Очищение огнем (тематическая антология)

— Майлз, — прошептала она после их близости. Он повернулся на правый бок; как делал обычно перед сном.

— Что?

— Я «лю» тебя.

— М-м. И я тебя «лю». Чао-чао. Через минуту он мирно похрапывал.

Глава 2

В студенческие годы Мэгги ван Арсдэйл делила с Полой комнату в Миддлбери. Позже, когда они возобновили дружеские отношения в Нью-Йорке, Мэгги предложила Поле заняться вместе с ней бизнесом. Вначале это предложение показалось пустой болтовней, но в конце концов они выложили по три тысячи долларов — доля Полы досталась ей от маленького поместья отца — и арендовали склад на Бликер-стрит, к западу от Седьмой улицы, открыв магазин под названием «Бич Бам» (цены конца 60-х годов были значительно ниже нынешних). Они торговли обычными пляжными принадлежностями, а также некоторыми новинками, дизайн для которых придумывала сама Мэгги. Хотя Бликер-стрит не находилась вблизи пляжа, через год подругам удалось рассчитаться с долгами, а через два — прибыль уже составляла по две тысячи долларов на каждую. Мэгги обладала остроумием, изобретательностью и гораздо большей агрессивностью, чем Пола. Эта общительная блондинка уже поговаривала об открытии филиала на окраине города.

— Не раньше чем прибыль достигнет пяти тысяч на каждую, — сказала Пола, относящаяся, в отличие от Мэгги, к дополнительному риску и ответственности с опасением.

— Значит, нам уже следует подыскивать помещение, трусишка, потому что именно столько мы и заработаем в этом году, — убеждала Мэгги. И судя по тому, как шла предрождественская торговля, она говорила правду.

Впрочем, в понедельник, после вечеринки у Дункана, торговля шла вяло. К половине шестого они готовы были закрыться.

— Куда, черт побери, провалились все покупатели?! — бушевала Мэгги, глядя из-за празднично украшенной витрины на опустевшую ушицу.

— Понедельник всегда пуст, — заметила Пола.

— Но не за две недели до Рождества и не в такую теплую, ясную погоду.

— Именно из-за этой слякоти люди и сидят по домам. Кому хочется брести по грязному, тающему месиву?

Через пять минут в дверь вошел Дункан Эли. Со свойственным ему обаянием старик объяснил Поле, что, будучи в Гринвич-вилидже, решил заглянуть в ее магазин. Мэгги, с трудом скрывая волнение от появления такой знаменитости, показала ему все, достойное внимания. К ее восторгу, он накупил на сто пятьдесят долларов подарков, включая шестидесятидолларовый пляжный халат для Роксанны.

— Я всегда валяю дурака на Рождество, — признался он, выписывая чек, в то время как Пола и Мэгги заворачивали покупки в подарочную упаковку. — Хотя мне следовало бы его ненавидеть.

— Ненавидеть? Почему?

— Потому что мой день рождения — двадцать четвертого декабря. Можно представить себе более неудачный день? Я лишил себя всех подарков ко дню рождения. Погодите: ведь вы с Майлзом живете где-то неподалеку?

— В трех кварталах.

— Полагаю, в таком случае, вы не откажитесь со мной поужинать? Неподалеку есть чудесный армянский ресторан — вы любите армянскую кухню?

— Большое спасибо за приглашение, мистер Эли, — заколебалась Пола.

— Дункан.

— Дункан. Но к сожалению…

— К сожалению? А, знаю: нет няни для ребенка. Но это не проблема. Мы возьмем вашу дочь с собой. С удовольствием с ней познакомлюсь.

Поле не понравилось его появление в магазине и не хотелось быть обязанной еще за одно угощение. Поэтому она сама пригласила его на ужин и, к ее раздражению, Дункан с охотой согласился.

— Но я приготовлю его своими руками, — добавил он.

— Не глупите…

— Это мое желание. Пища — одно из моих хобби. Нет уж, поскольку вы меня не ждали, позвольте приготовить ужин целиком. Я настаиваю, миссис Арсдэйл, — моя машина снаружи, не отвезти ли вас домой?

Мэгги с готовностью согласилась. Они закрыли магазин и Беннет отнес покупки к сияющему черному «роллс-ройсу».

— Прекрасная машина! — заметила Мэгги, влезая на заднее сиденье.

