умирал.

«Это что же получается, — с несвойственным ему напряжением бессловесно подумал Корабль, — он не сможет выполнить наш свежий Договор?»

«И я умру?..»

Уж в чём-чём, а по части жажды жизни он был близок к человеческим существам.

Будь у него побольше времени на раздумья, он бы, вероятно, с отвращением отверг эту идею. Но восьмое число наступило, а его единственный, как казалось, шанс вот-вот совсем затеряется в своей персональной темноте. И Корабль решился.

— Ты снимаешь?

— Да. Да! Не лезь!

— Возьми крупным планом!

Вренна рванулась было к ним в страстном желании выбить из рук эту чертову камеру, но ее крепко удерживали чьи-то руки. Она судорожно огляделась, сама не зная в поисках чего — и с ужасом увидела еще одну камеру в небольшом отдалении. Ублюдок! Как он смеет!.. так пользоваться ситуацией…

Вопреки ее желанию взгляд вернулся к кристалообразной форме, поглотившей Джека. Сквозь ее мутноватую структуру виднелись темные очертания человеческой фигуры. Фигура слабо шевелилась, медленно, скорее в силу инерции, передвигаясь к центру… существа. Вренна зажмурилась, но изображение не уходило с сетчатки — даже наоборот: оно будто разгоралось, вопило о себе, пульсировало вместе с ударами крови об ушные перепонки.

Вренна попыталась вырваться из стальных объятий, чтобы закрыть лицо руками — не удалось…

Словно сжимаемый в ладонях лимон, чем-то горьким сочилось сердце. В конце концов Вренна безвольно повисла на державшем ее живом каркасе.

Вокруг стоял страшный гул голосов. Споры, опасения, предвкушения сливались в единый бессмысленный гомон. Но внезапно весь он затих, и лишь удивленное жужжание камер продолжало колыхать воздух. А затем зал взорвался новым ураганом возгласов и разговоров.

Вренна открыла глаза и почти одновременно с этим почувствовала, как распустились сдавливающие ее объятья.

— Джек…

Он лежал возле выплюнувшего его существа, в луже из его слюней и слизи, и они продолжали стекать на него из разверстой раны над ним. Вренна бросилась к нему, на секунду замерла возле тела, с отвращением глядя на тающие ошметки «существа» — и плюхнулась в лужу возле Джека.

Она была не одной такой — тот же Мморок, сидя на коленях, отчаянно пытался докричаться до Джека. Но она абсолютно не замечала его, как и весь шум, царивший в зале.

Только этот странно неживой вид. Только белые опухшие щеки… открытый недышащий рот… раскинутые руки, до предела натянувшие шутовские рукава… кисти, будто выдутые из этих рукавов, как стеклянные сосуды из трубки стеклодува…

Он почти потерял сходство с собой. Он был… как утопленник. Белесый и раздувшийся. От этого мутило, и кружилась голова, и Вренна едва справлялась с наплывом темных пятен перед взором, когда внезапно — он дернулся! Его грудь судорожно сжалась и расширилась, заставляя трещать ткань камзола, потом заерзала и выгнулась шея, он уронил голову набок и зашелся жутким кашлем, сотрясавшим всё тело. Мучительно пытаясь прервать приступ и глотнуть немного воздуха, он закашливался сильней и сильней, а все вокруг лишь беспомощно наблюдали за его судорогами, не зная, что делать, и не желая прикасаться к странной субстанции, облеплявшей его.

Вдруг кашель оборвался на полузвуке, Джек выгнулся, будто в нём что-то двигалось, и через пару секунд с новым приступом из его рта хлынула волна мутно-желтой слизи, растворенных остатков пищи и голубоватых лоскутков кристалла. В отвращении толпа отпрянула от него.

Брезгливо отряхивая колени, поднялся на ноги Мморок. Он жаждал узнать, сработал ли его план, удались ли переговоры, но от Джека ответа не было (да его было бы и мало), и он послал нескольких младших родственников проверить это на каком-нибудь кораблисте.

В рассосавшееся пространство вокруг мучительно извивающегося Джека протиснулись с разных сторон два человека с камерами — дама Вентедель и Лени… репортер Леонид Снежев.

