Сонмэн

– Дорогие гости, – раздался голос короля, – в соседнем зале накрыт стол, приглашаю вас отобедать с нами.

Шурале предупредил:

– В трапезную надо входить парами, а иначе птицесапиенсы утащат к себе. Они во снах воруют одинокие души из вашей реальной жизни.

– А кто такие птицесапиенсы?

– Это птица разумная.

– Итак, в трапезную заходим парами.

Шурале взял под руку Людмилу. Жанна вцепилась в локоть Давида, боясь конкуренции. Но видно напрасно: Леша, Ваня и Вадим определились с симпатиями.

Ване очень понравилась Индира, её философское восприятие мира было созвучно его душе.

Алеша взял под руку Малику, а Вадим – Марию.

Король, сидящий во главе стола, заставленного диковинными яствами, жестом указал на места справа от себя.

Распахнулись двери смежной комнаты, и вошла стая странных существ. Гигантские птицы на когтистых лапах и с человеческими лицами, густо покрытыми мелкими многоцветными перьями. Они вспорхнули, взлетев над залом, и уселись хвостами на резные кресла, откинувшись на спинку и положив лапы на стол.

– Наливайте нектар в бокалы, угощайтесь, гости, – жестом указывая на кувшины и многочисленные блюда, – произнес король.

Птицесапиенсы, виртуозно орудуя лапами, наливали себе в бокалы напитки, ножом и вилкой накладывали пищу, но при этом гипнотизирующе рассматривая гостей.

От взгляда ярко красных беззрачковых глаз было жутко, неуютно.

Неожиданно клубок змей с визгом пронесся по залу и влетел под стол. Напуганные гости вскочили на ноги.

Король захохотал:

– Не обращайте внимания, они просто резвятся, играя. У каждой твари свои игры.

Мария, Малика и Давид, не сговариваясь, начали молиться. Слова молитв, накладываясь друг на друга, пронеслись над столом и взмыли к своду:

– Отче наш, сущий на небесах! да светиться имя Твоё….

– Алхамдулилляхи Раббиль алямин…

– Да славят Тебя, Господи, все дела Твои, и да благословляют Тебя святые Твои…

Из уст Индиры сакральный звук «Ом» – великой мантры взывал о помощи к божественной троице – Брахме, Вишну, Шиве и всей Вселенной.

Задрожал свод замка, легкой рябью пробежала дрожь по стенам, из щелей полезли змеи. Взлетели вверх птицесапиенсы и закружили над молящимися. Золотой вихрь влетел в трапезную, слепя и жаля раскаленными каплями золота птицесапиенсов, срывая с них перья, оголяя тела, превращая их в гигантских летучих мышей с жуткими головами и перепончатыми крыльями. Они сбились в стаю и с диким визгом улетели прочь сквозь стены.

Шурале превратился вмиг в одну из этих тварей, подхватил лапами обезумевшую от страха Людмилу и умчался прочь за стаей.

Король поднялся с кресла, сопротивляясь вихрю, обхватил край стола и жутким, оглушающим и режущим слух голосом произнёс:

– Пошли вон из Моего Мира! Сегодня я получил массу удовольствия. Рабы Его поклонились мне в тронном зале. И сыну моему подарили невесту – вашего преданного друга, то есть друга, преданного вами.

– Мы не уйдем без Людмилы, – почти хором воскликнули друзья, голосами, переполненными безнадежным страхом.

Король захохотал, поймал рукой вихрь за хвост воронки и, словно веником, вымел храбрецов из своего Мира.

Ошарашенные одноклассники влетели кубарем в Ванину комнату.

Девочки плакали.

– Что теперь будет с Людмилой? – спросил Давид, – Ваня, надо что-то делать!

Ваня вдавил дужку очков в переносицу, застыл, соображая, а затем быстро подбежал к компьютеру. Навел курсор на стрелку обратного действия, объясняя друзьям:

– Я верну действия в начало операции, в тот момент, когда мы вошли в эту комнату, и Людмила была с нами, но все мы ничего помнить не будем… Ну, да и ладно, – вздохнул он и щелкнул по мышке. Стрелка курсора ударила по возврату действия…

В класс вошёл Михаил Львович и объявил:

– Завтра совместное собрание родителей и учащихся нашего класса. Прошу ваших мам присутствовать на нем.

