Змеиное проклятье

Зоотехник открыл рот, вдохнул обильно смрада и глухо закашлялся. Лапников и Сергей молча ждали, когда он прокашляется, но селянин все не мог остановиться, сжимался пополам, и чуть не выронил фонарь, что Сергей резво подхватил.

– Ты ж сказал старик. – Вымолвил наконец Щербинский хрипло, лицо у него было спелого помидорного цвета.

– Старик был, – спокойно сказал горожанин, – то есть старик был сначала, а потом появился медведь. Короче счас расскажу, давайте ка лучше глянем на бурого.

Лапников кивнул и побрел, не торопясь к лежавшей где-то позади туше. Фонарь он прихватил с собой.

– Что с рукой? – спросил Серега у селянина.

– Чушь одна, зверюга лапой провела.

– Пошли посмотрим, что за зверь. Чую, нежить это.

– Морок? – спросил Щербинский.

– Нет, скорее родственник тем пенькам.

– "Что за разговор мы ведем?" – Думал Сергей, бок о бок двигаясь с Щербинским по направлению к свету фонарика. – "Морок не морок, пенек живой, голем… Как я вообще еще нахожусь в здравом рассудке. Если конечно здравом, а не то, вдруг это все горячечный бред. У каждого человека есть свой барьер за который отделяет разумные помыслы от темных порождений подсознания. Этот барьер крепок и эластичен, но если уж он порвется тогда держись. Хлынет, перемешается, сольется и образуется серая масса, что уже неспособна будет мыслить".

Смрад от медведя был все сильнее, чем ближе к нему приближались. Фонарик освещал легкие струйки дыма поднимающиеся от тлеющей шерсти, и стал пробиваться химический запах.

Лапников тыкал шкуру зверя концом своего ружья. В шкуре отзывалось шипение, словно там все еще что-то жарилось. Журналист брезгливо морщил нос. Осмотрел монстра и Сергей ближе к морде поднося свет, вглядывался внимательно в оскаленную замершую пасть.

Затем поддел дробовиком складку на горелой шкуре, зацепил и резко дернул. Шкура порвалась с резким тканевым треском и взгляду людей открылась полуметровая брешь. А оттуда хлынул желтый яркий поток мелких опилок, среди которых правда иногда встречались и небольшие обрезки деревяшек.

– И что же это? – тупо спросил селянин.

– Ясно все – сказал Лапников – снаружи шкура и когти, а внутри опилки и запах…химиката какого то, где то я его уже слышал.

– Формалин, – произнес, вспомнил Сергей, – это формалин, а помнишь ты его еще по школе. Это консервант и его применяют для предохранения от порчи у чучел.

– Чучело… – Отсутствующе произнес журналист. – Убили, опилкового.

– А я его вспомнил тут, – заявил Щербинский уверенно, – это то чучело самого большого медведя Ярославской области. Оно стояло на втором этаже у входа. На нем и бирка должна быть: 1974. А я то думаю, что он такой громадный!

– Дааа, уже и чучела ходить начали, докатились. – Сказал из тьмы голос журналиста. – Докатились.

– Пни же ходят. – Сказал приезжий. – Бросьте вы на него пялиться, я тут кое что получше нашел.

– Что же?

– Старика нашего. Того самого, что нас с тобой Лапников на въезде встречал. И ясно теперь я вижу, что это вовсе и не старик, да и не человек. Вон там у крайнего стеллажа он стоял и листал некую книгу, а потом показал мне где искать нужное. А потом пропал.

– Совсем пропал?

– А может это был медведь? – спросил Щербинский хмуро.

– Ничего не медведь. Этого старика раз увидишь, на всю жизнь запомнишь. Вот теперь я убедился, что он действительно необычный. И кроме того взял на себя роль нашего помощника. Зачем ему это. И кто он все-таки такой?

– Мудреные вопросы. – Заметил селянин.

– Мудреные не мудреный, а этот старики раньше был человеком, но очень давно. Я разглядело на нем что-то вроде кольчуги. Видимо он был приметная личность, и что-то сделал для Черепихово. А теперь вот вместе с пробуждением тьмы появился и он. Мы крепко влипли в это дело.

– И не говори. – Вздохнул Лапников.

– Вот стеллаж, искать надо здесь.

И они начали усиленно рыться в стопках прелой бумаги. Вынимали ее с осторожностью, пролистывали на свету, наскоро просматривая документы.

