Бог из глины

(Дорога!)

Вот только на ней не было ни одной машины, и ни одна пара огней не собиралась разрезать на куски снежную ночь, пронзая стрелой темное асфальтовое полотно.

В лесу что-то ухнуло, и Надежда помертвела.

Существо снова дало знать о себе. И если ушедшая осень и осталась в его сердце, то наступившая зима никоим образом не могла расстроить его планы. Оно опять догоняло, вот только на этот раз, Надежда отчетливо смогла рассмотреть, как осыпается снег с качающихся вершин сосен.

Надя выбежала из леса, и побежала по скользкому асфальту, удалясь от того места, где на заснеженной тропинке выделялись ее следы, обрываясь у еле различимой сплошной черты, что отделяла обочину от проезжей части дороги.

Она бежала, и шум сзади уплотнялся и нарастал, грозя настигнуть, словно огромный снежный ком, и закрутить, завертеть, закатать в белый кокон, из которого уже никогда не выбраться наружу. В нем присутствовал еле слышный звон и шелест, словно…

(Широкие шины оставляли причудливые отпечатки на тонком слое снега…)

Словно шины автомобиля пытались расстаться с надоевшей дорогой, и вздыхали от огорчения, когда им это не удавалось.

И тут же вспыхнули фары, в мгновение ока развеяли ночь, заставили отступить ее в лес, и затаиться там до поры до времени.

Надежда обернулась, оставшись стоять посреди дороги. Она расставила руки, и ее оголенные груди выпрыгнули из-под остатков ночнушки. Свет фар выхватил напряженно торчащие соски, скользнул ниже. Надя запоздало прикрылась, всматриваясь в слепящие огни. Мороз с новой силой ударил по плечам, спине, и, оседая в снег, тут же наметенный услужливой метелью — владычицей холодов, она услышала, как распахнулась дверь автомобиля, и почти сразу же чьи-то руки вцепились в нее, пытаясь оторвать от дороги.

(Это существо-страшило, детка, и оно, наконец, поймало тебя, приехало из далекой холодной страны, чтобы заключить в объятия, как старого доброго друга!)

Ее затащили в машину, вновь хлопнула дверь, взревел двигатель, и машина рванула с места. Как раз вовремя — существо выскочило из леса, и помчалось широкими прыжками, стремительно сокращая расстояние между ними. Острые когти блестели в свете луны, словно были стальными. Луна отражалась и в глазах существа, но оказалась передернута кровавой дымкой, как будто оно заранее предвидело итог встречи.

Существо успело полоснуть когтями по багажнику джипа, оставив глубокие следы, но тут же отстало, не в силах соревноваться с металлическим зверем, созданным руками людей, каким бы нежными и слабыми они не были. Оно разъяренно взревело, и прибавило скорость, напрасно пытаясь догнать автомобиль. Надежда, вывернув голову, оцепенело следила, как уменьшается в боковом зеркале страшный силуэт монстра. Когда же оно окончательно скрылось за поворотом, она облегченно выдохнула, и начала проваливаться в темноту. Там было тепло, и совсем не страшно, и играла музыка.

Там играла музыка, и когда над солнечной лесной опушкой рассеялась тьма, на старенькой танцплощадке санатория, закружились пары — странные, похожие на призраки создания. Они кружили на инвалидных креслах, создавая видимость праздника. И музыка тоскливо накатывала волнами, устремляясь ввысь, рассеиваясь в небесах, отчего казалось, что все это ненастоящее, вымученное, выстраданное.

Руки со вздувшимися венами, толкали колеса, заставляя двигаться кресла, а на лицах танцующих, проступала упрямая уверенность, что все это не напускное, и им в самом деле весело, и кто знает, сколько одиноких сердец обретут друг друга, чтобы зажечь искру неистового пламени, что отразится в блестящих никелем спицах.

Надежда брела между ними, замечая косые взгляды. Она была лишней здесь — на этом странном празднике, и от этого ощущения хотелось провалиться сквозь разбитый цемент площадки.

Сбоку играл духовой оркестр — трубачи надували щеки, исторгая предсмертные хрипы из позеленевших медных инструментов, и отчего-то казалось, что музыка пресыщена болью.

