G.O.G.R. (СИ)

- Ага, – кивнул Пётр Иванович, удивляясь, каким образом они за такое короткое время успели всех «перешерстить».

- А у нас их мало, в Красном, – ответил на вопрос Кошко. – Рецидивиста только три, псих один, Ванька Чугуйчиков. А у него уже бывало такое, что он пистолетик у ветерана свистнул и в пивной ларёк ворвался!

«Ванька Чугуйчиков»! «В пивной ларёк ворвался»! Какой Ванька?? Какой ларёк?.. Мелко плаваем! Очень мелко! Пётр Иванович легче поверит в то, что в изолятор ворвалось то чудище, которое утащило Зайцева, чем в то, что это был некий Ванька с улицы!

- Это всё не то, – отрезал Пётр Иванович россказни про Ваньку и его ларёк. – Вы лучше, покажите мне все протоколы, которые составлялись по жалобам на чёрта.

- Ой, да там их много было… – поскрёб макушку Матвей. – Туристы всякие: из России, там, ещё откуда-то. Дачники из города… Это всё уже давно в архиве пылится, если не выкинули.

Протоколы допросов «потерпевших» от чёрта в Краснянском РОВД называли так: «Журнал «Крокодил»». В своё время подобные творения быстренько делались «притчей во языцех», их учили наизусть и потом пересказывали друг другу на перерывах, в курилке, за чаем, за пивом, на рыбалке…

- Хомякович их, обычно, писал, – вздохнул Кошко. – Бедный Хомякович…

- Жив твой Хомякович, – сообщил Синицын, перечитывая все заключения, которые положил на стол лейтенант Матвей. – Мы его в кустах нашли.

- Хомяк?? – обрадовался Кошко и выкруглил глазки. – Жив?? А… как? Где??

- Жив, жив, – подтвердил Серёгин. – Василий Николаевич считает, что когда Гопников стрелял – он в обморок шлёпнулся, а потом – выполз. Перепугался так, что до сих пор рыдает.

- Где, где он?? – не унимался Кошко, и подпрыгивал вместе со стулом.

- А тут, у вас в коридоре, – сказал Сидоров.

- Урааа! – Кошко сорвался с места и, топая, выскочил в коридор, чтобы своими глазами узреть друга, который каким-то неведомым чудом вырвался из холодных лап смерти.

Лейтенант Матвей был куда спокойнее Кошки. Он тоже не прочь был увидеть живого Хомяковича, однако считал, что всегда и везде на первом месте должна быть работа. Поэтому он поднялся со своего стула и сказал:

- Пойду в архив – попробую откопать наш «Крокодил», авось ещё осталось что?

Матвей вышел в коридор и зашагал к архиву, который полковник Соболев забил на нулевой этаж. Начальник архива, конечно же, был против такого размещения – «нулевым этажом» в Краснянском РОВД называли подвал. Подвал был достаточно сырой, там проходили трубы отопления и проживали крупные мыши и солидные крысы. Но что поделаешь? Приказ есть приказ – архив опустили «под землю», а начальник архива каждый день раскладывал по углам полоски с клеем «Котофей» и крысиный яд.

Походя по коридору к лестнице, лейтенант Матвей поравнялся с унылым «креветочным киллером», который грустно топтался в «хорошей компании» Самохвалова, Коваленко и Бобрикова. Недобежкин не сажал его в изолятор, боясь повторного визита «Карлсона» с пистолетом, а оставил в коридоре под бдительным просмотром.

Лейтенант Матвей добыл из архива «Журнал «Крокодил»», но всё равно, это были далеко не все «номера». Ещё в прошлом году Соболев проводил ревизию архива и выкинул всё, что посчитал ненужным, в том числе и «Журнал «Крокодил»». Тогда Соболев так мотивировал свой поступок:

- В архиве не хватает места для документов, а мы должны хранить эти бредни!

Теперь остатки «Журнала «Крокодил»» держал в руках Пётр Иванович и зачитывал вслух то, что там было написано. Сейчас зачитыванию подлежал протокол допроса некоего Виталия Витольдовича Мискичюса, туриста из Литвы, чья профессия звучала, как «историк архитектуры». Историк архитектуры рассказывал милиции вот что:

- «Я достал мольберт, – читал Серёгин. – И подумал, что смогу сделать несколько удачных зарисовок на веранде. Но тут послышался чей-то голос, который громко сообщил мне, что съест меня. Я подумал, что кто-то решил меня разыграть и спокойно продолжал зарисовывать западную башню, как вдруг одна из моих кистей сама собой поднялась в воздух и ляпнула краской прямо на мою работу. Я отскочил назад, обернулся и увидел, что прямо у меня за спиной стоит нечто, похожее на полупрозрачный человеческий силуэт серого цвета. Я так испугался, что убежал и оставил там все свои вещи».