— Да, возможно, у англичан — не все ладится, но они пока еще побивают нас в автомобилях, шотландском виски и твидовой материи. А также в музыке. Многие наиболее интересные молодые композиторы — англичане… Беннет, адрес миссис ван Арсдэйл: тридцать пять, Вашингтон-Сквер, Уэст. Затем мы возвратимся на Бликер-стрит, чтобы закупить продукты. Пищу в Нью-Йорке лучше покупать в Гринвич-вилидже, не считая рынков девятой авеню. Потому что местные итальянцы всегда добиваются наилучших поставок…

Пола тайно опасалась, какое впечатление произведет на Дункана их старомодная кухня. Но его, казалось, совершенно не смутила теснота, старинные плита и холодильник. Поставив на пол туго набитые бумажные пакеты, он выпроводил ее:

— Для начала предоставьте мне двадцать минут. Потом я выйду, выпью рюмочку и вы покажете мне квартиру.

— Вы уверены, что справитесь без меня?

— Абсолютно уверен. Я люблю заниматься музыкой и готовить в одиночку. А теперь — уходите! И расслабьтесь, сегодня вечером вы отдыхаете.

Он закрыл дверь, а Пола направилась в гостиную, пытаясь заставить себя не сердиться на его вторжение. Через двадцать минут он появился с улыбкой на морщинистом лице и с закатанными рукавами рубашки.

— Минута-другая, и вы ощутите весьма приятный запах. Вам не помешало бы увеличить полезную площадь вокруг плиты.

— Ну конечно, — согласилась Пола, обеспокоенная тем, что ему, все же, не понравилась кухня.

— Но гостиная великолепна, просто великолепна. И тот световой люк! Когда-то здесь была студия?

Он оглядел большую, просторную комнату, в которую Пола и Майлз вложили столько времени, любви и свободных денег. Она надеялась, что он приметит найденный ею на Второй-авеню французский столик, белые, собственноручно подрубленные занавески или нелегко давшиеся Майлзу книжные полки. По меньшей мере, надеялась услышать пару слов о сюрреалистической картине некоего корейского художника, в которую они вложили деньги, надеясь на последующее признание его таланта, хотя этого не произошло. Но Дункан отметил лишь довольно грязный световой люк.

Пола ужасно гордилась некогда запущенной квартирой, превращенной ими в очаровательное элегантное гнездышко, поэтому ее задело слабо замаскированное комплиментом безразличие Дункана.

— Да, видимо, студия, — сказал Майлз, наливая ему виски.

— Когда-то я жил в Вилидже и любил это местечко, люблю до сих пор, считаю одним из лучших в городе районов, хотя, пожалуй, жизнь здесь подорожала — но не это же главное?

Наряженная в красное платьице Эбби с интересом разглядывала знаменитого пианиста. Несмотря на присущую ей застенчивость в общении с незнакомцами, она собралась с духом и сказала:

— Я видела вас однажды по телевизору, мистер Эли.

— Неужели? Когда? — спросил он, улыбаясь словно родной дядюшка.

— Пару месяцев назад. Вы играли какую-то симфонию. Вы знаете Леонарда Бернстайна?

— Разумеется, знаю.

— Мне кажется, он замечательный.

— Я тоже в восхищении от Ленни. А ты любишь музыку?

— О, да. Особенно Битлз.

«Чего он добивается?» — спрашивала себя Пола, слушая доброжелательную болтовню Дункана и его вопросы к Эбби, касающиеся школы и друзей — наподобие тех, что он задавал родителям. Пола явственно ощущала нарочитость его очаровательных манер. Похоже, он изучает нас, думала она. Вот именно, изучает.

Но зачем?

Ужин состоял из филе палтуса под необычным кэрри [2], риса свежего мексиканского горошка и салата с изюмом и дополнялся десертом — роскошным французским заварным кремом, украшенным ягодами клубники. Добавкой к пиршеству послужили купленные Дунканом три бутылки Гермитидж-Бланк шестьдесят второго года изготовления. Пола недоумевала, каким образом ему удалось справиться на кухне с подобной легкостью, но вынуждена была признать, что филе — лучшее из всех, которые она когда-либо пробовала. Даже на Майлза, предпочитавшего простую пищу, типа картофеля с бифштексом, еда произвела впечатление.