Надежда обернулась — она очутилась в самом центре, и стояла окруженная людьми в инвалидных креслах. Они перестали танцевать, и застыли переломанными манекенами, вперив в нее неподвижные взгляды.

Музыка стихла, и на площадку выскочил конферансье. Важно надувшись, он изогнулся, словно пытаясь удержать в груди остатки воздуха, и извергнул дикий вопль:

— Дамы и господа! Минуточку внимания. Позвольте представить, только сегодня, проездом из столицы, любящая и верная супруга, примерная домохозяйка, и просто красавица…

Конферансье выдержал паузу, и торжественно провозгласил:

— Итак, встречайте… Надежда Жданова!

Гости разразились громовыми аплодисментами, и возможно ей показалось, но сомкнувшие круг кресла, стали ближе.

— Давайте поприветствуем… — не унимался конферансье, и Надя с ненавистью посмотрела на тучную фигуру.

Десятки рук вцепились в ободья колес, и одновременно толкнули их вперед, на нее. Над площадкой пронесся пронзительный скрип, трущихся друг о дружку колес. Надежда закрыла уши, не желая больше слышать этот звук.

Толстяк приблизился к ней, неуловимым образом протиснувшись сквозь круг, и больно схватил за руки, отрывая ладони от ушей, заставляя слушать. Он любил, когда все слушали только его!

— Белый танец, господа! — торжественно провозгласил он. — Дамы приглашают кавалеров!!!

Раздался одобрительный говор гостей.

— Но в нашем случае, я думаю, стоит сделать небольшое исключение — доверительно прошептал на ухо конферансье, приблизив свое лицо, покрытое каплями пота.

И тут же, словно повинуясь мысленному приказу, часть кресел отъехала, пропуская существо. Оно приближалось, плотоядно урча, потирая волосатые лапы. Конферансье галантно отступил, склонив голову в молчаливом приветствии. И в тот момент, когда когтистая лапа протянулась к ней, вновь заиграла музыка…

Музыка наполнила салон машины. Надежда приоткрыла глаза — приборная панель подмигивала разноцветными огоньками, а откуда-то снизу и с боков, ее обдували восхитительные потоки теплого воздуха.

А еще прямо над ней склонилось знакомое лицо писателя. Степан Королев всматривался в ее глаза, словно пытаясь прочитать ответы на мучающие его вопросы. Ответы, которых у нее не было.

Они уже не ехали. Надежда приподняла голову, пытаясь рассмотреть что-либо снаружи. За окнами был все тот же лес. И снег.

Метель свирепствовала, наметая тонны снега, и тут же разбрасывая в стороны, засыпала деревья, дорогу. Надежда подумала, что эта остановка, пожалуй, может дорого стоить — еще немного, и зима погребет их здесь, заботливо укроет пушистым снежным одеялом.

Надя решила поделиться своими мыслями с писателем, но он опередил ее:

— Как ты? — В голосе Степана проскакивали нотки участия, но Надежда не собиралась обманывать себя по этому поводу. Слишком свежи были воспоминания о той встрече, когда за рассыпающимся забором стадиона тревожно кричали электрички, а за стенами подстанции гудели километры проводов.

Она провела руками — Королев догадался укутать ее дорожным пледом. Это помогло согреться. Даже если это был и сон, ей бы все равно не хотелось ощущать себя замерзающей дурочкой, что непонятно по чьей воле очутилась в зимнем лесу почти без одежды.

(В лесу, где много чего случается с теми, кто имел несчастье оказаться не в том месте и не в то время…)

— Что происходит? — вопрос оказался весьма кстати.

Степан отвел взгляд.

— Я не знаю, детка… — почему-то виновато ответил он. — Это происходит снова и снова, и я не могу пообещать, что это не повторится впредь. Эти сны — мы встречаемся в них, но кто может ответить, что общего у нас с тобой! По правде говоря, я предпочел бы никогда не встречаться с тобой — у меня осталось не так-то много сил, чтобы вытаскивать тебя из передряг, но что-то подсказывает мне, что это становится моим хобби, пускай и против всякого желания. А еще детка, мне бы хотелось, чтобы поскорее наступило лето. Оно все расставит по местам, вот увидишь!