G.O.G.R. (СИ)

- Придётся его к нам, в РОВД тащить, – заключил Серёгин. – У нас там, в изоляторе много таких сидит.

- Ну что ж, – не возражал Курятников. – Вижу, у вас уже есть опыт «лечения» этой «звериной порчи». Если это поможет, то – тащите.

«Заколдованный» Зайцев был снят со стула и снова посажен в автомобиль. Сергей Петрович совсем не сопротивлялся и молчал, как бессловесная рыба. Он ни слова не произнёс даже тогда, когда его провели по коридору в изолятор и втолкнули в одну из камер.

Оказавшись в тесном и прохладном помещении, Зайцев огляделся. Серые стенки, узенькое, забитое толстенной решёткой окошечко, деревянные нары. На нижних нарах режутся в карты два дубоватых «братка» богатырских габаритов, а на верхних – отдыхает некий субъект.

- А… а-ээ, здравствуйте… – выдавил Зайцев окаменевшим языком. – Ээээ.

Субъекты с нижних нар мгновенно оторвались от карт и установили на вновь прибывшего свои пустые и злобные глазки динозавров.

- Гы-гы, – по дурацки гоготнул один, что сидел справа. – У, чайничек!

- Мясцо! – булькнул второй.

Оба поднялись, заставив нары жалобно скрипнуть, расправили свои могучие плечи, сбрасывая гиподинамию. Не спеша, направились они к съёжившемуся к комочек Зайцеву, сжимая железобетонные кулаки.

Насмерть перепуганный таким агрессивным поведением соседей, Зайцев вжался в холодную металлическою дверь и хотел, было, позвать на помощь охранника. Но его язык окаменел до такой степени, что вообще, отказался слушаться, и не смог выговорить ни буковки.

Тип на верхних нарах зашевелился и приподнял свою голову, украшенную блестящей лысиной.

- Кулак, Камень, – обратился он к двум своим соседям. – Не нужно его трамбовать. Помните, что я вам про гуманизм рассказывал? Делайте добро, и вам зачтётся!

Кулак и Камень переглянулись и с виноватым видом убрались назад и забились обратно на нижние нары. Тип с лысиной слез со второго этажа, подрулил к ютящемуся у двери Зайцеву и положил руку ему на плечо.

- Здорово, корешок! – добродушно сказал он. – Меня зовут Батон.

- Зайцев, – представился Зайцев.

- Скажи мне, Заяц, – вздохнул этот самый Батон. – Есть ли на свете справедливость?

А тем временем джип марки «Ниссан – Патруль 4Х» нёсся по Маккеевскому шоссе, рассекая слякоть. Проскочив светофор на красный свет, джип выехал за черту города, промчался мимо запыленной таблички с перечёркнутой надписью «ДОНЕЦК», и поехал теперь по территории Макеевки. За рулём сидела Эммочка, а рядом с ней – на месте пассажира примостился Грегор Филлипс. Филлипс комкал в руках карту, а Эммочка, вертя руль, время от времени бросала на него сердитые взгляды и настойчивейшим образом вымогала:

- Ну, давай, рожай, в какую сторону мне сворачивать?!

- Сейчас! – пыхтел Филлипс, не в силах справиться с похожей на скатерть картой Донецкой области. – Подожди секундочку!

- Ух, болван! – вскипела Эммочка. – Ты же карту вверх ногами держишь! Что ты там поймёшь, оболтус?!

Она протянула руку, чтобы отобрать у Филлипса карту и самой определить, в какую сторону ей следует направить «Ниссан». При этом она выпустила из виду дорогу и ослабила захват руля. Тяжёлый джип вильнул в сторону и едва не спихнул в кювет небольшую машину «Жигули», что катила по встречной полосе.

- Козлы, смотрите, куда прёте! – возмутился водитель «Жигулей», чудом увильнув от страшного удара мощного «кенгурятника» джипа.

- Завали орало! – огрызнулась Эммочка и показала кулак. – Филлипс, дай сюда карту – ты всё равно не умеешь ей пользоваться!

- На дорогу смотри, водила! – оттолкнул её Филлипс. – А то я смотрю, что ты машиной не умеешь пользоваться! И вообще, я не понял, зачем ты этой чувихе-секретарше навязала образ Зайцева?

- Ты просто сундук какой-то! – фыркнула Эммочка, совершив джипом Филлипса достаточно крутой поворот на полном скаку.

- Полегче! – предупредил её Филлипс. – Не забывай, что это – моя машина!

