Хозяин Леса. История большой любви и маленькой лжи (СИ)

-Поговорим, поговорим, братан... - Татарин хитро прищурился, профессионально пробежал взглядом по всем Марининым изгибам, потом цокнул языком и вынес вердикт: - Неплохо. Значит, вот из-за неё это всё? Ну, ты авантюрист, Женяка... Попрыгай на месте - удобно?

-Лучше, намного, - признался я. - А что с переправой?

-А забудь. Если до этого никогда не натягивал, с первого раза ни за что не получится. Я могу, конечно, подсказать что-то, но это теория всё.

-Может, его отговорить можно как-нибудь, Палыча?

-Это вряд ли. - Татарин ободряюще похлопал меня по плечу. - Похоже, у него к тебе какой-то интерес имеется. Не бойся, мы с Лягиным поможем: будем рядом стоять и ржать.

-И что же делать? - беспомощно спросил я.

-А я откуда знаю? Отмажься как-нибудь.

-Как?

-Думай, пока время есть.

И я стал думать, благо заняться было нечем. Какое-то время мы шли по узкой песчаной дороге. Песок был сырым и плотным, особенно в низинах, где приходилось обходить большие, наполненные мутной водой, лужи. Лес, он такой - есть места, где давно прошедший дождь всё ещё висит в воздухе сырой туманной пеленой. Зато идти хорошо - не жарко.

Когда Палыч велел сворачивать на просеку, стало гораздо хуже. Густая сырая трава стала цепляться за штанины. Ботинки вымокли почти сразу, отчего в них появилось неприятное тёплое хлюпанье. Через некоторое время они стали сваливаться с ноги. Пришлось зашнуровать потуже.

С чьих-то слов я узнал, что привал будет, когда мы выйдем к какой-то горе. Когда она, наконец, показалась, огромная, тёмная, моё сердце забилось чаще. Наверное, в этом и заключается туристический кайф - больше просто не в чем. Это был прямо древнегреческий катарсис, очищение через страдание. На какое-то время я забыл обо всём, обо всех - даже о Марине, даже о Палыче. Но он про меня не забыл, и назначил водоносом.

Водонос, так водонос, только бы не ставить палатки, в которых я ничего не понимал. Но, сделав одну лишь ходку, я понял, что жестоко ошибся, тем более что ничего сложного в установке палатки не было. Всего делов-то: собрать алюминиевые дуги и засунуть в нужные места. У Палыча вообще оказалась палатка-автомат, по конструкции напоминающая зонтик, который он играючи разложил и укрепил колышками меньше, чем за минуту.

Вторая ходка доставила и вовсе непередаваемые ощущения. На обратном пути я представлял себя Джеки Чаном, взбирающимся по крутой горной тропинке с тяжёлыми вёдрами и Учителем, сидящим на спине. К тому же, мне не давал покоя один деликатный вопрос, который я хотел задать Марине. Для этого потребовалось отыскать её - такое впечатление, что она поставила целью снизить наше общение до минимума.

-Марина, - тронул я её за рукав. Она повернулась, комкая в руках тент от палатки. - Я хотел спросить...

-Ну? - соизволила она. Её тон мне не понравился.

-А где мы с тобой спать будем?

Некоторые, в том числе и деловито стругающая картошку Оля, поглядывали на нас, кто с усмешечкой, кто с явным интересом. Марину, правда, это скорее позабавило. Не обращая внимания на мои усиленные подмигивания, она ответила. Как мне показалось, серьёзно, ни капли не играя:

-Женя, ну я же тебе говорила, сто раз уже: у Палыча так заведено, что мальчики спят с мальчиками, а девочки с девочками. Подожди до дома. А если уж совсем прижмёт, помоги себе сам. Технику представляешь?

Пономаренко уронила в траву очищенную картофелину, и долго шарила под раскладным стульчиком. А когда подняла лицо, щёки оказались красными, а глаза мокрыми, от смеха. Первая мысль была такой: объясниться, что ничего такого я в виду не имел. Но, посмотрев на Марину, я решил: нет, всё она поняла правильно, и грубость была осознанной.

Ну, и плевать, всё равно ты будешь моей - сказал я ей, про себя, конечно. Никуда ты не денешься. Даже если я не подхожу тебе, не вписываюсь в твои жизненные планы. Ты можешь меня ненавидеть, избегать, презирать, но этой настырной щекотки в моей груди вполне хватит на двоих. У тебя нет ни шанса. Клянусь в этом притихшим лесом и прозрачным молодым месяцем. Услышь меня, Хозяин Леса и исполни моё желание - пусть эта девушка будет моей. Готов платить любую цену.