По странному совпадению, мамы Давида, Индиры, Малики и Марии были в отъезде.

– Ну, что же, пригласите отцов, хотя это редкие гости на родительских собраниях.

На следующий день Михаил Львович долго не начинал собрание, посматривая на наручные часы и двери кабинета, где собрались ученики и их родители.

– Кого ждем? – спросила одна из родительниц.

Михаил Львович смущенно ответил:

– Я вижу лишь одного из четырех отцов наших новеньких учеников. Хотелось бы присутствие всех родителей.

С места поднялся Давид и сказал, извиняясь:

– У нас мамы разные, а Отец один…

Когда он стал котом. Метаморфоза

Четыре глаза и ни в одном совести – это не про него.

Очкарик Фёдор – ум, честь и совесть школы. Он опровергал и высмеивал тексты учебников, подключаясь к Вселенскому разуму. Многогранный, многоугольный, в общем угловатый индиго, он считал топор Раскольникова гораздо более актуальной вещью, чем метлу Гарри Поттера.

Он не читал сказки, не засорял гигабайты своей памяти битовым мусором. Но в десятом классе неразумно для себя влюбился в одноклассницу, сказочную Снежную Королеву по имени Полина.

Стекла очков запотевали, когда её безразличный, холодный взгляд касался оптики, подогреваемой горящим любовью взором Фёдора.

Чтобы растопить холодное сердце королевы, он самостоятельно разучил «Лунную сонату» Бетховена и виртуозно исполнил её на школьном вечере. Двумя глазами, не принимающими участия в созерцании клавиш фортепиано, он увидел, как откровенно скучала Снежная Королева, смотрела куда-то в сторону, далёкую от сцены с виртуозом.

С грустью и золотой медалью расстался он с детством и школой.

Чтобы не терять из виду Полину, быть всегда рядом, он экстерном окончил университет и поселился на одной лестничной площадке с королевой.

«Всё в природе циклично, – вдыхал Фёдор. – По-осеннему тоскливо мне, гораздо лучше было до…, ты моя – Полина, хотя не Впардо».

Печальными вечерами он из окна своей комнаты встречал взором Снежную Королеву у порога подъезда, всегда провожаемую статными красавцами с сомнительным айкью.

Скованный леденящим холодом безразличия соседки, он впал в анабиоз, пропустив в небытии зиму.

Но как-то, проснувшись в марте, глянул в окно и увидел в лунном свете, окутавшем двор, местную знаменитость – белого немолодого кота Казанову, которому приписывали отцовство всего кошачьего народа родного квартала. Кот сидел в окружении десятка прелестных кошечек, оглаживая газонную траву пушистым хвостом, и поочерёдно поворачивал голову от одной красавицы к другой. Выбирал или любовался.

«Какая разница», – подумал Фёдор и вдруг, наморщив лоб, задумался, подключаясь к подсказке Вселенной: «Я хочу быть котом!» – воскликнул внутренний голос.

Полина проснулась от трели звонка входной двери.

– Кого несёт в такую рань?

Накинув на нагое тело ничего не прикрывавший халатик, открыла дверь, но никого за ней не обнаружила.

Вдруг нежная, шёлковая ласка прошлась по оголённым ногам. Она глянула вниз и увидела симпатичного сиамского кота. Полина хотела его прогнать, но он показался ей удивительно знакомым, даже родным.

Кот ласково что-то промяукал, и женщина поймала себя на мысли, что понимает его.

– Ну, проходи, что стоишь на пороге? – сама себе удивляясь, проговорила она.

Кот вошёл в прихожую, распространяя запах валерианы – вероятно, хлебнул для смелости.

– Да ты, друг, алкаш! – воскликнула Полина. – А ну, быстро в ванную. Наследил тут, как у себя дома.

Гость не смел ослушаться и через минуту стоял в ванной, в пене шампуня и под струями воды.

Новая хозяйка нагнулась над ним с сифоном в руках, полы халатика распахнулись.

– Венера Милосская! – пронеслось в кошачьей голове.

Он зажмурился целомудренно, смущенно, делая вид, будто шампунь попал в глаза. Приблудный кот очаровал Полину. Она всё более и более привязывалась к нему, на время даже забросила свидания с настойчиво звонящими поклонниками.