– Нашел. – Буднично объявил Лапников.

– Что?

– Племя нашел, вот тут о нем статья.

Поднесли объемистую папку поближе к свету.

– Так… Племя Лемех, это известно. Обреталось на территории Ярославской области вплоть до четырнадцатого века. Потом пришел воевода Сивер с дружиной, и вышиб язычников из их деревни. Так… так. Верховный шаман Урунгул. Порвали беднягу двумя березами. Это ясно, не хотел кидать капище.

– Найди ка про богов ихних. – Сказал Сергей.

– Пантеон у Лемеха. Поклонялись трем старшим и пятнадцати младшим богам, кроме того был еще верховный. Боги олицетворяли силы природы, а также диких зверей. Был у них и медведь, и сокол, и рысь, но эти все второстепенные.

– Ищи про главного.

– Ладно. Главный у них стоял Скользящий бог. По ихнему Снорунг. Скользящий… это что, змеиный что ли?!

– Мы близки к разгадке, – произнес Сергей, – спасибо старику, помог. Бог и вправду змеиный, и был он верховный, и приносили ему кровавые жертвы. Прямо Кецалькоатль какой то.

– Змеиный бог, олицетворение мудрости и огня. Точно Кецалькоатль. – Продолжил Лапников, временами оглядываясь на окружающую тьму. – Капище Снорунга. Величайшее капище у Лемеха, то есть самое большое. Огого! Разрушено русскими еще в самом начале. Дальше еще период грабежей и разбоя. Пограбили село от души, а год спустя, основали свое село. Было Черепа, стало Черепихово. Вот так. Еще через пол года стали строить первую Черепиховскую церковь. Понятно что на месте бывшего Сноруногова капища. Ты прав, я кажется понял. В фундамент строящейся церкви вкладываю камень из капища. Да не просто камень, а можно сказать тотем этого самого змея. И делает это никто иной, как сам Сивер. Тут даже цитата из него: "И буде язычный камень в святу церковь силу вливати."

– Что он имел ввиду? – спросил Щербинский.

– Он имел ввиду, что свято место пусто не бывает. И камень, имевши ранее какую то силу, ее не потеряет, но направит на добрые дела.

– Не понял – произнес селянин.

– Ну, Сивер, ну, воеводушка, удружил ты нам – сказал Серега с мрачной ухмылкой, – Пятьсот лет как помер, а мы за него отдуваемся. Понял я. Камень замуровали в церкви. Думали, что церковь это укрепит. А камень, как и написано был не простой. И не камень это, а похоже вместилище самого Скользящего.

– Так что же мы, с богом схлестнулись? – заявил журналист – не верю.

– Ну не с богом, а некий след в камне остался. Если говорить псевдонаучным языком, то получается, что астральная матрица некоей силы вселил в камень свою пространственную проекцию, что пробуждалась к жизни на сведем воздухе.

– Во бред. – Сказал Щербинский.

– Бред. – Подумав, согласился Серега. – Короче я не знаю. Что вселилось в камень. Тень ли самого Снорунга. Или коллективное сознание массы людей, молившихся ему. Или души принесенных ему же в жертву. Но в камне что-то есть. И теперь оно на свободе. И первый раз вырвалось еще при той буре, когда развалило церковь. Вот так, а теперь вырвалось во второй, и откуда я не знаю.

– Как не знаешь? – удивился Лапников – видно в соборе до сих пор и находится.

– Я же говорил, что лазил туда. Нет там ничего, когда-то камень был там, в подземелье. Но его давно куда то перенесли. – И Сергей вспомнил, как находился в этом каменном закутке, в крошечной комнате и созерцал нишу в стене. Мороз прошел у него по коже и он даже пару раз оглянулся вокруг.

– "В самое гнездо, не зная забрался. В самую середину, и как только жив? Старик наверное помог"…

– Ниша в стене! Хочешь сказать что в ней и был камень?

– Да, пахло там мускусом, тот запах ни с чем не спутаешь. И он там обретался незнамо сколько лет, а затем его зачем-то вытащили.

– И кто это мог быть?

– А я не знаю. Кто угодно и когда угодно могли вытащить камень, но он еще цел, это видно по окружению.

– Значит он на нас змеиную и напустил? – Предположил Щербинский. – из-за него в гадов проклятых превращаемся.