Прозвучало это очень красиво и романтично - в теории, конечно. Но всё опять опошлила Оля, демонстрируя мне чёрное от грязи дно котелка:

-А у нас вода кончилась. А водоносу нашему подруга не даёт, и он в печали, бедняжка. Самой, что ли сходить?

Марина предпочла ничего не услышать, а я ответил:

-Оля, а у тебя парень есть?

-Нет, - печально вздохнула она. - Как же ты догадался?

-А знаешь, почему его нет?

-Са-ань? - Оля нараспев, протяжно, позвала ушастого из Маринкиной компании. - Он меня толстой назвал.

Аверин, раздетый до пояса, и красный, как рак, нехотя разогнулся. За ним высилась целая гора нарубленных дров: никому не пришло в голову остановить Сашу. Низкий лоб, глаза навыкате, и особенно огромные уши делали его похожим то ли на мопса, то ли на вампира. Но кем бы Аверин не был, выглядел он внушительно, даже без топора в руках.

-Какая же ты толстая, - сказал он, отгоняя топором комаров, почуявших вечернюю прохладу. - Ты полная просто. А так ничего - я бы вдул.

-Вдул бы он, - гордо ответила Пономаренко. - Как будто кроме тебя некому, ушастый. Я, может, любви хочу.

-Я за водой, - сказал я, сам не зная кому. - Только носки переодену.

У рюкзака пришлось задержаться - носки лежали в самом низу. Тут за моей спиной возникла длинная чёрная тень, и я вполголоса выматерился. Меньше всего мне сейчас хотелось бы общаться с этим человеком.

-Как настроение? - поинтересовался улыбчивый Палыч.

-Хорошо, - ответил я, доставая из рюкзака полотенце и с наслаждением вытирая белые сморщенные ступни. - Только спина болит немного. Мне завтра опять это всё тащить?

-А ты не думай об этом, - посоветовал он, постучав меня по спине. - Ты думай вот о чём: завтра твой груз уменьшится на одну восьмую.

-Да ладно... Справлюсь.

-Справишься, ты парень подготовленный, сразу видно... Где устроишься? Решил уже? Должен сразу предупредить: со своей девушкой, извини, не получится. У нас всё-таки спортивное мероприятие...

-Да, мне уже рассказали... Мальчики налево, девочки направо... Нет проблем, я у Якупова переночую.

-Вот и хорошо, - обрадовался Палыч. - А с Мариной вы можете и у костра помиловаться. Только недолго.

Он, наконец, отстал, но к ручью я не пошёл, решив сначала просушить ботинки - пока таскаю воду, они, глядишь, и высохнут. Подсмотрев, как это делает татарин, я подпёр их палочками и поставил к огню внутренней стороной. А потом, воспользовавшись, случаем, объявил:

-Я у тебя сегодня ночую. Пустишь, что ли?

-Ну, куда деваться, - Рифат развёл руками. - Ночуй. Хотя я лучше бы вон того к себе взял, мясистого.

Мясистым оказался знакомый мне по собранию Лягин - белобрысый завистник с мордовской внешностью. Ничего не подозревая о планах татарина, он сидел верхом на полене, и что-то увлечённо выстругивал. Ну да, у нас дежурят и работают все, даже руководитель, а как ещё?

-А почему его?

-Посмотри, какой у него задок - прямо тазик! Ночью возьмёшься за него, прижмёшься... Ну чем в темноте не баба?

-Тьфу, - сказал я и отправился к ручью, сопровождаемый звонким заливистым смехом. Лягин, услышав его, недоумённо покрутил головой по сторонам, словно старый, поседевший сыч.

Чтобы убить время, пришлось считать шаги - раз, два, три, четыре. Что-то вроде барабана на галере, который задаёт темп движению вёсел. Третья ходка заняла сто семьдесят два шага до ручья и сто шестьдесят обратно, что косвенно подтверждало теорию о спешащей домой лошади. Оля меня жалела: с каждой ходкой приказы стали всё больше походить на просьбы.

-Женечка, ну ещё разочек!

-Сама не можешь? - ответил я, отдуваясь после шестой ходки. Ног я уже не чувствовал: вместо мяса и костей моей опорой была только тяжёлая тупая боль, периодически сопровождаемая острыми уколами судорог.