Сонмэн

К тому же случайно заигравшийся кот оборвал телефонные провода и звонки прекратились.

Навещавшие Полину подруги, все как одна, влюблялись в этого фантастического кота, названного хозяйкой редким именем Василий. На девичьих посиделках он вводил своих поклонниц в суеверный ступор, словно гуру.

С математической точностью отмяукивал количество показываемых пальцев на руке, вытаскивал из колоды зубами называемую масть карты. Но более всего коту нравилось, исполнять просьбу подруг:

– Поцелуй Люсю!

– Обними Катю!

– Погладь ножки Валентине.

Но всегда преданно возвращался и сворачивался калачом на теплых коленях любимой хозяйки.

На свой день рождения Полина в присутствии гостей – подруг сделала подарок Василию, пристегнув золочённый антиблошиный ошейник с красным бантом на его шею.

Растроганный кот запрыгнул на стульчик перед пианино и сыграл «Собачий Вальс» двумя лапами.

Отвисшие со смещением челюсти гостей долго не хотели закрываться, пораженные изумлением.

– Да у тебя не кот, а настоящий мужик! – воскликнула Катя, пришедшая в себя.

– Наконец-то меня заметили, – пронеслось в голове кота.

В тот же вечер, когда хозяйка удалилась в душевую, он прокрался в спальню и улёгся в её кровать.

– Ну, ты наглец, – проговорила Полина, пахнущая после душа свежестью тонкого аромата шампуня.

Но в этот раз не прозвучало много раз слышимое:

– Брысь, на свой коврик, живо!

Блаженный сон сморил обоих. Первый раз в жизни коту приснилась сказка, где Иван Царевич сжигает шкуру Лягушки, чтобы девица не превратилась в земноводное чудище.

Пора и мне сбросить шкуру, подумал кот.

Через год у Полины родился мальчик. Счастливые родители назвали ребенка редким именем Василий.

– Василий Фёдорович, – солидно звучит, однако, – проговорил счастливый папаша, поправляя дужку очков окольцованным пальцем.

Злой дух Джомолунгма. Блогер

– На аватарке твое изображение?

– Да, а что?

– Красивая.

– Спасибо за комплимент.

– Это не комплимент. Это от души.

– А что от тела?

– В тупик вгоняешь, осмысливаю.

– Ладно, не напрягайся, шучу.

– Много путешествуешь? Сужу по твоим постам.

– А ты наблюдательный. Философ? Сужу по твоим рассуждениям.

– Да, но лишь последние года два. Раньше тоже путешествовал, покорял вершины.

– И что, устал?

– Ты когда-нибудь бывала на Домбае?

– Слышала, горная территория на Кавказе.

– Да, там в ущелье Алибек находится кладбище альпинистов, на доске у входа, на деревянной табличке написаны слова Высоцкого: «Нет алых роз и траурных лент, и не похож на монумент тот камень, что покой тебе подарил…»

Это кладбище – Мекка альпинистов, святое место. Десятки могил, в одной из них под кайлом из нержавейки покоится и мой друг, он сам обрезал веревку, сорвавшись в расселину, чтобы не утащить меня за собой.

– Сочувствую, серьезно, это трагедия.

– Да уж. Ты знаешь, я уже давно ни с кем адекватным не общался. Я не отнимаю у тебя время?

– Да как бы нет, я на отдыхе, выложила новые фото. Ночь. Твой комментарий первый и пока единственный.

– Выслушаешь, история не очень длинная, мне надо выговориться?

– Да, конечно.

– Мой погибший друг мечтал покорить вершину Джомолунгма, но не успел. Я решил исполнить эту мечту. Взял кайло с могилы, я был уверен, что в нем его душа, и примкнул к группе китайских друзей-альпинистов. За полночь мы добрались до Базового лагеря маршрута Северного седла. Несколько дней отдыха и акклиматизации – и однажды утром я тайно покинул друзей и ушел по маршруту к Эвересту в связке с душой друга. Сутки изнуряющего пути вымотали меня основательно. Сверившись с маршрутной картой, я понял, что до заветной цели еще часов десять моих усилий. Где-то еще через час переставления налитых свинцом ног – я остановился и с чувством тревожного непонимания стал рассматривать две тени, отбрасываемые моим телом. Одна явно была чужая, а рядом никого не было. Оплавленный мозг пытался найти объяснение и выдал: «ты в зоне смерти». Откуда-то мгновенно огромная тень зашторившей солнце тучи накрыла обозримое пространство. Я укрылся на площадке гигантского ледяного нароста, зависшей над обрывом. Втиснулся в сферическую нишу стены и достал кислородную маску. Но не успел приблизить ее к лицу: сильнейший порыв ветра вырвал ее из рук, и она унеслась в чертову бездну. Я обессилено опустился на рюкзак. Ветер срывал дыхание, усугубляя кислородное голодание. Мой организм, тренированный в приземленной жизни холотропным дыханием Станислава Грофа, работая на пределе, начал давать сбои. В уголках сознания от переживания толпой выстроились галлюцинации, норовя выскочить наружу и устроить показательный шабаш.

Я крепко сжал обмороженными ладонями глаза, загоняя нечисть внутрь. Что-то резко, осязаемо перечеркнув мое тело сверху вниз, рухнуло у моих ног. Я убрал ладони от глаз и увидел то, что подбросила мне веселящаяся стихия. Закопченная солнцем черная мумия, укутанная в штормовку, смотрела на меня бездонным омутом глазниц. Эверест делился со мной экспонатом своей коллекции покойников, в изобилии разбросанных по наднебесным склонам. Безразличие предсмертным сном опрокинуло мое тело, прижимая к покойнику. В его глазницах пробежала искра радости. Давно никто не согревал его окоченевшие полвека назад мощи. Последний раз я повернул голову к небесам в надежде увидеть солнце или Бога. Но увидел лицо, вероятно спустившегося с небес погибшего друга. Мне показалось, что он взвалил меня на плечи и куда-то понес. Я улетел в вечность.

Говорят, что нашли меня истощенного и обмороженного у палатки руководителя нашей группы в Базовом лагере.

– Жуткая история. Хорошо, что так закончилась.

– Ты права.

– Но сейчас ты в норме?

– Да, говорят, иду на поправку.

– Не поняла… Ты что, в…

– Да, в том самом учреждении, уже два года.

– ???! Объясни.

– Они утверждают, что кайло моего друга как было на могиле в Домбае, там и осталось. Они специально ездили и якобы установили, что со дня закладки памятника его никто не забирал.

Ты, наверное, тоже сочтешь меня сумасшедшим.

– Нет.

– Тогда обещай мне, что раз в три дня ты будешь со мной общаться. Мне нужен друг, очень.

– А почему раз в три дня?

– Это дни дежурства санитара, который тоже считает, что меня скоро выпишут, и дает свой ноутбук на время.

– Я обещаю, буду ждать твоих комментариев. Прости, я плачу…