Не в силах ни скрыться от происходящего — шумного, грязного, горького — ни повлиять на него, Вренна в конце концов до того зашлась в истерическом рыдании, что не заметила окликов и мягких прикосновений. Только настойчивое теребление за плечи вернуло ее к настоящему, и она позволила Леону поднять себя с мокрого пола. Отведя ее немного в сторону, он просто обнял ее — и она продолжила бестолково реветь — но теперь уже в его сочувственных объятьях.

С некоторым усилием он на время отпустил все мысли — о сногсшибательном материале, о смертельной опасности, о ревности, травящей кровь, об ужасе всего произошедшего, о чувстве вины: как мог он делать репортаж из ее жизни и боли?! — он просто забылся на несколько минут и отдался физике. Правильной тяжести свисавшей с плеча камеры, вибрации тонкого стана у груди и под ладонями, мягкости волос — и тому, как от них отражается его горячее дыхание.

И возврат к реальности оказался для него не менее жестким рывком, чем для нее.

— Кхе! Простите!

Это был сухой и раздраженный мужской голос под самым ухом. Леон изумленно оглянулся. Вренна, оказавшись менее прикрытой его телом, сжалась и задрожала сильнее.

Невысокий мужчинка, тонкий, бледный, длинноносый, остро смотрел на нее, не обращая больше ни толики внимания на Леона.

— Вренна, — настойчиво позвал он ее, — Вренна! — она наконец оторвала лицо от куртки Леона и мучительно подняла пустой взгляд на этого персонажа. — Ты меня слышишь? Да что это такое — я спешу вообще-то! Ты не представляешь, как мало у нас времени!

И не успел Леон опомниться и как-то помешать происходящему, как незнакомец размахнулся и с приличным шлепком влепил Вренне оплеуху. Леон потерял дар речи на секунду — но это удивление не шло ни в какое сравнение с шоком, гневом и замешательством, проступившими на мгновенно прояснившемся лице Вренны.

Будто ожив, она резко высвободилась из объятий Леона, шагнула к обидчику и не стесняясь в выражениях разразилась неслыханной бранной тирадой. Тот опешил, даже чуть отшатнулся, но быстро обрел самообладание, вздернул подбородок и довольно усмехнулся:

— Добрый день, принцесса.

— Да ни черта не добрый!

— Он станет еще паршивей, если ты не дашь мне сказать.

— Ну?

— Мы тут всё взрываем! Как хотел вон он, — и он ткнул пальцем в направлении уже менее терзающегося Джека.

Вренна проследила его жест, промолчала, а взгляд ее вернулся в глаза Игорю полным мрачной сосредоточенности.

— У тебя пятнадцать минут, чтобы убраться отсюда — и увести всех, кого считаешь нужным.

— Не взорвете ж пока ты тут.

— Знаешь, всё может быть! Зимин и Хоньев постараются задержать подрывников, но надолго не получится. Выбирайся отсюда, ясно? Здесь скоро камня на камне не будет.

Она кивнула, сдержав клюнувший в живот страх, и Игорь, кивнув в ответ наподобие поклона, убежал, расталкивая пугающихся людей.

Расширившиеся серые глаза поднялись на Леона и несколько секунд панически пульсировали. Потом она сморгнула и собралась с духом.

— Возьми его, пожалуйста, и вытащи отсюда, — тихо и твердо приказала она, обернувшись к истерзанному Джеку. — А мне нужно сказать им…

Леон взглянул на порученное ему тело, и его передернуло. Он хотел было запротестовать, но посмотрел на сосредоточенную, удивительно повзрослевшую Вренну — и проглотил свои возражения.

— Разве ты успеешь убедить их? — настороженно спросил он.

Вренна молчала, словно не слыша его.

— Так, — его вдруг сдавило страхом. — Ты же собираешься уходить отсюда независимо от них, так? Пообещай мне, что через десять минут пойдешь…

— Лени! — рявкнула она, свирепо сверкнув глазами. — Возьми его, и выбирайтесь отсюда — оба — прямо сейчас! Что тут неясного?!

Воля Леона пошатнулась, и он кивнул. Несколько бессвязных скользких мыслей мелькнули одновременно в сознании: так ли чувствуют себя кораблисты, когда она им приказывает? Неужели я действительно брошу ее здесь одну? Она так дорожит этим… Джеком? Я ведь могу и не успеть спастись с мертвым грузом — а ей важно, лишь бы вытащили этого ублюдка.