- Они ещё про «горящие глаза» многие рассказывали, – хихикнул Матвей.

- Горящие глаза?? – воскликнул Сидоров и едва не упал, потому что ясно представил себе те глаза и то существо, которое встретил в подвале Гопниковского особняка. – Я тоже видел…

- Вот, Донецк! – испустил смешок Матвей. – Мне ребята рассказывали про тебя, как ты там, в кургане от своей тени бегал.

- Эй! – обиделся Сидоров. – Я знаю, что видел! А мне никто не верит! Даже Пётр Иванович считает меня трусом!

Никто не знал, что Пётр Иванович никого больше не считает ни трусом, ни вруном. Он сам видел это «серое» и это «прозрачное», но только сказать о нём не мог до сих пор: блеял, словно козлик.

- А как к этому всему относился Соболев? – поинтересовался у Матвея Серёгин, подавив бессознательное желание заблеять.

- Плевался! – буркнул Матвей. – Вызывал несколько раз участкового оттуда, из Лягуш, костерил, выговоры клепал… Он сам никогда не ездил в Верхние Лягуши, а всё участкового этого мучил. И участковый уволился.

По мнению Матвея, после увольнения Зайцева, Соболев оставил Верхние Лягуши без милиции для того, чтобы не слышать больше ничего про чёрта и не лишаться премии из-за «старческого маразма».

2.

Около Чёртового кургана было так людно, как не было, наверное, с тех пор, как курган представлял собой завод «Хозтехник». На влажной после дождя траве, под тёплым солнышком расположились милицейские машины, шесть, или семь карет «Скорой помощи», шумный, газующий компрессор, автобус спасателей МЧС, экскаватор и подъёмный кран. Всю эту «автоколонну» вызвал из Донецка Недобежкин, решив снова спуститься в подземелья «Наташеньки» за телами тех, кого прикончил чудовищный Генрих Артерран.

Экскаватор, шумя и лязгая, расширял ту узкую пещеру, через которую их проводил Хомякович, превращая её в широкий и просторный коридор. У компрессора возились электрики, подсоединяя к нему длиннющий толстый кабель, унизанный «лампами Ильича».

- Ну, что там нужно перевернуть? – вопросил у Недобежкина коренастый крановщик в комбинезоне и в кепке.

- За мной! – крикнул милицейский начальник и рысью двинулся туда, где лежал на боку перевёрнутый подземный вездеход. Вот и горы земли, который он вокруг себя наворотил, вот и дыра, через которую он вырвался на поверхность… И всё – сам вездеход, словно бы распался на молекулы.

- Ну, где? – требовал крановщик, с огромным трудом проводя огромную и тяжёлую машину по кочкам и через кусты.

Недобежкин застопорился и в недоумении уставился на то место, где оставался до этого интересного момента «панцер-хетцер». Возможно, что этот «хетцер» был ещё тяжелее, чем тот кран. Ели его перевернули – то как?? Подъёмный кран оставлял в мягкой земле глубокие следы своих больших колёс. Если бы сюда приезжал другой кран – оставил бы такие же. Но тот, кто перевернул «панцер-хетцер», не оставил вообще, никаких следов. Только у самой дыры виднелся коротенький след от гусениц – словно бы вездеход перевернулся сам и был таков. У милицейского начальника едва не отвисла челюсть, когда он увидел этот короткий след. Это значит, что Генрих Артерран был не последний «аномальный археолог», который обитал там, в этой страшной пещере. Стараясь сохранить спокойствие Штирлица, Недобежкин потоптался на месте и крикнул крановщику:

- Сейчас, разберёмся…

Экскаватор уже закончил работу, и узкая пещерка, скрытая от посторонних глаз массами зелени, превратилась в просторный широкий коридор.

- Куда тянуть? – осведомился у Петра Ивановича бригадир электриков, собираясь уничтожить могильный мрак с помощью длинной гирлянды из мощных ламп.

Председатель Верхнелягушинского сельсовета Семиручко был выпущен из СИЗО на свободу и топтался тут же, неподалёку, заламывая руки. Да, не удалось ему отвадить Донецк от местных «достопримечательностей», и теперь они, из Донецка, понаехали сюда и роют. Если выскочат наружу его манипуляции с мостом – лишиться ему места и томиться в тюремном заключении. Полковника Соболева тоже притащили сюда, как начальника местной милиции и он топтался рядышком с Семиручкой, не замечая, что топчется в луже.