- Не развалится! – отпарировала Эммочка. – А этой секретарше я Зайцева всучила для того, чтобы зациклить Артеррана на Зайцеве и на ментах из их ментуры! Пока он будет со всем этим возиться, мы спокойно себе скатаемся в Верхние Лягуши! Усёк, сундучок?

Вот так, ругаясь и немного дерясь, они ехали прямиком в деревню Верхние Лягуши. Что именно эти двое хотели там разыскать – они и сами пока не уяснили, но считали, что это что-то придётся обоим, как нельзя кстати.

====== Глава 136. Зайцев допрыгался. ======

Зайцев из следователей прокуратуры мгновенно перескочил в разряд преступников. Он хмуро сидел на твёрдом табурете перед Серёгиным, и угрюмо молчал. Сидоров нетерпеливо ёрзал в вертящемся офисном кресле и ездил на нём туда-сюда.

Зайцев молчал не потому что не хотел говорить, а потому что обдумывал такой ответ, который не вызвал бы у него «озверения». Зайцев давно уже хотел во всём признаться, рассказать про Таинственный Голос, который диктовал ему условия, а после – сдаться в руки правосудия. Первый раз Зайцеву не удалось явить на свет божий правду – Таинственный Голос снова зазвучал у него в голове и заставил, вместо слов, говорить «Бе» да «Ме».

- Так вы не знаете ничего про Синицына? – спросил Пётр Иванович, испытующе посмотрев на бывшего следователя прокуратуры.

- Не знаю, – буркнул тот, повинуясь внезапному порыву утаивать правду, чтобы снова не потерять разум. – И Синицына никакого не знаю.

Сидоров пробурчал что-то себе под нос, но вслух не сказал.

- И в деревне Верхние Лягуши никогда не были?

- Что вы от меня хотите? Какие ещё Лягуши?! – вскричал вдруг Зайцев. – Так сразу и сказали бы, что перепутали меня с кем-то! Меня в ваш дурацкий Донецк из Киева назначили, а вы схватили, как бандита, допрашиваете! Только авторитета лишаете и биографию портите! – Сергей Петрович кричал всё это от безнадёги: вздумай он сказать правду – снова превратится в некую овечку.

- Авторитета вы себя уже давно лишили. И свою биографию испортили сами, – спокойно сказал Серёгин. – Следователем прокуратуры вас уже никто не восстановит. Самый лучший выход для вас – всё рассказать.

- Иначе, мы снова посадим вас к Батону, – не вытерпел Сидоров.

Угроза подействовала. Зайцев замахал руками и замотал головой, не желая более выслушивать лекции Батона на тему гуманизма и жалобы на «людей, не ведающих о человечности». За всё время, которое Зайцев провёл в изоляторе, его и пальцем не тронули, однако, зубы у него ныли. Не от побоев, а от слезливых откровений гориллообразных «адептов» Батона Кулака и Камня, да и самого Батона.

- Я не хочу к Батону, – заныл бывший следователь прокуратуры.

- Тогда, в чём же дело? – улыбнулся Сидоров.

- Хорошо, я всё расскажу, – напуганный Батоном, Зайцев стал сговорчивей. – Да, я родился и всю жизнь прожил в Верхних Лягушах. Работал там участковым. И Киева ни разу в жизни в глаза не видел. У нас, в Лягушах, есть заброшенный особняк. А людям казалось, что в нём… чёрт живёт! – Зайцев сделал такое кислое лицо, что Сидоров прямо почувствовал во рту вкус клюквы.

- Чёрт? – удивился сержант и подъехал на своём кресле ближе к Зайцеву.

- Угу, – понуро кивнул Зайцев. – И все без конца жаловались, что чёрт их пугает и может заесть. А меня начальство всё время грызло за этого чёрта!

- Постойте, – перебил Серёгин. – Это всё очень интересно, но никак не относится к делу. Чёрт какой-то… Причём здесь чёрт?

- Это вы постойте, – обиделся Зайцев. – Чёрт этот, как раз, и относится к вашему делу!

- Ладно, – пожал плечами Пётр Иванович. – Рассказывайте дальше.

- Так вот, – продолжил Зайцев. – Грызло, меня, значит, начальство за чёрта. А я всё время думал, что это – не чёрт, а жулики. Я, наверное, раз двадцать туда ходил, в особняк, но всё было бесполезно: никого никогда я там не находил. Но вот, в один прекрасный день, мне вдруг «посчастливилось»… Э-э-эх! – Зайцев безнадёжно махнул рукой. – Чего говорить! Пришёл ко мне в ОПОП тракторист, самый, скажу я вам, дрянной человек во всех Лягушах: пил, дебоширил, водился с кем попало, топил в озере трактор за трактором… – в общем, вы понимаете.